Александр Чуксин - Однополчане
Стараясь удержать рыдания, Банникова закрыла комиссару глаза. Когда вернулись Таня и Анна, Банникова все так же недвижно сидела у кровати.
— Мама, — бросилась к ней Таня, — сейчас профессор… — и осеклась, увидев мертвого комиссара.
Немного позже пришел Константинов с врачом…
* * *К вечеру следующего дня комиссара положили в гроб, убрали зеленью. Константинов стоял у изголовья, осунувшийся, бледный. Банниковы сидели рядом, не сводя с комиссара глаз. Это было последнее прощание с человеком, который стал им дорог.
Кто-то постучал в окно. Татьяна быстро встала с дивана и подошла к дверям.
— Кто там? — взволнованно спросила она.
— Свои.
В комнату вошла группа людей. Это были рабочие железнодорожных мастерских, где до войны работала Банникова. В руках у них были лопаты, кирки.
— Ну, соседушка, могила готова. Надо поторапливаться, а то ищейки гестапо по пятам ходят, — заговорил пожилой рабочий. Он вытер рукой запорошенное снегом лицо, подошел к гробу.
— Не лучше ли ночью схоронить? Зачем рисковать, у вас семьи, — проговорил Константинов.
Рабочий сердито повел бровями.
— Мы своего летчика хотим по-своему хоронить, и бояться нам некого.
Четверо рабочих подняли гроб, молча вышли. За ними последовали Таня с матерью и Константинов.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Весной 1942 года полк перебазировался в район Северного Донца. Небольшой аэродром находился на возвышенности, покрытой густой зеленью. С посадочной площадки виден был Изюм, искалеченный бомбежками: каждый день более пятидесяти немецких самолетов появлялось над городом.
С юга аэродром огибала большая грунтовая дорога, связывающая наш тыл с фронтом. Ежедневно на рассвете появлялся немецкий разведчик, наблюдавший за движением наших войск. Это был самолет итальянской марки «макки», похожий на советский самолет «чайка». Когда «макки» первый раз вынырнул из облаков, никто не обратил на него внимания, считая своим. Нескольким солдатам это стоило жизни. За «макки» стали следить. Наши летчики настойчиво охотились за ним, но он никогда не вступал в бой. При появлении советских самолетов он скрывался.
Вот и сейчас «макки» выпал из мутно-голубых облаков и, описывая круги, стал летать недалеко от аэродрома. На хвосте самолета четко выделялся черный пиковый туз.
— «Макки» охраняет подходы к нашему аэродрому, — шутливо проговорил Пряхин. — А наши появятся, и он, как заяц, в кусты.
— Да, повадка труса, — соглашались летчики, — но нахален, стервец.
В стороне, подпрыгивая на выбоинах, ехала легковая машина. К ней от своего самолета быстро шел Банников.
— Ты куда, Борис? — окликнул его Пряхин.
— В Изюм, за Колосковым. Госпиталь в тыл эвакуируется, и подполковник боится, как бы не потерялся Колосков.
— Ну, ну, двигай. И Яше привет передавай. Жаль, Назарова нет, с тобой бы попросился…
Изюмский госпиталь был уже на колесах. Молоденькая сестрица ввела Банникова в большой автобус. Внутри по боковым стенам висели кровати, в которых лежали тяжелораненые. Банников окинул их быстрым взглядом. В углу лежал Колосков.
— Приехал! — обрадовался Яков. — А меня профессор после пустяковой операции лежать заставил. — Колосков поспешно надел сапоги.
— Пойду попрощаюсь с Лидой, она здесь лежит.
Яков осторожно подошел к кровати.
— Лида, уезжаю в часть, — обращаясь к девушке, проговорил он.
Лида с трудом улыбнулась.
— Спасибо, что не забыл… — ее большие впалые глаза смотрели печально.
— Успокойся, все будет хорошо. Поправишься — и опять к нам.
— Я к сестре поеду, она живет в станице Белокаменской, — чуть слышно ответила Лида.
На обратном пути летчики говорили о Лиде, о родных и близких.
— Никак не дают мне покоя мысли о маме и сестре, — говорил Банников. — Трудно им. Обе они по характеру вспыльчивые, непокорные. Терпеть не станут.
— А ты, видно, в отца, спокойный, уравновешенный, — заметил Колосков.
— Я… У меня судьба другая, Яша. Я ведь был беспризорником. Как-то в 1926 году в Харькове сидел на тротуаре и завязывал бечевкой развалившиеся ботинки. Вижу, подходит какая-то женщина.
— Что, мальчик, починкой занялся? — спросила.
— Да, — говорю, — беда. Старое рвется, а новое не шьется.
