Николай Семёнов - Это было на рассвете
— По машин-а-а-ам! Завод-и-и-и!
Танки, поднимая снежную бурю, с десантом на бортах устремились в бой. До опушки леса их провожал майор Кузьменко. На переднем танке ехал комиссар батальона Бударин.
— Герман Матвеевич, я тебя догоню! — крикнул вслед ему Кузьменко. Комиссар в ответ помахал рукой.
Старший политрук Бударин был безупречным политработником и командиром. Своим кругозором, внешним видом, кипучей энергией и деловитостью он внушал всем доверие. Как-то, понаблюдав за взаимоотношениями комбата Макарова с комиссаром Будариным, Тарасов сказал:
— Приятно смотреть, когда дружат сильные люди.
Даже комбриг генерал Копцов не мог разговаривать с Будариным без улыбки. «Гордость русского народа», — отзывался он о нем.
За комиссаром двинулись старшие лейтенанты Олейник, Семенной, Ежаков, лейтенанты Рублев, Богомолов, Дьяченко.
— Во избежание потерь от авиации противника — атаковать развернутым строем, — радировал майор Косогорский.
Предвидение командира полка подтвердилось незамедлительно. Как только началась атака, с тыла из-за леса появились самолеты. Фашисты опоздали — наши танки уже развернулись и, ведя за собой стрелковые подразделения, продвигались вперед. Когда начинали рваться бомбы, машины останавливались, а пехотинцы, опасаясь от осколков, быстро забирались под танки.
Налет кончился, ни один танк не пострадал. Тяжело ранило вышедшего наружу из укрытия мотострелков комбата майора А. Д. Маркова. Теперь батальон повел в бой комиссар Бударин.
Поселок Черенцово освобожден. Гитлеровцы поспешно отступили. А наша танковая колонна двинулась вперед. К головной машине остановившейся в лесу колонны подошли генерал Копцов и комиссар Литвяк. Вызвав командиров подразделений, они предупредили, что активно действует авиация противника и марш придется совершать в вечернее и ночное время. Поэтому надо быть предельно внимательными, чтобы не просмотреть минированные участки.
Только прозвучала команда «По машинам!» и тронулся направляющий танк, как лес потряс сильный взрыв. Всех, окружавших комбрига, разбросало взрывной волной, а его молодой и смелый ординарец Николай Федорович Радин погиб.
К трем часам ночи танковая колонна вплотную подошла к поселку Валя. Всем хотелось отдохнуть в теплой избе, однако майор Косогорский приказал:
— Танкам и экипажам — сосредоточиться в лесу. — Он не хотел подвергать риску людей и технику, зная, что возможен налет на поселок вражеской авиации.
Не гас тусклый огонек в натопленной избе, где расположилось командование полка. Ждали возвращения начальника инженерной службы бригады старшего лейтенанта Л. А. Громыко. А пока майор Косогорский рассказывал, как сражались наши добровольцы-танкисты в республиканской Испании. Особенно подробно вспоминал о тяжелых боях на реке Хараме, под Гвадалахарой. Рассказывал о «Петровиче» — генерале армии К. А. Мерецкове, с которым сражались вместе, о встрече с Долорес Ибаррури…
— Прошло ровно пять лет со времени кровопролитных боев за Испанскую республику, а все свежо в памяти, — тяжело вздохнув, сказал командир полка.
Его рассказ слушали с большим вниманием. Перелистывая заявления бойцов и командиров с просьбой о приеме в партию, одновременно слушал и комиссар Тарасов.
— Завтра, то есть теперь уже сегодня, придется разобрать еще 24 заявления, Николай Григорьевич, — проговорил комиссар, когда кончил командир полка.
Не успели выслушать доклад возвратившегося из разведки Громыко, как постучал в завешенное плащ-палаткой окно часовой.
— Товарищ комиссар, самолеты! — громко произнес он.
— Возду-у-ух! Возду-у-ух! — пронеслось по поселку.
Еще через несколько секунд десятки фонариков (осветительные ракеты на парашютиках) и загоревшиеся деревянные постройки осветили поселок. Теперь со страшной силой стали рваться бомбы, стоял сплошной гул. Косогорский побежал в лес к танкам. Выбежали майор Кузьменко и его связной. Вот с треском разорвалась бомба как раз напротив избы. Посыпались стекла, осколок расколол чугунный горшок, и какое-то пустое ведро со звоном влетело в избу.
Комиссар Тарасов, поспешно рассовав по карманам разложенные на столе документы и приготовленные для вручения партийные билеты, выскочил во двор. Перепрыгнув через лежащего у крыльца убитого часового (оторвало голову) и сделав несколько прыжков, комиссар упал около калитки. Почувствовав, что по лицу течет что-то горячее и задергались щеки, он провел рукой по лицу.
