Семён Данилюк - Остров незрячих. Военная киноповесть
— Ну, теперь-то сообщим! — Гаврилов, оборотясь к двери, набрал в грудь воздуха.
— Отставить! — потребовал Гулько. — Из их разговоров я понял: цель десанта — один из заводов ФАУ. Там, похоже, осталась спрятанная секретная документация. Планируют захватить ее, чтобы подороже продаться союзникам. Всю операцию собираются провернуть этой ночью! И если мы промедлим и упустим, то это…Пособничество!
— Откуда вы-то про всё это узнали? С чего вдруг поделились? — во взгляде майора пробурилась подозрительность.
Гулько гневно поджал губы.
— А вот с этого! — он ткнул в свое окровавленное лицо. — Меня, видишь ли, пытали. И не стеснялись при мне обсуждать. Потому что я для них живым трупом был! Как-то, видать, не рассчитывали, что мне бежать удастся…Зато теперь знают!
Он озабоченно глянул на часы.
— Знают. А значит, поспешают. Время теряем, майор!
— Так сейчас свяжемся, доложим. Будет приказ, нажать на гашетку — минутное дело! Правда, с топливом незадача! — майору отчаянно не хотелось сейчас, накануне победы, вновь идти в бой, рисковать жизнью.
— Я — твой приказ! — отрубил Гулько. Он заметил нарастающее в глазах комбата упрямство. — Как ты думаешь, почему я к тебе ехал с конвоем?
— Ну, откуда ж мне?.. — Гаврилов поскучнел.
— Врешь, всё ты понял! — уличил его особист. — С тем самым и ехал. Только, видно, не знаешь, что девка эта, Герда, что ты по пьянке на глазах у матери шпокнул, померла!
— Какая еще Герда? — у майора пересохло в горле.
— Ты Ваньку не валяй! — прикрикнул Гулько. — Там свидетелей полдома. Они и заявление в комендатуру накатали. Мало тебе было малолетку трахнуть, так ты ей, паскуда, веретило своё в детскую попку запихал так, что кишка — вдребезги!
Гневным взглядом он подавил слабую попытку возразить.
— Может, до тебя, педофил хренов, приказ маршала Рокоссовского от третьего апреля не довели?! Так я доведу! Расстреливать такую сволочь на месте. Власть на то имею. Понял?!
— Выпивши был! — прохрипел безысходно Гаврилов. Обхватив руками голову, он согнулся на табурете и безысходно застонал. Гулько отечески возложил руку на ссутулившуюся спину.
— Так вот, майор, твой последний шанс отслужиться перед Родиной! (Гаврилов осторожно отодвинул одну из ладоней от уха) — уничтожить власовский десант. Уничтожишь — спишем! Нет — и тебя нет. Как говорится, или грудь в крестах, или сам, — Гулько пальцем потыкал в спину Гаврилова, будто пулями прошил, — в кустах. Выбирай!
Гаврилов обнадеженно поднял голову. — Смоешь вину кровью, и — все дела! Поняв засевший в его голове вопрос, Гулько снисходительно засмеялся. — Не дрейфь, мужик, — тебе лучшее из покаяний выпало, — позор смыть чужой кровью! Никаких орудий, никаких фаустов и прочего у них нет! — бодро заверил его Гулько. — Автоматы да противопехотные гранаты. Они ж на бой с танковым подразделением не рассчитывали. Сколько у тебя на ходу машин? — Десять. — Перемешаете с землей, даже не заметив. Гулько подстегивающе постучал по часам.
— Поднимай батальон, майор! Задачу сам поставлю. А она простая, давно уж во всех приказах прописанная: с власовцами в переговоры не вступать! Пленных не брать. Всех перемешать с землей! Гулько отвел глаза, чтоб комбат не заметил запрыгавшего в них предвкушения.
— Товарищ капитан! — прерывистый Сашкин голос разбудил задремавших любовников.
Маша стыдливо натянула одеяло. К ее испугу, полуголый Арташов устремился к двери, — в оттенках Сашкиных интонаций разбирался досконально.
— Упустили, раззявы?! — еще возясь с задвижкой, догадался он.
— Сбежал, — убитым тоном подтвердил Сашка. — Оглушил Мухаметшина, связал и — в окно. Оттуда, видать, через забор. Еще телефонический аппарат разломал, гнида. Говорил, надо было сразу кончать!
— Давно?
— Считай, часа с два, — Сашка виновато повел плечами. — Все ж дрыхнут.
— Может, догоним?
— Я уж прошел по следу. Там, за посадками, на развилке у него «Виллис» стоял.
— Черт! Даже этого не сообразили, — огорчился Арташов. — Прав был Полехин, — рано воевать кончили!
Он глянул на часы.
— Ищи транспорт. Немедленно едем в штаб. Все равно для него другого пути как попытаться первым нас оговорить, не существует.
Прикинул не слишком уверенно:
— Ничего. Нас тут много. Не карателю же вера будет.
