Михаил Рывкин - Хроника страшных дней. Трагедия Витебского гетто
На том же судебном процессе свидетель Вольтере показал: «Подвал дома, где была расквартирована айнзацкоманда-9, был постоянно переполнен арестованными евреями, которых пытали, а потом расстреливали».
Видимо, душераздирающие крики матерей, на глазах у которых насиловали их детей, предсмертные стоны и рыдания были настолько приятны и ласкали слух эсэсовцам, что они были готовы их слушать и днем и ночью. А в перерывах между вечерним кофе и сигаретой, между рассуждениями о музыке Вагнера и философии Ницше можно было спуститься в подвал и снять кожу с живого человека, или выколоть ему глаза, или просто расстрелять, если на другое не хватало садистской фантазии.
А. Фильберт любил демонстрировать подчиненным свою эрудицию. А в «еврейском вопросе» доктор юридических наук считал себя специалистом первой величины.
— Многие думают, что «гетто» — это итальянское слово. Мол, рядом с еврейским кварталом в средневековой Венеции был то ли пушечный, то ли литейный заводик. По-итальянски этот заводик назывался «ghetta» Но это не так, — повышал голос Фильберт. — Нас пытаются отодвинуть на вторые роли. Не получится. Мы, немцы, всегда были первыми в решении этого проклятого вопроса. И слово «гетто» происходит от немецкого «gitter» — решетка. Но наши предки были слишком сентиментальны с этим ползучим племенем. Они создавали гетто, чтобы евреи могли там жить. Это глупо. Мы создаем гетто, чтобы евреи могли там умирать.
* * *На высоком берегу Западной Двины на Верхне-Набережной улице был установлен столб с табличкой «гетто».
Гетто днем и ночью охранялось полицейскими. Выйти можно было лишь с ведома старосты юденрата, который подавал письменное прошение об этом в городскую управу. Разрешение выдавалось только при наличии на прошении письменной резолюции начальника уголовного отдела горуправы. Затем прошение вместе с резолюцией поступало в общий отдел управы, после чего выписывался пропуск на право выхода из гетто. Один из таких документов обнаружен нами в витебском архиве: «В Витебскую Городскую Управу. По предложению Немецкой Полиции просим выдать члену Еврейского комитета Цодикману Евсею Шмуйловичу, 1884 г. рождения, пропуск на право хождения вне черты гетто по делам службы. Староста Евр. к-та (подпись неразборчива) 6/Х-41 г.» В левом верхнем углу на этом прошении стоит верноподданническая резолюция начальника уголовной полиции А. Туровского: «Распоряжения немецкой полиции никем не могут быть отменены, а поэтому пропуск Цодикману необходимо выдать. 6/Х-41 г. (подпись)». Мол, я бы не выдал, но…
Получить пропуск могли, как правило, лишь те, кого требовали к себе немецкие власти. В случае невозвращения получившего пропуск староста юденрата мог ответить за это собственной жизнью. В других случаях выйти из гетто имели право те, кого гоняли под конвоем на черновые работы. Правда, подростки умудрялись по ночам убегать из гетто, чтобы обменять что-нибудь из вещей на продукты и вернуться обратно к своим родным.
* * *Узенькая ветхая лесенка вела к реке. Люди пытались чаще спускаться к воде. Они старались много пить и тем самым заглушить чувство голода. Иногда полицаи не обращали внимания на тех, кто шел к реке, а бывали случаи, когда стреляли. Немало людей полегло на берегу.
Психика не выдерживала, в гетто появились сумасшедшие. Один из них, старый еврей, чью семью расстреляли во время переправы, все время кричал, когда видел людей, набирающих речную воду: «Не смейте пить, это кровь моего Янкеля». Фашист, который вначале, усмехаясь, смотрел на сумасшедшего, не выдержал этих криков и застрелил старика.
* * *Создавая многотысячное гетто, оккупационные власти понимали, что ликвидировать его придется по частям. А для этого понадобится подходящее место, куда можно будет систематически вывозить узников на расстрел. Таким местом стала противотанковая траншея, вырытая витеблянами вдоль левого склона Иловского оврага в первые дни войны.
Безусловно, место для массовых расстрелов фашисты выбрали неслучайно, учтено ими было все: район находится за городом, а значит, убивать можно скрытно, подальше от свидетелей; не нужно рыть могилы, к тому же траншея достаточно глубока, и можно будет уложить в нее не одну тысячу обреченных; расстояние от города до оврага лишь пару километров, поэтому доставка узников к месту казни не потребует много времени, наконец, расход топлива на их перевозку будет небольшим.
