Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта
— Берегись! — прошипел Вольцов. — Я уже уложил одного, возьми себя в руки, не то…
Хольт поднял пояс Вольцова с кобурой и швырнул за дверь в темный чулан.
— Кончено, Вольцов, все! — сказал Хольт. Лицо Вольцова исказилось.
— Винклер! — крикнул Хольт.
Винклер сорвал автомат Феттера с крючка. Феттер отпрянул и беспомощно взглянул на Вольцова.
Вольцов схватился было за кобуру и вдруг кинулся на Хольта. Но Хольт опрокинул стол с картами. Тяжелая столешница отбросила Вольцова к стене подвала. Хольт поднял автомат, направил его на Вольцова и закричал:
— Я тебе не дам больше убивать людей, Вольцов!
Вольцов уставился на дуло автомата, перевел взгляд на Хольта и побелел. На лбу его выступили капельки пота, дрожь пробегала по телу. Он не двинулся с места.
— Винклер, — сказал Хольт. — Вы возьмете на себя командование. Не идите на Бухек — там эсэсовцы. Идите южнее, через луга, или сдавайтесь сразу в плен, как найдете нужным… — И вдруг спазма перехватила ему горло.
Винклер уже взялся за ручку двери.
— Пойдем с нами, Хольт!
— Я догоню. Дверь захлопнулась.
Вольцов хрипло произнес:
— Это измена! Роты еще хватит на целые сутки уличного боя!
Хольт шагнул к нему.
— Вчера их было двести, а сколько осталось!.. Ты хочешь здесь разыграть героя из хрестоматии, но… — Он оборвал на полуслове. Этого ничем не переубедишь.
— Роль палача не по мне, — сказал Хольт. — Я ухожу. — И на прощанье крикнул: — Но не попадайся мне на пути, Вольцов! Куда угодно спрячься, но не показывайся мне на глаза!
Он уже стоял у двери. Лишь только Вольцов оказался вне прицела автомата, он пришел в неистовство. Он орал, наклонясь вперед:
— Погоди, каторжник! Погоди, я приведу эсэсовцев из Бухека, я еще вернусь, я хочу посмотреть, как ты будешь болтаться рядом с Венертом на перекладине! — Он захлебывался от ярости.
Хольт захлопнул за собой дверь. Медленно пошел через сады к окраине города.
Долина и шоссе все еще тонули в предутреннем тумане; туман скрывал грузовики американцев, но он же прикрывал и отходящую роту. Окопы и виллы на окраине опустели. Среди воронок валялись убитые. В городе не осталось ни души.
Хольт стоял у въезда возле разбитого танка. Последние солдаты, пригнувшись, перебегая от куста к кусту, исчезли в тумане… Все стихло. Хольт посмотрел в сторону американцев. Теперь, когда он порвал с Вольцовом и отрекся от всего своего прошлого, Хольт чувствовал себя одиноким. Что будет со мной? Ему вспомнился Гомулка.
Он долго стоял, прислонясь к обгоревшей броне танка.
Стало совсем светло. Туман медленно поднимался. Хольт услышал крики, кричали где-то в городе. Он обернулся и пошел к рыночной площади.
Топот кованых сапог по мостовой. Кто-то бежал по улице к въезду в город. Это был Феттер. Хольт прижался к стене, но, увидев, что Феттер без оружия и от страха почти потерял рассудок, выступил вперед. Феттер схватил его обеими руками за плечи и пролепетал:
— Вольцов… его хотят… — и вдруг завопил: — его хотят повесить! — Рот его непроизвольно открывался и закрывался, выпаливая отдельные слова. — Эсэсовцы из Бухека… они и тебя ищут… Командует Мейснер… — И с отчаянием заорал: — Мейснер из нашего городка… Ты же знаешь его!
Все это походило на наваждение, на кошмар, и вдруг Хольта как громом поразило: Мейснер вешает Вольцова! Первое его побуждение было бежать, бежать вниз на шоссе, к американцам, но затем в нем опять вскипела ненависть, перед глазами встали картины прошлого: Цише старший, лесопилка, охранники и их жертвы в полосатых куртках… И мысль в эти последние минуты войны обратить оружие против эсэсовцев погасила все другие соображения.
Он побежал по узким, кривым улочкам к рыночной площади, нашел подвал, превращенный в блиндаж, пересек сад и спрыгнул вниз. Окинул взглядом брошенное там оружие и боеприпасы. Феттер в страхе стоял у двери, выходившей в сад. Хольт вскарабкался на приставленные к окну ящики. Увидел рыночную площадь и на фоне выгоревшего шермана, всего в каких-нибудь пятидесяти метрах, группу людей. Услышал крик Вольцова. Потом круг разомкнулся, и Хольт увидел Вольцова. Руки его были скручены светло-желтым офицерским ремнем за спину, голова обнажена, и на шею уже надета петля. Его потащили к фонтану, в центре которого высилось нечто похожее на большой канделябр. В большом белокуром эсэсовце, распоряжавшемся всем, Хольт узнал Мейснера. Венерт, покачиваясь, стоял рядом и вытянутой рукой указывал на Вольцова, который рычал как зверь изменившимся до неузнаваемости голосом.
