Джеймс Холланд - Миссия «Один» (в сокращении)
Ларсен схватил Целлнера за шиворот, рывком поставил на ноги.
— Я хочу знать, что он сделал с моим двоюродным братом!
Шеванне обратился к Целлнеру.
— Capitaine, — произнес он, — можете ли вы дать мне честное слово офицера, что не причинили вреда двоюродному брату лейтенанта Ларсена?
Целлнер провел рукой по вороту.
— Конечно.
Ларсен уставился на него полными гнева глазами:
— Вы лжете.
Таннер положил руку на плечо Ларсена:
— Оставьте его, сэр.
Ларсен, покачивая головой, ушел.
— Сэр, — спросил у Шеванне Таннер, — неужели вы думаете, что его слово хоть что-нибудь значит? Это же паршивый нацист.
— Что не мешает ему оставаться офицером, — ответил француз. — Вы, возможно, и не понимаете, что такое честь, сержант Таннер, а вот я понимаю.
— Не думаю, — сказал Таннер и пошел к своим солдатам.
Тут немец увидел среди деревьев своих солдат и что-то сердито сказал Шеванне, немедленно окликнувшему Таннера:
— Сержант! Вернитесь! Что вы сделали с пленными? Они же замерзнут до смерти, если мы оставим их в таком виде.
— И в этом случае у нас будет меньше поводов для беспокойства. На самом деле, сэр, — продолжил Таннер, не обращая внимания на едва скрываемый гнев лейтенанта, — я гадал, как собираетесь поступить с ними вы. Тащить их с собой мы не можем, отпустить тоже. Есть, конечно, один способ сбыть их с рук…
— О чем вы, сержант? Вы предлагаете расстрелять их?
— Разумеется, нет, сэр. Я думал о том, чтобы найти еще одну хижину и оставить их в ней связанными. Если устроить их поуютнее, они, возможно, уцелеют. Сейчас уже не очень холодно.
— Или вы могли бы вернуть им, руководствуясь честью, их одежду.
Терпение Таннера лопнуло.
— Похоже, вас ничего, кроме чести, не заботит. Это не рыцари в сияющих доспехах, это солдаты, и мы с ними воюем. На то, что эти фрицы испытывают неудобства, мне плевать. Мне важно сохранить жизнь моим солдатам. А кроме того, я дал слово обеспечить безопасность господина Сандвольда и собираюсь сделать для этого все возможное. Если же вам это кажется неправильным, значит, вы еще глупее, чем я думал. Сэр.
Шеванне пошевелил губами, словно собираясь что-то ответить, но вместо этого лающим тоном приказал своим солдатам выступить в путь, взяв с собой пленных.
Они построились в колонну, пленные подняли Риггса, Саксби и раненого француза, которые лежали на носилках, сооруженных из винтовок и шинелей. Температура воздуха была на несколько градусов выше нуля. Света оставалось еще часа на два.
Время от времени Шеванне останавливался, оглядывал в бинокль окрестности. Так они продвигались около получаса, и тут французский лейтенант приказал выйти из-под деревьев и начать подниматься в гору. Люди встретили этот приказ стонами, однако и Таннер уже различил вверху за деревьями хижину. Возможно, Шеванне начал-таки прислушиваться к голосу разума.
— Только бы не еще одна ночь в хижине, — сказал Хепуорт.
— Уверен, Шеванне знает, что делает, — сказал Таннер.
— Я смотрю, ты запел по-другому, — заметил Сайкс.
— Просто он делает то, что я ему сказал. Мы оставим пленных вон в той лачуге. — И он указал на уже хорошо различавшуюся за деревьями хижину.
Когда они добрались до нее, Шеванне приказал загнать заключенных внутрь. Там их связали кусками бикфордова шнура. Таннер заметил, что на шее у Целлнера все еще висит бинокль, а на ремне — пустая кобура.
— Это я у вас забираю, — сказал он, снимая с Целлнера бинокль, кобуру и прикрепленные к поясному ремню патронташи.
Целлнер пристально посмотрел на него, потом на его винтовку.
— Снайперская винтовка, — по-английски сказал он, — я не забуду этого, Таннер. И, когда мы встретимся снова, я тебя убью.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Таннер, а потом врезал кулаком Целлнеру в висок. Немец захрипел и потерял сознание.
— Где ты этому научился? — спросил Сайкс.
— Армия может научить многому, — ответил Таннер, — в том числе и боксу. Я не люблю вот так вырубать людей, но это — кусок дерьма, и он грозился убить меня.
Оставив связанных немцев в хижине, солдаты вернулись в лес. Шеванне объявил привал.
— Надо немного отдохнуть, — сказал он.
К Таннеру подошел Ларсен.
— Я хочу извиниться. Я плохо повел себя с тем немцем.
— Вам не за что извиняться, сэр.