Он вдруг застыл, вслушиваясь в нарастающий свистящий звук. В саду у дома раздался взрыв от разорвавшегося снаряда. Дружно повылетали стекла. Арташов и Сашка переглянулись. Новый взрыв, на этот раз возле крыла дома, вывел их из оторопи. — Кажись, по нам выцеливают, — пробормотал Сашка.
— Фашистский десант! Всех в ружьё! — Арташов бросился одеваться, кинул платье Маше.
Ухватил за гимнастерку метнувшегося Сашку:
— Оттянуться от дома и занять оборону! А я пока детей отведу к побережью, в дюны.
Перепуганная Маша едва сумела попасть головой в платье. Арташов ухватил ее за плечи.
— Машенька! — стараясь перекрыть новый нарастающий гул, выкрикнул он. — Надо спасать детей.
Он пригнулся, прикрывая ее от очередной ударной волны.
— Ты поняла меня?! Если поняла, кивни.
Маша поспешно закивала.
— Хорошо! — Арташов торопливо поцеловал ее. — Я на второй этаж, за стариками. А ты выводи девчонок с заднего хода. Веревки обязательно прихватите. Но главное, чтоб без паники. Иначе! Сама понимаешь! Поэтому главное — без паники! Надень улыбочку и…
Маша метнулась вглубь дома.
Странная процессия продвигалась среди ночи в сторону побережья. В середине цепочки, цепляясь за веревку, которую тянула за собой Невельская, гуськом, то и дело спотыкаясь, падая, вновь поднимаясь, ковыляли полураздетые слепые девочки. Сзади и по краям, пригибаясь к земле и содрогаясь от разрывов, оглядываясь на пылающий дом, шли взрослые. Беспрестанный детский плач и женские всхлипы перекрывались ровным, бесстрастным голосом баронессы Эссен: — Alles in Ordnung, Mädchen. Keine Panik. Das sind gewöhnliche Militärübungen. Wir sind doch mit euch zusammen! Da gibt es nichts zu fürchten [22].
С менторским этим тоном контрастировали полные страха глаза баронессы. Новый разрыв вызвал среди слепых девочек крики ужаса. И Эссен, преодолев страх, вновь принялась успокаивать остальных столь равнодушно, будто и впрямь не было для нее ничего привычней ночных обстрелов. — Hinlegen! Gut, Mädchen. Jetzt auf, meine Braven. Die tapfersten bekommen zum Frühstuck noch einen Knödel als Beigabe [23]. Заслышав вопль страха кого-то из обслуги, тем же ровным голосом перешла на русский: — А если какая-то дрянь не умеет сдержать нервы, лучше пошла прочь, но не сметь пугать детей!
Шедшая с другой стороны Маша то и дело бросалась к очередной оступившейся девочке, заботливо поднимала, успокаивала и беспрестанно с тревогой посматривала вперед, силясь различить фигуры Арташова и Горевого, прокладывавших путь остальным.
Арташов бесконечно оглядывался на разрывы, на горящий особняк.
— Долго еще?!
— Метров триста, если не сбились, — прерывисто ответил Горевой. — Там большой валун! За ним и укроемся.
Он остановился перевести дух.
— Что ж это все-таки, господин капитан? Неужто танковый десант?
— Похоже на то. С острова Борнхольм. Проморгали. Должно быть, к заводам ФАУ рвутся.
— Но к заводам прямой путь вдоль побережья. Зачем им дом-то наш? Это ж крюк. А?
— Черт его знает, — Арташов беспокойно обернулся. — Веди, веди, отец! Минута дорога!
— Я с вами вернусь! — объявил Горевой. — Стрелять, слава Богу, не разучился. А вам сейчас каждый лишний человек сгодится. — Да не человек! Гранат бы противотанковых. Они так всех моих повыбьют! — в отчаянии выкрикнул Арташов. Он бессмысленно принялся крутить окуляры бинокля. Вспышка на секунду осветила машины наступающего врага. Лицо Арташова посерело.
— Наши, — глухо произнес он.
— Кто ваши? — оторопел Горевой.
— Наши танки, — Арташов помотал головой. — Безумие! Но нас атакуют наши танки!.. Вот что! Мы уж далеко отошли. Дальше вы сами. Укроетесь за валуном и ждите. А я к своим… Это приказ! — пресек он возражение. — Ваша боевая задача — обеспечить сохранность детей и женщин. — Слушаюсь! И позвольте, как говорится, пожелать!.. — Горевой протянул для рукопожатия руку. Но спутник, только что дышавший ему в лицо, успел раствориться в темноте. — Удачи! — договорил, уже в пустоту, старик.
Он вернулся к отставшей цепочке. Маша, державшая за руку самую младшую — Розу, — при виде одинокого Горевого вскрикнула.
— А где!?.. Горевой хмуро кивнул в сторону разрывов.
— Опять! — простонала она. Ухнул новый взрыв, уже в непосредственной близости от цепочки.
— Hinlegen! [24] — истошно выкрикнула Маша и кинулась на землю, подмяв под себя Розу. Подле них раздался женский вскрик, короткий детский стон.
