Александр Тутов - Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны
— Ты извини. Это все нервы. Кажется, я стала истеричкой.
7
— А ты знаешь кого-нибудь из живущих в этом доме? — спросил я Раду, когда мы начали спускаться по лестнице.
— Почти никого! Люди боятся общаться. И вернулась я сюда недавно. Уезжала учиться. Мне знакомы пара человек в подъезде, немного общалась последние дни со Златой. Но она куда-то убежала. Вылечил ты ее, видно, хорошо, раз так забегала, а то и по квартире-то ходила с трудом! В соседнем подъезде живут папины сослуживцы. По крайней мере раньше жили. Я их уже дней десять не видела. Из города за последние месяцы многие убежали. Кому хочется под пулями ходить? А кое-кто уже никуда не убежит. Люди погибают каждый день.
— Жаль. Грустно все это.
— Кого-то я в лицо помню, видела, но общаться не приходилось. В нашем подъезде, кажется, лишь на четвертом этаже живут люди. На первых двух, пожалуй, во всем доме жильцов не осталось. Именно туда чаще всего залетают шальные пули. И пули летят с сербской стороны!
— А ты, Рада, кто по национальности? — наконец-то я выдавил давно мучивший меня вопрос.
— Я? — переспросила Рада, прикусив губу. — Я словенка!
— Ясно, — кивнул я.
Словения отделилась от Югославии одной из первых. Правда, без большого кровопролития.
— А ты, русский, только сербов любишь? — усмехнулась Рада. — Остальные для тебя люди второго сорта?
— Не только сербов. А уж девушек я люблю всяких, независимо от национальности и цвета кожи!
— Узнаю достойного наследника великого Казановы! — приняла мою шутку Рада.
Оправдываться перед ней за хорошее отношение к сербам не хотелось. Не хотелось сейчас говорить, что я воспитан интернационалистом, что хорошо отношусь к остальным национальностям бывшей Югославии и что именно с сербами у России испокон веку были приятственные отношения, что сербы никогда не предавали Россию и всегда были на ее стороне…
Главным для меня сейчас было то, что Рада готова помочь мне найти штатовского снайпера. Оставив Раду на лестнице, я осторожно обследовал квартиры. Одни были не заперты и пусты, из других на стук никто не отзывался.
Так постепенно мы добрались до четвертого этажа. Из-за двери одной квартиры доносились приглушенные голоса. Мужской и женский. Принадлежали они достаточно пожилым людям. Надо было их все-таки расспросить, не видели ли они кого-нибудь из посторонних людей. Пугать их не хотелось. Я позвал Раду. Она подошла, постучала в дверь.
— Откройте, я ваша соседка сверху! — по-сербски заговорила она.
За дверью не сразу, но отозвались. Затем щелкнул замок, дверь приоткрылась.
Перед нами стоял совершенно седой, невысокий, худощавый мужчина лет шестидесяти. Увидев за спиной Рады человека в «камуфляже» с оружием, он сразу напрягся, пытаясь прикрыть выглядывавшую из-за его плеча пожилую женщину. Потом вдруг улыбнулся, видимо, разглядел мои нашивки.
— Помаже Бог! — вспомнил я традиционное сербское приветствие.
Дед тут же отозвался:
— Бог ти помогао! Рус?
Он что-то эмоционально заговорил. Я взглянул на Раду, ожидая перевода.
— Он говорит, что его отец был вместе с русскими в партизанском отряде, а он сам тоже был в том отряде в качестве, как говорят русские, «сына полка», поэтому он рад тебя видеть!
— Серб любить Руссию! — дед указал рукой себе на грудь.
— Я немного помню по-русски! Заходите до дому!
— Спасибо, — произнес я, принимая приглашение.
Квартира выглядела бедной, но ухоженной. Хозяин пригласил нас в комнату, хозяйка же захлопотала на кухне. Я пытался остановить ее.
Вряд ли в этой семье много съестных припасов, а тут еще мы как снег на голову. Но сербское гостеприимство сродни русскому. Ясно, что особых разносолов нам не предложат, но голодным уйти не дадут.
Я осмотрелся. Меня заинтересовали портреты на стенах: Александр Второй, Скобелев, Сталин, Жуков. Другие мне были неизвестны. Один в форме генерала времен войны с Наполеоном, другой — периода русско-турецких войн.
Увидев, что я заинтересованно разглядываю портреты, хозяин стал пояснять:
— Это генерал Милорадович — русский генерал сербских корней, герой Отечественной войны 1812 года. Его застрелили на Сенатской площади во время восстания декабристов. А другой — генерал Чернов, русский, который возглавил Сербскую повстанческую армию, восставшую против турецкого владычества в 1871 году.
— А это кто?
— Это наши сербские национальные герои. Про битву на Косовом поле слыхали? Про нашу национальную трагедию?
