Александр Тутов - Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны
Но я и обязан воевать за нашего православного Бога. Ведь я по крови казак, а кто, как не казак, является настоящим православным воином. Даже запорожские казаки пошли за своими донскими братьями, когда решался вопрос, с кем пойти — с Россией или Польшей. И вопрос веры оказался главенствующим. Казачество связало свою жизнь с Россией.
Но не удалось им победить казачество. Оно выжило. Не зря говорил Троцкий, что казачество нужно уничтожать за способность к самоопределению. Ненавидел он его, потому что боялся. Но не умерли казаки. Стали восстанавливаться, возрождаться.
В 1990 году прошел первый казачий съезд, после которого возник Союз казаков России. Конечно, много было всякого.
И не всегда положительного. Ряд казаков или тех, кто к ним пристраивался, считали, что самое главное — это покрасоваться в форме, крепко выпить и песни поорать. Но большая часть старалась делать дело.
Казаки ехали добровольцами в Приднестровье, Осетию, Абхазию, на Балканы. В первую чеченскую войну славой покрыл себя казачий батальон имени Ермолова. Я не мог остаться в стороне. И вот потому-то я здесь. Врач-казак, который борется за спасение дружественного сербского народа. Мой прадед получил два Георгиевских креста, участвуя в Русско-турецкой войне, спасая наших сербских братьев. Один из моих казачьих дедов отличился в Первую мировую войну во время лихого Карского прорыва, когда наши казаки спасли армянский народ от уничтожения турецкими отрядами. Турки резали всех подряд, не щадя женщин, детей и стариков. Армяне хорошо это помнят, — помнят как резню, так и тех, кто их спас. Вот только Карс напрасно отдали туркам. Не их это земля. Зря, что ли, за нее столько крови пролито?
Я часто думаю о событиях, происходящих на Балканах. С чем их можно сравнить? Страшнее, чем Вторая мировая, ничего не приходит в голову. Масштаб и накал совсем не те, но все же… Как только наши предки смогли ее перенести? Я готов склониться перед нашими предшественниками, которые шли на немецкие доты и танки с одной трехлинейкой в руках. А еще больше уважаю своего деда, который прошел через штрафбат, был ранен, выжил и не сломался.
Нашим солдатам во время Великой Отечественной каждый день приходилось встречаться со смертью. И это были не короткие случайные перестрелки. Это бои, когда все взрывается вокруг, когда с неба на тебя пикируют бомбардировщики, когда толпы вражеских солдат палят по тебе из всех видов оружия.
Это не те войны, когда армии маневрировали, пока не встречались в сражении, которое могло быть одно за несколько месяцев. А тут почти ежедневный бой в течение четырех лет! Как такое можно выдержать? Иногда думаю: а смог бы я сам выдержать подобное?
Это сейчас, если надоест, могу в любой день бросить эту войну и уехать домой. Там такой возможности не было. Поклон мужеству русского солдата!
И дрались они хорошо. Как бы ни врали «дерьмократские» писарчуки всвоих «дерьмократских» статьях и книгах (эта «дерьмократия» никакого отношения к нормальной демократии не имеет), чтобы опорочить наших воинов, сражались они хорошо…
Впрочем, я опять отвлекся. Некогда заниматься воспоминаниями. Меня сейчас в любой момент могут грохнуть. Я нахожусь на вражеской территории. И этого забывать нельзя.
Рада взяла меня за руку. Ее рука очень приятна на ощупь. Какие-то не докторские мысли лезли мне в голову при прикосновении к девушке. Гормоны заиграли совсем не вовремя. Ситуация уж слишком экстремальная.
Спуск по лестнице, вопреки моим мрачным предчувствиям, закончился благополучно.
Раздавались лишь глухие редкие выстрелы с улицы, но они не могли помешать нашему переходу.
Рада стала колотить в дверь кулачком. Звонок из-за отсутствия электричества не работал. Долго никто не отвечал. Наконец из-за двери послышался хрипловатый женский голос. Рада быстро стала что-то говорить.
Наконец нам открыла женщина лет тридцати. Но была она очень бледной, почти землисто-бледной, скособоченной, уголки рта ее кривились от боли, и передвигалась она с трудом.
Мы прошли в комнату. Там оказался стол, пара стульев, кожаный диван. Несмотря на войну за стенами дома, в комнате было по-женски уютно.
— Ей надо раздеться для осмотра, — сказал я Раде.
Рада покраснела, но перевела то, что я сказал. Женщина кивнула и тут же скривилась от боли.
— Ее зовут Злата, — пояснила мне Рада.
Злата начала осторожно раздеваться. Видно было, что каждое движение причиняет ей боль. У нее, скорее всего, трудной остеохондроз с межреберной невралгией.