Первые расстрелы в противотанковом рву у деревни Иловка происходили в конце июля 1941 года, еще до прихода айнзацкоманды-9. Об этом свидетельствует Мария Игнатьевна Прохорова:
«Вместе с Павлиной Константиновной Болейшиц шла в совхоз Журжево. В двух километрах от совхоза Тулово мы виде ли раздетых донага людей, поставленных на краю ямы по 10 человек в ряд. Мы были свидетелями, как этих людей расстреливали немцы из пулеметов. Мы проходили от места расстрела в 500 метрах. На наших глазах одна раненая женщина убегала от ямы в поле. Она была совершенно нагая. Немец нагнал ее на поле и на месте убил. В тот же день гражданин Болейшиц Константин Константинович ходил в город за солью. По дороге его задержали и заставили зарывать расстрелянных. Расстрелы продолжались при нем. Когда мы были в доме Болейшиц Казимира, он, вернувшись к 11 часам ночи, под секретом сообщил нам, что в этот день было расстреляно 300 человек. Расстрелянные были зарыты в две большие ямы, заранее приготовленные. По его словам, детей бросали в ямы живыми. Некоторых детей немцы брали вдвоем за ноги и разрывали на части. Многие расстрелянные падали в ямы раненными, и были зарыты. Над ямами стоял вопль и стоны истекающих кровью еще живых людей. Когда их засыпали землей, земля превращалась в кровавое месиво, так как сотни людей в страшных муках ворочались в ямах. После того, как ямы зарыли, земля долго вздрагивала. Через несколько дней я сама видела торчащие из ямы руки, ноги, земля была потрескавшаяся. Вид но было, что люди умирали мучительной смертью, силясь вырваться из-под тяжести насыпанной на них земли».
* * *Попытка оккупантов натравить местное население на евреев снова провалилась: «Инспирировать погромы против евреев, — сообщалось в Берлин 3 августа 1941 года, — все же до сих пор… оказалось невозможным».
3 августа молодежь из гетто отправили на работу. Хотя немцам уже не верили, но люди хотели иметь хоть какую-нибудь надежду. Это единственное, на что они могли рассчитывать.
Через пару дней в гетто стало известно: всех расстреляли в районе известкового завода в поселке Верховье.
* * *Вскоре после своего прибытия в Витебск А. Фильберт начал отдавать приказы о проведении еврейских расстрелов. В первые 10 дней было проведено не менее двух акций, в каждой из которых было расстреляно более 100 человек. Служащие полицейского взвода использовались в качестве команды заграждения (блокирования) места расстрела. В качестве стрелков использовались чиновники гестапо из полицейского реферата… На сборном пункте жертвы должны были снять с себя верхнюю одежду, и затем, группами по 10 человек, их доставляли к месту расстрела. Расстрел во время первой акции осуществлялся с применением карабинов, во второй акции — с применением автоматов выстрелами в затылок и беспорядочной стрельбой. Теперь отказались от завязывания глаз жертвам, также не обращалось больше внимание на то, чтобы место убийства было вне видимости жертв, находящихся на сборном пункте в ожидании расстрела. Обе акции проводились по прямому приказу А. Фильберта.
* * *В начале августа 1941 года Христина Павловна Гавриленко жала рожь в поле у Иловского оврага. Ближе к полудню она увидела гитлеровцев, которые гнали колонну евреев. Палачи стали прогонять местных жителей, грозя им автоматом: «Не уйдете отсюда — убьем». Потом Христина Павловна слышала одиночные выстрелы и автоматные очереди, а после обеда, когда она вернулась обратно, увидела, что траншея, проходившая вдоль Иловского оврага, недавно была закопана. На земле валялись документы, одежда, фотокарточки расстрелянных.
В августе машины стали все чаще и чаще останавливаться около Иловского оврага. Во время одного из расстрелов палачи заставили раздетых догола людей танцевать.
«28 августа 1941 года, — свидетельствовал Мефодий Егорович Федосенко, — я охранял бывший колхозный огород и увидел, как стали на машинах возить советских граждан. Не довозили до Иловского рва 150–200 метров, высаживали и партиями водили по 10–15 человек через кусты к Иловскому рву. Были слышны выстрелы. Сначала я полагал, что немцы обучают молодежь стрелковому делу. После того, как прекратилась стрельба и уехали машины, я решил посмотреть, что они там делали. Подошел к Иловскому оврагу и увидел зарытый противотанковый ров. Тогда я стал копать и увидел трупы. Ров мною был обмерен: длина его была 43 шага, ширина 2 шага, глубина около 2 метров. Оглянувшись, я заметил в сторонке от рва дым. Когда подошел, увидел, что там догорала одежда и много валялось разных документов, часть из них были просмотрены, фамилии были все еврейские, большинство — интеллигенция: учителя, врачи, студенты и другие профессии».