Александр Чуксин - Однополчане
Техника Исаева налет застал у машины. Он бросился к укрытию, его догнала пуля и он, нелепо подпрыгнув, повалился на землю. Тотчас же из укрытия выскочила Лида и, пригибаясь, побежала к Исаеву.
— Постой, сестрица! — крикнул вдогонку Шеганцуков и пополз следом за ней. А в небе с устрашающим ревом пикировали немецкие самолеты. Был слышен резкий посвист пуль да видно было, как клевали они землю.
Вдруг Лида покачнулась, сделала еще несколько шагов и остановилась.
— Мирон! — крикнула она и упала рядом с Исаевым. — Я сейчас, вот только…
Подоспевший моторист подхватил девушку под руки и бережно опустил на землю.
С востока показались наши бомбардировщики в сопровождении истребителей. Немецкие летчики поспешно прекратили обстрел аэродрома и повернули машины на запад. К раненым бежали люди.
Лейтенант Назаров первым зарулил на стоянку самолет, выключил мотор и вылез из самолета. К нему подошел Шеганцуков.
— Товарищ командир. Лида…
— Что с Лидой?
— Налет был, бросилась на помощь к Исаеву, да себя не уберегла…
Назаров схватил за плечи моториста:
— Говори толком, жива? Где она?
— Успокойтесь, товарищ командир, в лазарет отправили…
В лазарете Назаров Лиды не застал. Ее, как тяжелораненую, отправили в тыловой госпиталь.
* * *В этом году на юге зима была суровой и очень снежной. Летчики ходили в меховых комбинезонах и унтах тяжелой, усталой походкой. Спали они под крыльями самолетов, готовые взлететь каждую минуту, и ночью им приходилось просыпаться от пронизывающего холода.
В эти трудные дни Колосков не летал — болела раненая рука. В госпиталь его не отправили. Командиру жаль было расставаться с хорошим летчиком. Да и сам Колосков наотрез отказался ехать в тыловой госпиталь. Вот и сидел Яков на «вынужденной посадке», в полковом лазарете — тесной крестьянской избушке.
Как-то утром к нему ворвался Дружинин.
— Скорее, Яша, на митинг… Нашему полку присвоено звание Гвардейского, — запыхавшись, проговорил он.
— А врач пустит? — оживившись, спросил Колосков.
— С ним договорились. Меня командир полка с аэродрома на машине прислал… Скорее, нас ждут. Ты выступать должен.
— Так быстро… Что я скажу, какой из меня оратор. — Идем, идем скорей, там разберемся.
На аэродроме, вдоль боевых самолетов, стояли летчики, штурманы и техники. Митинг открыл комиссар полка, дал слово Зорину.
— Товарищи, друзья! — простуженным голосом заговорил командир полка. — Нам присвоено высокое звание советских гвардейцев. Большая честь… Не легко она досталась нам… многих среди нас нет… Мы, оставшиеся в живых, обязаны утроить свои удары по врагу… Все свои помыслы, всю свою силу отдадим на благо Отчизны. Ибо самое дорогое для каждого из нас — Родина!
Выступали летчики, техники, оружейники. Старший лейтенант Колосков, придерживая забинтованную руку, бросал короткие, отрывистые фразы:
— Не пожалеем жизни… Не будет пощады врагу… Клянемся…
* * *К вечеру поднялась поземка. Ударил мороз. Холодный ветер в злобе срывал с плоскостей самолетов корки тонкого льда. Зорин поднял воротник реглана и стал спиной к ветру. С посадочной полосы уходить не хотелось. Из армии сообщали, что в полк вылетели с подарками уральские рабочие.
Из крайней землянки, врытой глубоко в землю, щуря глаза от ударившего в лицо ветра, вышел Чугунов. Он тоже с нетерпением ждал гостей. Он надеялся получить весточку от отца, который работал на одном из уральских заводов.
Чугунов подошел к командиру:
— Долго что-то не летят. Уже собрались все. — Погода нелетная, боюсь — не доберутся.
Из ближней землянки, запорошенной снегом, выскочила группа мотористов во главе с Шеганцуковым. Он бежал впереди всех, размахивая руками, кричал:
— Вылетели, вылетели. По телефону сообщили, сам слышал.
Вскоре ветер донес звуки мотора. На горизонте появился «Дуглас». Самолет летел так низко, что казалось, он бежит по земле. Не долетая аэродрома, летчик горкой набрал высоту и тут же выпустил шасси. На звук моторов из всех землянок выбежали летчики, штурманы и техники.
Из самолета выходили гости. Впереди шел пожилой мужчина. Он отрекомендовался командиру:
— Вихров Павел Сидорович. Представители металлургических заводов Урала прибыли к вам.
— Очень рады. Добро пожаловать, — быстро проговорил командир.
— Комиссар полка, — представился гостям Чугунов.