Корниенко молча начал тащить комиссара к сараю.
— Ну, что тебе, Миша? — строго спросил Тарасов.
— Дайте перевяжу, у вас ведь кровь…
— Пустяки. Осколки срикошетили. Ты лучше разыщи Кузьменко!
Корниенко бросился в калитку, но там встретился со связным Кузьменко.
— Ранило майора, Миша! Помоги! — в ужасе крикнул тот.
Майор, истекая кровью, лежал в сугробе около забора. Через несколько минут его затащили во двор.
— Куда вы его? — спросил Тарасов.
— В огороде — колодец, — последовал ответ.
— Вы что, сдурели?
— Он неглубокий, засохший.
Оказывается, Корниенко заранее прикинул, где можно прятаться в случае чего.
Кузьменко, еле шевеля губами, то и дело просил пить. Потом раздраженно произнес:
— По Дерибасовской-то гуляют гитлеровцы!
— Воды — ни в коем случае, потрите ему губы снегом и только. Видите, он бредит, вспомнил родной город Одессу и его главную улицу, — прошептал комиссар.
Увидев окровавленного Тарасова и его разорванную шубу, командир полка предложил ему отправиться вместе с Кузьменко в госпиталь.
— Ранение легкое, под глазом. А голову, обе ноги полечат наши медики, — сказал комиссар. Очень серьезным оказалось ранение Кузьменко.
— Осколок затолкал в живот майора кусок шубы. В его печени полно шерсти, вряд ли протянет до утра, — тревожно сказали суровую правду комиссару военные врачи Н. А. Рыжов и Н. П. Назаров. — Если б не мороз (40 градусов!), наверняка истек бы кровью. Чудес на свете не бывает, но постараемся сделать все возможное, — добавили доктора и в лесу же начали оперировать потерявшего сознание майора.
Чудо свершилось. Майор Кузьменко не только вылечился, но и снова встал в боевой строй. До конца войны еще много раз участвовал в кровопролитных сражениях.
— Вечно благодарен нашей славной медицине, — уже позднее, через много лет, скажет генерал-майор танковых войск в отставке Николай Николаевич Кузьменко.
От удара вражеской авиации танки, за исключением трех машин, не пострадали. Раненых было около двадцати человек, погиб только один — красноармеец Егоров. Он обеими руками так крепко держал карабин, что не удалось разжать их.
— Настоящий русский характер. Как исключение, — похоронить вместе с личным оружием, — распорядился комиссар Литвяк. Комбриг похвалил командира полка Косогорского за то, что танки сосредоточил в лесу.
Наше наступление продолжалось. Весь путь от Тихвина до реки Волхов был усеян трупами фашистов и множеством разбитой немецкой техники. Взорвано около полутора десятков минных полей врага. Немалые потери понесли и мы. Например, из тридцатьчетверок в боевом строю осталась лишь одна с номером «24» на башне. Освободили станцию, поселок Мыслино и десятки других населенных пунктов. В ночь на 17 декабря вплотную подошли к Пчеве.
— Атаковать село! — радировал командир полка.
Ежаков на своем Т-34 вместе с бойцами мотострелкового батальона А. Д. Санкова неожиданно для врага ворвался в Пчеву. Гитлеровцы яростно сопротивлялись. Убедившись в шаткости своего положения, стали поджигать уцелевшие постройки. Вскоре появилось около двадцати очагов пожара, стало светло как днем.
— Вася! Около церкви орудия! — крикнул Ежакову комбат Санков.
Вскоре от церкви осталось одно основание.
— Теперь надо взять в клещи, — предложил Ежаков. Сам левой стороной по огородам понесся вперед, расстреливая метавшихся фашистов. Улицы села были заминированы. Вражеские солдаты забрасывали дерзкий советский танк гранатами, противотанковыми минами. При этом от огня танкистов и мотострелков они несли большие потери.
Группу бойцов по правому флангу в тыл вражеской батареи повел политрук роты Тимофей Жовтонос.
— Товарищ старший лейтенант, в бане наши! — доложил комбату боец.
Санков побежал в сторону, откуда раздавались крики. Гитлеровцы загнали в баню около тридцати жителей села.
— Сволочи, бежали с факелами к нам, но наши пехотинцы всех их уложили, — со слезами радости и благодарности рассказывали освобожденные советские люди.
Вражеские орудия расстреляны, уцелевшие расчеты бросились к реке, но там их тоже встретили огнем. Тридцатьчетверка выскочила на освещаемый заревом берег реки.
