Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф
– Он все еще плох?
– Очень плох. – Данн мотнул головой. – Но врачи все-таки надеются. Вот если бы он прочитал мои статьи! Они принесли бы ему больше пользы, чем любое лекарство.
– Хм!.. Ну и вой бы поднялся… – Редактор не мог удержаться, чтобы не высказать своих мыслей вслух. – Я хочу сказать… какое бы это произвело психологическое впечатление… если бы он вдруг умер…
Данн резко обернулся, но редактор уже спохватился и поспешил нажать на кнопку звонка:
– Подобные мысли невольно приходят в голову – так уж устроен человеческий мозг. Я хочу сейчас же послать телеграмму Ллойду Беннетту.
На следующее утро лондонская газета «Трибьюн» вышла с приложением в одну страницу, где были напечатаны три первые статьи Еретика. На другой день она нагнала «Хронику», опубликовав еще три. Седьмая статья появилась одновременно в обеих газетах. Поздно вечером, когда Данн и Макивой уже собирались домой, мальчик принес в редакцию ленту телетайпа:
МИСТЕР ДУГЛАС ГИБСОН (ЛЕЙБОРИСТ), ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА ОТ НЬЮТАУНА, ВЫСТУПИЛ В ПАЛАТЕ ОБЩИН С ЗАПРОСОМ, НАМЕРЕН ЛИ МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ, ВВИДУ ШУМА, ПОДНЯВШЕГОСЯ В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ В ПЕЧАТИ И ПОВСЮДУ В СТРАНЕ, ПЕРЕСМОТРЕТЬ СВОЕ РЕШЕНИЕ ПО ДЕЛУ МЭТРИ.
МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СЭР УОЛТЕР ХЭМИЛТОН ОТВЕТИЛ, ЧТО ПРОСИТ ИЗЛОЖИТЬ ЗАПРОС В ПИСЬМЕННОМ ВИДЕ.
В кабинете воцарилась наэлектризованная тишина; двое мужчин молча смотрели друг на друга. Они провели утомительный день, пока не принесший особых плодов, и сейчас напряжение начало сказываться на обоих.
– «Просит изложить запрос в письменном виде», – наконец повторил Макивой срывающимся от радостного возбуждения голосом. – На этот раз нет категорического отказа. Они хотят выиграть время для размышлений. Телефонная связь между Лондоном и Уортли будет сегодня работать всю ночь. А завтра надо ждать гостя.
Они молча, но горячо пожали друг другу руки, взяли шляпы и ушли. Назавтра был четверг; около четырех часов, когда руководство «Хроники» обычно взбадривало себя крепким чаем, приготовленным мальчиком-рассыльным, который подавал его в толстых чашках с отбитыми краями, раздался стук в дверь.
– Войдите.
Но это был не мальчик с подносом, а крайне взволнованный секретарь Макивоя Тед Смит; по пятам за ним следовал сэр Мэтью Спротт. Ни в манерах, ни в облике сэра Мэтью, одетого весьма тщательно и элегантно, не было ничего необычного. Его лицо, хранившее, как всегда, сдержанное высокомерное выражение, было совершенно спокойно. Секунду длилось молчание.
– Садитесь, прошу вас, – предложил редактор.
– Благодарю. – Сэр Мэтью опустился на стул. – Вас трудно застать в последнее время, мистер Макивой. Я проходил мимо и решил заглянуть на минутку. Конечно, неофициально.
– Разумеется, – кивнул Макивой, бесстрастно глядя в лицо собеседнику. – Не угодно ли сигарету?
– Нет, благодарю вас. – Спротт жестом отстранил серебряный портсигар. – Я очень рад, что и вы здесь, мистер Данн. То, что я хочу сказать, в известной мере касается и вас.
Наступила более продолжительная пауза. Спротт великолепно владел собой, все у него было заранее обдумано, и он не проявлял никаких признаков тревоги. Он даже слегка улыбнулся, желая показать, что вполне спокоен.
– Джентльмены, – начал он, – я пришел сюда не для дидактических споров. Все ведь очень просто. К тому же я признаю, что вы имеете право помещать в своей газете все, что вам заблагорассудится. Тем не менее должен сообщить вам, что серия статей, которую вы последнее время печатаете, поставила в несколько затруднительное положение правительство его величества.