— Ну как не слыхать, мы это еще в школе проходили, она произошла в конце четырнадцатого века.
Я вспомнил, как звали сербского героя, который пробрался к шатру турецкого султана Мурада и убил его. Милош Обилич! Он организовал первый в истории православный рыцарский орден Дракона, целью которого и было убийство турецкого султана Мурада.
Сам же организатор эту задачу и выполнил. Прикинулся то ли предателем, то ли дезертиром, добрался до шатра султана, а потом двумя ударами кинжала лишил Мурада жизни. Мне про Обилича подробно рассказывали сербские товарищи по отряду — Славан, который втравил меня в нынешнюю авантюру, и Милош, который очень гордился, что у него такое же имя, как у героя Сербии. Милош сейчас лежал в госпитале с тяжелым ранением, — не уберегся от пули снайпера, стрелявшего из этого дома, где я сейчас нахожусь.
— А это наш король Лазарь, который тоже сложил голову на Косовом поле! Тоже герой-мученик! И Милош Обилич, и король Лазарь стали православными святыми, — продолжал рассказывать хозяин квартиры.
— Меня Алексеем зовут, — представился я. — А это Рада, она ваша соседка по подъезду.
— Приятно, — с готовностью откликнулся хозяин квартиры. — Я Вуеслав, можно называть — дед Вуеслав, а мою жену — Светана! Считает себя молодой, поэтому на бабку обидится, лучше кликать просто по имени! Это я не обижаюсь, наоборот, мне приятно, когда дедом называют. Чего поделать — уже не юнак! Хотя в душе-то я не изменился. Так бы и пошел усташей гонять да турчин подпинывать! Но силенок-то теперь стало маловато! На вас, молодых, вся надежда! Особенно на русских воинов. Эх, если бы Россия сейчас за нас заступилась! Но сейчас у вас все не так!
— Совсем все не так, — согласился я. — Но простые русские люди на вашей стороне! Сочувствуют сербам!
— Мы это понимаем, наши власти тоже не на высоте. А это наш великий святой из Черногории — митрополит Петр Негош. — Дед Вуеслав показал на портрет сурового бородатого старца. — Черногорцы — наши братья! Только сейчас и они нам слабые помощники.
— У нас в отряде много черногорских добровольцев! — не удержался я. — Это лихие ребята!
Пока мы разговаривали с дедом Вуеславом, его жена хлопотала на кухне. Рада ей помогала. Женщины накрыли стол. Дед Вуеслав выставил бутылку сливовицы, отметив, что этот пятидесятиградусный нектар его личного производства.
Я вспомнил, что изъял у усташей банки тушенки и апельсиновый концентрированный сок. Мешок этого добра я спрятал в одной из квартир на верхнем этаже. Объяснив, что сейчас вернусь, захватил автомат, набор пистолетов, трофейные натовские гранаты и выскочил из квартиры.
Поднялся на верхний этаж, зашел в квартиру, где спрятал продукты. Они находились в тайнике за полусломанным диваном. Поднял, почувствовав увесистость мешка, направился к двери. Приоткрыв дверь, я увидел, как по железной лестнице с чердака спускается человек в черной форме хорватского гвардейца с автоматом в правой руке. У меня в правой руке был мешок, а в левой — автомат. Стрелять одной рукой из АК-47 мне не потянуть, не Шварцнеггер же…
Усташ, увидев меня, заорал, призывая подмогу. Я не придумал ничего другого, как отступить обратно за дверь, задвинуть засов и отскочить в сторону. И вовремя! Дверь прошила автоматная очередь. Доли секунды промедли — и пули прошили бы меня.
Если усташей там много, то из квартиры будет не выбраться. Вот и сходил за консервами! Застрял в квартире на неизвестное время. Деревянная дверь — плохая преграда! Вот ее опять вспороли автоматные очереди. Я выстрелил в ответ. За дверью, видимо, этого не ожидали.
Кто-то громко закричал. Стрельба на какой-то момент прекратилась. Потом они принялись палить еще интенсивнее. Дверь покрывалась рваными ранами от пуль. Еще чуть-чуть — и она рассыплется. Пули смертельными осами носились по квартире.
Я приготовил пару фанат, собираясь метнуть, как только дверь перестанет быть препятствием для усташей. Сам же спрятался за угол, куда пули, пробивая дверь, не попадали. Высунув «калаш» из-за угла, высадил весь рожок в сторону двери. Эта дуэль вслепую через деревянную дверь продолжалась минуты три-четыре.
Потом усташи решили дверь взорвать. Бабахнуло! Остатки двери разнесло в разные стороны. Один кусок со свистом улетел в сторону дивана. В ушах зазвенело. В ответ я метнул одну за другой обе гранаты. Не знаю, что прозвучало громче — человеческие крики или взрывы. И воцарилась тишина.