Мне тогда было семь лет. Я рассказал, что родные мои умерли в Донбассе. Остался где-то на Украине дед, мама к нему послала. А я в Харьков отправился, учиться решил. Вот закончу ремонт и пойду в милицию, доложу о своем приезде.
— Тяжеловато тебе будет.
— Я ко всему привычный. Беда моя, говорю, возраст мал.
— Как тебя зовут?
— Борис…
— Пойдешь ко мне в сыновья?
Неожиданно это было, но я, не колеблясь, ответил:
— Пойду.
— У меня есть девочка, поменьше тебя. Живем с ней вдвоем.
— Так, значит, ты не родной ее сын? — изумленно воскликнул Яков, — и Таня тебе не сестра?
— Не родная она, но была не хуже родной. В первый день я сказал матери: «Пока я буду звать тебя тетей. А если будешь настоящей мамой, то…».
И назвал ее мамой через три дня…
Разговор прервал сильный рев моторов в воздухе. На высоте шел жаркий бой двух советских бомбардировщиков с немецким хищником, который всеми силами пытался уйти в облачность. Банников узнал итальянскую машину из отряда «пикового туза». Бомбардировщики яростно атаковали немца, прижимая его к земле.
— Можно утверждать: немец на «пиковом тузе» проиграет, — подмигнул шофер.
«Пиковый туз», сделав крутой разворот в сторону левого бомбардировщика, пошел ему прямо в лоб, открыв ураганный огонь. Шофер испуганно воскликнул:
— Пропал бомбардировщик!
— Не пропадет, — сказал убежденно Колосков.
Удачная очередь пулеметов второго бомбардировщика зажгла немецкий самолет. С земли было видно, как «пиковый туз» бросился в сторону, в глубокую спираль, пилот вывалился из кабины и повис на стропах парашюта.
Машина свернула с дороги и помчалась по полю к месту предполагаемого приземления парашютиста. Видно было, как немец упал на землю, быстро подхватился и помчался к лесу. Тотчас же Банников и шофер выскочили из машины и бросились вдогонку. Немец, достигнув опушки, оглянулся и устремился к Донцу.
Банников решил во что бы то ни стало настичь врага. Он нагнулся, сбросил сапоги и побежал дальше. Вот немец уже близко, Банников выхватил пистолет и открыл по нему огонь.
Внезапно в лесу разорвался снаряд, за ним другой. Видимо, немцы подошли вплотную к Донцу. Банников в нерешительности остановился.
— Надо отходить, — раздался сзади запыхавшийся голос шофера, — немцы наводят переправу.
В это время фашист подбежал к реке. Банников быстро прицелился, но выстрела не последовало — кончились патроны. Фашист прыгнул в воду с крутого берега, лег на спину и поплыл по течению на юг, туда, где немцы строили переправу. Банников яростно погрозил кулаком:
— Все равно, гад, не уйдешь! Под землей разыщем!
Когда машина подъехала к аэродрому, полк уже сворачивался.
— Товарищ командир, прибыли! — доложил штурман командиру полка.
— Берите с собой в легковую машину четырех техников и быстро уезжайте. Я с инженером полка полечу на У-2. Эх, оставлять жалко, — Зорин показал на одиноко стоящий бомбардировщик. — Мотор и планер хороши, а шасси надломленно, не взлететь!
— Товарищ командир, если разрешите — взлетим. Шасси можно усилить деревянными распорками.
Колосков ждал ответа.
— Зачем рисковать жизнью?
— Товарищ подполковник, разрешите, — вмешался Банников. — Жалко ведь машину…
— Ладно. Даю полчаса. Инженер, посмотрите, что надо — сделайте…
Немецкие снаряды уже рвались на восточной окраине аэродрома, когда Колосков вырулил на взлетную. Самолет, набирая скорость, побежал по зеленому полю и незаметно оторвался от земли. Все вздохнули с облегчением.
— Пора и нам. Немцы близко, — и, обращаясь к Пряхину, Зорин приказал: — Идите оврагами, навстречу вышлю машины.
Когда командир полка улетел, Пряхин подошел к техникам.
— Медлить некогда. Немцы обошли нас с севера и юга. До нового аэродрома сто километров. Будем пробираться оврагами. Оружие у всех есть?
— Да.
Через несколько часов подъехали к реке. Возле переправы столпилось много народа. Люди ждали, пока пройдет встречная колонна танков. Тяжелые, новенькие машины, поднимая пыль, медленно одна за другой расходились по полю, готовясь к встрече с врагом.
Высоко в небе большой группой пролетели фашистские самолеты. Но не успела скрыться с глаз замыкающая группа, как самолеты стали разворачиваться обратно. Раздался свист падающих бомб. Шеганцуков выскочил из легковой машины.
— Скорее в лес! Заходят на переправу!