Молчание. Оба – Макивой и Данн – смотрели на Спротта. Под его напыщенным высокомерием чувствовалась тревога, которую ему уже не удавалось скрыть. И когда он снова заговорил, в его тоне звучала наигранная сердечность:
– Мы с вами, джентльмены, люди светские. Я уверен, что каждый из нас понимает, как трудно управлять страной в нынешние смутные времена. Через какие-нибудь три месяца предстоят выборы. Я не делаю никаких выводов, просто хочу, чтобы вы помнили об этом. Учтите, что правительство его величества весьма сочувственно относится к поднятому вами вопросу. Это не подлежит сомнению.
– В самом деле? – заметил редактор.
– Смею вас уверить. – Сэр Мэтью внушительно кивнул. – Вчера вечером я целый час разговаривал по телефону с министром внутренних дел. – (Незаметно для Спротта Макивой переглянулся Данном.) – И повторяю: сэр Уолтер, будучи человеком большого ума, хочет со всей гуманностью подойти к этому странному и запутанному делу.
– Вот как!
Сэр Мэтью посмотрел на обоих, и его благожелательная улыбка стала еще шире.
– Как я уже сказал, джентльмены, я пришел к вам неофициально. Да и как могло быть иначе, учитывая занимаемое мной положение? Но, по правде говоря, хотя и это тоже между нами, я пришел сделать вам одно предложение, можно сказать, более чем великодушное, которое, думается мне, раз и навсегда положит конец всей этой истории и приведет дело к справедливому разрешению. – Спротт облизнул губы и нагнулся ближе к своим собеседникам. – Я уполномочен сообщить вам, что, если вы немедленно прекратите публикацию этих статей, в которых, кстати сказать, учитывая дальнейшее развитие событий, не будет и нужды, сэр Уолтер согласен амнистировать заключенного Мэтри и немедленно выпустить его из Стоунхиса.
Слащавая улыбочка, казалось, была прочно приклеена к лицу сэра Мэтью. Данн и Макивой даже не взглянули друг на друга.
– Так как же, джентльмены, принимаете вы мое предложение?
– Нет. Мы отказываемся.
Спротт неторопливо вытащил носовой платок и вытер ладони. Улыбка сбежала с его лица.
– Отказываетесь? Я очень удивлен. Разрешите спросить: по каким причинам?
Редактор в упор смотрел на него:
– Во-первых, мы нарушили бы основной принцип «Хроники», если бы на данном этапе склонились к компромиссу. А во-вторых, невинного амнистировать нельзя.
Снова молчание. Спротт аккуратно вложил платок в нагрудный карман.
– Вы сказали: «на данном этапе». Могу я поинтересоваться: какова ваша конечная цель?
– Добиться полного оправдания и освобождения заключенного Мэтри, – громко и четко ответил Макивой. – Добиться досконального, открытого и беспристрастного расследования обстоятельств, приведших к его осуждению… и, если была допущена несправедливость… добиться полного возмещения и приемлемого удовлетворения за страшные страдания, причиненные невиновному человеку.
Сэр Мэтью поднял брови и улыбнулся. Во всяком случае, попытался изобразить снисходительную усмешку, но лицевые мускулы уже не до конца повиновались ему, и его черты исказила кривая, растерянная гримаса. Он поспешно поднес руку к подбородку. И некоторое время держал ее так: казалось, его поразил тяжелый, нервный шок. Наконец усилием воли он заставил себя подняться.
– Я могу лишь надеяться, джентльмены, что вы не пожалеете об избранной вами линии поведения, – холодно сказал он. – Нет нужды говорить, что я буду препятствовать вам в пределах моих возможностей. И советую помнить, что борьба с высшей властью – дело, которое может вам дорого обойтись.
Слишком он был опытен, слишком хорошо умел играть перед публикой, чтобы не суметь сейчас до конца совладать с собой. Он медленно кивнул каждому поочередно и спокойно вышел из комнаты. Но лицо у него было серое. И шел он тяжелой походкой больного человека.
В конце недели Макивой предусмотрительно повел на страницах «Хроники» кампанию по организации Фонда борьбы за освобождение Мэтри законным путем. Деньги начали поступать со всех концов королевства. Потирая руки, редактор взволнованно заметил:
– Дело принимает общенациональный характер. События назревают. Если общественному мнению дать волю, событие, взволновавшее народ, может вызвать гигантскую волну протеста. Начинается все порой с еле слышного шепота, с нескольких слов, произнесенных вполголоса каким-то человеком, но шепот этот нарастает, ползет и ширится, с невероятной быстротой набирая силу, пока не превратится в ураган. Когда возникает такая буря, людям, находящимся у власти, нечего и пытаться ее остановить. Они должны либо подчиниться этой силе, либо она сметет их со своего пути. Вот тогда-то и выясняется, чьим интересам служит правительство – интересам народа или своим собственным.