Все это увидел Хольт, но взор его будто застлала пелена. Вдруг пелена разорвалась. Веревку перебросили через канделябр. Хольт подумал: убийцы казнят друг друга!
Он спрыгнул в подвал, подхватил пулемет. Феттер, бледный и беспомощный, стоял в полумраке с автоматом в руках. Хольт поднялся с пулеметом и патронным ящиком к окну. Замок отвести, крышку поднять, крышку закрыть, предохранитель спустить, установить прицел, прижать к плечу.
А теперь да помилует вас бог!
Вольцов неподвижно висел над фонтаном. Эсэсовцы четко и резко выделялись в рамке прицела. Хольт нажал на спуск. Хлестнула очередь. Наконец-то! Вот вам за лесопилку! Вот вам за узников в полосатых куртках, вот вам за родителей Гундель!.. Он будто скинул с плеч бремя прошлого.
Первая очередь скосила трех или четырех стоявших перед фонтаном эсэсовцев. Вторая настигла Венерта, какого-то здоровенного детину и Мейснера. Венерт рухнул в чашу фонтана, а Мейснер повалился на мостовую. Остальные бросились в развалины. Но вот уже перед подвалом взметнулся песок и мелкие камни. Хольта обнаружили и теперь обстреливали со всех сторон. Осторожно! Они опасны, это их ремесло! Эсэсовцы подползали все ближе. Но и я опасен, я прикинусь убитым. Пулемет молчал. Человек шесть спрыгнули с развалин и бросились вперед. Длинная очередь прошила их и швырнула наземь. Еще хотите? Получите сполна!
Но что-то отвлекло эсэсовцев. Хольт видел, как спрятавшиеся за обломками фигуры начали бить куда-то вправо, будто им и оттуда грозила опасность. Хольт дал очередь. Эсэсовцы ответили на огонь. Перед окном брызнула земля. Хольт сменил ленту.
Вдруг у него за спиной, у выхода в садик, затрещал автомат и раздался крик Феттера:
— Американцы!
Американцы? Хольт выстрелил в эсэсовца, перебегавшего справа налево рыночную площадь. Тот на бегу уронил автомат а затем и сам повалился на мостовую. Стреляй в эсэсовцев! Бей вокруг, где только что покажется. Это конец!
Только вот Гундель хотелось бы хоть разок еще повидать! Очередь загнала бегущего эсэсовца за угол дома. Хольт соскочил с ящика. В саду трещали выстрелы. Вон отсюда! Не хочу умирать в подвале! Он побежал через сад. Феттер куда-то исчез. Между кустами мелькали солдаты в хаки. Хольт столкнулся с американцем, оба повалились наземь, кто-то наступил ему на руку и вырвал пистолет.
Заключительный аккорд
Первый лагерь был где-то в Тюрингии, в поле; отмеченный столбами квадрат, от столба к столбу проволока и две тысячи согнанных сюда отовсюду пленных офицеров и солдат всех родов оружия; среди них — Хольт, более суток не получавший ни пищи, ни воды.
Он лежал на земле, завернувшись в плащ-палатку. Свирепствовала дизентерия. Заболевал то один, то другой. Небо заволокло. Пошел дождь. Мелкий, пронизывающий, затяжной дождь.
Второй лагерь вмещал двадцать пять тысяч пленных. Перепаханное жнивье, огороженное колючей проволокой. Лили дожди. Земля раскисла. Пленные по колено вязли в грязи. Их не кормили. И здесь протекавший через лагерь ручей служил водопроводом, а заодно и отхожим местом. Все поголовно болели дизентерией и поносами с рвотой. Были смертельные случаи.
Хольт сидел на мокрой земле, подтянув колени под самый подбородок и укрывшись с головой плащ-палаткой. Спускались сумерки. Дождь кончился. Грязь схватило морозом. Тело закоченело. То, что некогда было Вернером Хольтом, зенитчиком, бойцом трудовой повинности, танкистом, медленно угасало.
С тех пор как американцы обезоружили Хольта и он очнулся в плену, его душевное напряжение не ослабло. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним с необыкновенной ясностью возникали взрывающиеся, горящие танки, трупы, искалеченные тела раненых, видения рушащегося мира. Вставали воспоминания: пылающий город, лесопилка, узники в полосатых куртках… Картины потухали, их застилал туман.
Серое небо, моросит дождь. Пленные, спина к спине, сидят в грязи. Безмолвие. Часовой по ту сторону колючей проволоки вытирает мокрое лицо. Дуло автомата звякает о край каски.
Хольт прислушивается: шумит дождь — и только. Прислушивается к тому, что в нем самом: пустота, одна только пустота. Закидывает голову. Мелкий дождь брызжет в лицо. Перед глазами клубятся тучи, свинцово-серые тучи. Цепенеет мысль.
Осталось тупое безразличие. Животная жизнь заменила сознательные поступки. Любой самый нелепый слух вызывал надежды и разочарование, но Хольт оставался безучастен. Известие о безоговорочной капитуляции мало его тронуло, а просочившиеся сообщения о переселениях с востока даже не проникли в сознание. Вокруг идет медленный процесс умирания. Смерть от голода и тифа вызывает в памяти виденные им неописуемые страдания и муки… Молча наблюдает он агонию умирающих от голода людей.