Наконец Злата разделась, повернулась ко мне спиной. Я пробежал пальцами по ее позвонкам, обнаружил несколько «блоков», мощное мышечное напряжение справа.
Как избавиться от этого, я знал, вот только надо было выбрать место, так как массажного стола в квартире не имелось.
В комнате стоял обычный письменный стол. Мы с Радой сходили на кухню, принесли кухонный стол, по высоте такой же, как письменный. Поставили столы вместе. Постелили на них одеяло, чтобы было не так жестко.
Рада ушла на кухню.
— Ложись. Сначала на живот, — сказал я Злате.
Она согласно кивнула.
Я проделал необходимые манипуляции на позвоночнике. Позвонки стали на место.
Боль отступила. Злата облегченно вздохнула, закрыла глаза. Я попросил ее полежать так некоторое время.
Вышел в кухню.
— Может, пока чаю попьем? — предложила Рада. — У меня остались старые запасы английского чая. Или предпочитаешь кофе?
— Нет, кофе я не пью. А чай зеленый есть?
— Есть, — улыбнулась Рада. — Ты тоже зеленый любишь?
— Вкусовых оттенков больше, сахар не требуется. Да и танин мне больше подходит, чем кофеин.
— Сразу видно, что ты доктор, — засмеялась Рада.
— Скажи Злате, чтобы с полчасика полежала не вставая. Надо только одеялом ее накрыть, чтобы не замерзла. Не знаешь ли ты, откуда у нее такие синяки на плече и груди?
— Все сделаю, доктор! — отрапортовала Рада. — А про синяки не знаю, мы со Златой почти незнакомы. Она до войны жила где-то в сельской местности. Беженка. А эта квартира ее бабке принадлежала. Бабка после ранения шальной пулей в госпитале лежит.
— А кто она? Сербка? Хорватка?
— Не спрашивала. Бабка ее вроде смесь македонки со словенкой. Но точно не скажу. Раньше меня это мало интересовало.
— Раньше и меня подобные вопросы абсолютно не интересовали.
Рада сходила в комнату, укрыла Злату одеялом.
Потом мы пошли в ее квартиру пить чай. Чай действительно оказался очень даже неплохим — зеленый, с приятной горчинкой. Я выпил и взбодрился.
Рада рассказала о своей учебе в России. Она оказалась почти моей коллегой — училась на генетика. Но учебу не закончила. Началась война, на окончание учебы не хватило денег. Потом возникли серьезные проблемы у родных. В общем, диплом об окончании высшего учебного заведения получить так и не удалось.
История совсем невеселая, да и рассказывала ее Рада таким голосом, что хотелось пустить слезу.
Говорила она прерываясь, с трудом подбирая русские слова, По красивому нежному лицу пошли красные пятна. Чего-то она, судя по всему, рассказывать совсем не хотела, что-то особенно неприятное скрыла.
Это вполне объяснимо. Может, я за время боев и очерствел, но ее было действительно жалко.
Чай мы пили медленно. Я никогда не любил горячий чай. Приходилось ждать, когда он остынет. В детстве, когда меня привозили в станицу к дедушке и бабушке, главным напитком был не чай, а компот. Или молоко. Иногда соки или вода. А чай там почти не пили. Это потом, со временем, я пристрастился к зеленому чаю. И научился ценить его различные оттенки.
Рада принялась рассказывать о беженцах, об обстрелах, о погибших и раненых.
— Какую вы страну загубили! — вырвалось у меня. — Раньше поехать отдыхать в Югославию было так здорово! Самые престижные путевки. Сам я в ваших краях в те времена не побывал. А теперь передрались все между собой! Словенцы, македонцы, хорваты, черногорцы, сербы, мусульмане! И все друг другу глотку готовы перегрызть!
— Это так, — грустно согласилась Рада. — А что, у вас, что ли, лучше? Грузины с абхазами и с осетинами воевали? Воевали! В Приднестровье молдаване с румынами местному населению кровь пускали? Пускали! А в 1993 году не в Москве ли Белый дом из танков расстреливали! Сколько там народу поубивали? Чем у вас лучше?
— А ты политически подкованная! — усмехнулся я.
Права Рада. А война в Чечне, где гибли русские парни?
И все-таки я считал, если бы в 1991 году в Югославии удалось погасить конфликт, то, глядишь, и в России все прошло бы гораздо спокойнее. Отработка сценария развала началась на Балканах. Но были (и есть) в России те, которые предают интересы родной страны, сдают ее разведчиков, бросают на произвол судьбы русских в Прибалтике и в Средней Азии. Нас, добровольцев, называют наемниками. Ничего, будущее рассудит. Главное, что наша совесть чиста!