— Комиссара знаем, отец у нас работает. Потомственные уральцы. В адрес вашей части, товарищ Чугунов, есть много писем от заводских девушек. Просят передать лучшим летчикам и техникам, — Павел Сидорович передал Чугунову большую связку писем. — Примите от нас также скромные подарки. — Он кивком головы показал на самолет, откуда уже сгружали ящики и бочки.
— Большое вам спасибо, — ответил командир.
— Через Москву летели? — спросил Чугунов.
— Да, через Москву, — ответил Вихров. — Ну, ведите к бойцам, поговорить надо. Много слышали о них хорошего. Молодцы!
От этих теплых слов и от того, что в часть приехали гости из далекого тыла, на душе Шеганцукова потеплело и он вдруг спросил:
— Скажите, как в тылу? Мы… — и, смутившись, замолчал.
— Живем… Не падаем духом, на лучшее надеемся. Работаем много. Сейчас выпускаем для вас такие самолеты, что враг от злости лопнет.
— Машины, что и говорить! Скорость полтыщи перемахнула. На каждой пушки, пулеметы, — добавил другой рабочий.
— Правильно, Васятка, — подтвердил Вихров. — Народ у нас исключительный, работящий, по трое суток не выходит из цехов. Да вот взять самого младшего из нас, — он показал на Василия, который сразу же смущенно опустил большие пушистые ресницы.
— Ну, ну, не красней, чай не девица. Правду говорю, — с улыбкой продолжал Павел Сидорович. — Ежедневно выполняет задание на 300 процентов. Каков?
— Я что, — сказал Василий. — Сами, небось, за пятьсот даете…
— Я начальство, мне положено, — шутливо ответил Вихров, — а вот батю твоего, комиссар, не догоню. Недавно шестьсот процентов дал старик!
— Да, батя у меня человек настоящий, крепкой закалки, — проговорил Чугунов, не пряча радости своей и гордости за отца.
— Ну, дорогие, прошу в землянку, вас там ждут. — Возле большой землянки Зорин остановился. Открыв дверь, он громко крикнул: — Встречайте, наши прилетели!
В землянке было душно. Маленькая печурка накалилась докрасна. За тремя столами, сбитыми из снарядных ящиков, сидели летчики и штурманы. При виде гостей, все встали. Комиссар представил личному составу старшего группы.
Вихров с минуту молчал, потом вскинул лохматые брови, кашлянул и глухим басом заговорил:
— Товарищи! Мы приехали к вам с Урала. Нас прислал рабочий класс посмотреть, как вы воюете, что вам нужно для победы над врагом.
— Самолеты требуются, папаша! — выкрикнул из угла землянки Пылаев.
Вихров улыбнулся, сделал короткую паузу и, помрачнев, продолжал:
— Что ни сводка, так одни и те же страшные слова: оставили столько-то городов и сел, не вернулось на свою базу с десяток наших самолетов. К этому никогда не привыкнешь. Не пора ли, дорогие товарищи летчики, остановить врага, чтобы в тылу, в цехах и дома ваши семьи смогли слышать только радостные вести. А самолеты будут, оружие будет, — он поднял большой жилистый кулак, внушительно потряс им.
Когда Вихров замолк, поднялся командир полка. Четко, словно клятву давая, сказал:
— Передайте нашим, пусть работают спокойно, врага мы бьем, будем бить впредь и, верьте, прикончим. Причем — в собственной его берлоге.
* * *В лазарет Якова сопровождал Дружинин. Долго молчали. И уже в самом конце пути Колосков задумчиво проговорил:
— А ты помнишь, Григорий, первый наш день в полку? И недавно это было и в то же время очень давно.
— Да, тогда нас было трое из одного училища… Лучше б третьего не было…
— Кто же знал…
А в это время в районе Волчанска рядовой Константинов бросил последнюю связку гранат в немецкий танк и, пригнувшись к земле, закрыл глаза. Раздался взрыв, танк повалился набок. Тяжелораненый Константинов сполз в воронку от бомб. Словно сквозь сон он услышал шепот:
— Осторожнее, пехота, человека задушишь! На дне воронки лежал раненый артиллерист.
— Ну, что же, пехота, давай к своим вместе двигать, а то немец, чего доброго, захлопнет нас.
Бойцы выбрались из воронки и, прижимаясь к траве, поползли. Константинов сразу же отстал. Нестерпимо болела рана, казалось, вот-вот он потеряет сознание. Артиллерист подождал его.
— Не робь, пехота, держись артиллерии. С нами, брат, не пропадешь, — сказал он ободряюще. — Куда тебя погладили-то?
— Кажется, в бок и руку…
— А меня, брат, в ногу, да не очень сильно, вот видишь — ворочаю, — он чуть приподнял раненую ногу, удовлетворенно хмыкнул. — Пожалуй, и в тыл не отправят. В лазарете отлежусь.