— Нет, я виноват, — ответил Ларсен. — Мы остановились на ферме моего двоюродного брата, взяли его грузовик. Я тогда не подумал об этом, но потом мне стало ясно, что немцы возвратятся туда и увидят, что грузовик исчез.
— Вы думаете, они забрали вашего брата?
— Не знаю. Они могли и убить его. — Он вздохнул. — Понимаете, меня все время преследовала эта мысль. Ну, в общем, я просто хотел все объяснить вам.
Таннер кивнул.
— Спасибо, сэр, — сказал он и, сделав несколько шагов, прислонился рядом с Сандвольдом к дереву.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — спросил Таннер.
— Устал, — ответил норвежец. — Как-никак, мне сорок семь лет. Для мужчины моего возраста этот поход слишком труден и долог.
И он вдруг начал медленно сползать по стволу. Таннер подхватил его, опустил на землю.
— Что случилось? — спросил подбежавший к ним Ларсен.
Подошел и Нильсен:
— С ним все в порядке?
Таннер нащупал у Сандвольда пульс.
— Просто отключился.
Он вытащил фляжку со шнапсом, налил немного спиртного в рот норвежцу. Тот, отплевываясь, открыл глаза.
— Простите, — сказал он. — Что вы могли обо мне подумать?
Таннер протянул ему фляжку:
— Все нормально. Выпейте немного. — Он встал, оказавшись между двумя молодыми норвежцами. — Нужно найти место, где можно было бы отдохнуть и поесть.
— Вы правы, сержант, — ответил Ларсен. — Если мы будем продолжать в том же духе, никому из нас долго не протянуть, а уж профессору Сандвольду тем более.
Профессору? Таннер оглянулся на Сандвольда.
— На этой стороне долины есть несколько ферм, — заметил Нильсен.
— Нам необходимо соблюдать осторожность, — сказал Таннер. — В долине теперь немцы, и понять, кому мы можем доверять, а кому нет, трудно. Но если придется рискнуть и довериться какому-нибудь фермеру, значит, так тому и быть.
— Съесть бы чего-нибудь горячего, — улыбнулся Нильсен. — Ради этого я прямо сейчас рискнул бы очень многим.
Пошел снег, не густой, но Таннер, увидев падающие с неба хлопья, все равно обрадовался. Разумеется, Целлнер и его люди вполне могут освободиться и спуститься вниз. Там они получат помощь и снова начнут рыскать по горам. Он поднял к небу лицо, ощутил, как на него опускаются и сразу начинают таять снежинки. По крайней мере снег заметет их следы.
Затем он увидел, как Сандвольд поднялся на ноги, покачнулся, схватился рукой за ствол дерева.
— Давайте-ка я вам трость сооружу, профессор.
Таннер поднял сосновый сук, обрубил штык-ножом веточки.
— Спасибо. — Сандвольд выпрямился. — Знаете, мне и в самых страшных снах ни разу не привиделось, что я брожу на рассвете по горам и молюсь о том, чтобы меня не подстрелили.
Он покачал головой.
— У вас есть семья, сержант?
— Нет, — ответил Таннер. — Только армия.
— Холостяк, как и я, — улыбнулся Сандвольд, — обвенчанный со своей работой. Но у меня еще жива мать. Во всяком случае, я молюсь о том, чтобы она была жива. Как только началось вторжение, мне было приказано покинуть Осло, однако мать поехать со мной не могла, а я считал, что не вправе оставить ее. Потом появился полковник Гулбранд с тремя офицерами, и вдруг выяснилось, что принимать решения — уже не мое дело. И все это из-за моей работы и того, что я знаю. — Он снова вздохнул. — Если бы вам удалось вытащить меня отсюда, я был бы вам очень благодарен. Я хочу помочь моей стране.
— А почему вы обращаетесь с этой просьбой ко мне? — спросил Таннер. — Наш командир — лейтенант Шеванне. К тому же здесь двое ваших соотечественников.
— Я заговорил с вами потому, что знаю, о чем просил вас полковник Гулбранд. Я слышал каждое слово вашего разговора. И я полностью согласен с полковником. Вы, безусловно, очень опытный и умный солдат, сержант.
— Спасибо, — ответил Таннер. — Я сделаю все, что в моих силах, профессор.
Шеванне согласился с тем, что следует найти ферму, на которой можно будет отлежаться. Сейчас они находились на пару миль севернее Треттена, шли по густому лесу. Затем вышли из него на горное пастбище. Снегопад прекратился. На дальнем краю пастбища обнаружилась калитка, а за нею тропа.
Нильсен и Ларсен повели всех по тропе, которая в конце концов уперлась в фермерскую усадьбу. Два норвежских офицера осторожно направились к дому, все прочие остались ждать. Ожидание тепла и еды ударяло в головы, точно крепкое вино. Таннер смотрел, как норвежцы подходят к дому. Залаяла собака.
