Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка
— Великий боже! — слабо послышался голос Тинки позади меня. — Держите меня, ради бога, покрепче, иначе меня унесет ветром!..
Ан хихикнула, и мне показалось, что ее тоже гнетет предчувствие страшной опасности, которая, казалось, ждет нас. Мы крепко уцепились друг за друга и с трудом пробивались вперед. Укрепления мы видеть не могли. Вдалеке, где-то в дюнах, слева от нас, вспыхнула в небе тонкая, как стрела, полоска света, потом расширилась, превратясь в круглое пятно на облаках, и погасла.
— Они ищут английские самолеты, — сказала Ан.
Мы, спотыкаясь, с трудом плелись дальше. Прожектор снова вспыхнул, его лучи внезапно изменили направление и, казалось, собирались прощупать поверхность земли.
Мне показалось это мерзким издевательством.
— Вот свиньи, — прошипела я. — Как будто знают, что мы идем здесь… Ложитесь ничком, товарищи!
Мы легли на землю, а прожектор стал искать, посылая горизонтальные лучи.
Лежа на земле, мы огляделись вокруг: в синеватом свете сумерек вырисовывался немецкий форт — внушительный, как базальтовый горный массив.
— Брр, — не вытерпела Тинка, подымаясь на ноги. — Если бы я пролежала еще хоть минуту, я бы совсем примерзла к земле.
— Давайте подождем сигнала от Пауля, — предложила я.
— Ему уж давно пора быть здесь, — заметила Ан.
— А он не мог забыть, что мы должны прийти? — спросила Тинка.
— Веселее ничего не придумаешь, — сказала Ан, разозлившись.
Мы стояли неподвижно, крепко обнявшись. Так по крайней мере было теплее. Где именно мы находились, я совершенно не представляла. Возможно, что у нас под ногами была уже не улица, а мы шли наугад по территории вблизи бетонированного укрепления. Возможно, Пауль уже давал нам знаки, стоя где-нибудь за углом, откуда он не был нам виден. Я ничего не сказала девушкам, но от одной мысли об этом я почувствовала новый приступ тошнотворной слабости. Мне показалось, что где-то гудят самолеты, хотя со всех сторон ветер выл так, что заглушал даже крики чаек. Я опять взглянула на часы и увидела, что мы были в пути всего лишь четверть часа, а казалось, будто прошло уже много часов.
— Вы что-нибудь слышите? — спросила я наконец, не выдержав напряжения.
— Ничего, — ответила Ан.
— Не знаю, — сказала Тинка. — Вроде кто-то поет там, в укреплении.
— Если так, — заметила я, — то, значит, где-нибудь открыта дверь. Через стены пение донестись сюда не может.
Мы навострили уши. Я начала верить, что Тинка права. Где-то раздались голоса, неразборчивые немецкие поющие голоса. Тогда же мы обнаружили, что находимся почти у цели. Сквозь щель блеснула полоска света, в густом мраке появилось слабое колеблющееся сияние, послышались выстрелы. Они отдавались в пространстве каким-то пустым звуком и рассыпались белесыми искрами.
— Господи боже, фейерверк! — воскликнула Тинка. — Что это значит?
— «Счастливое рождество», — ответила я.
— Вот здорово, — сказала Ан. — Они уже перепились!
— Превосходный французский коньяк! — добавила Тинка.
— Пока они стреляют в воздух, это еще ничего, — сказала я. — Лишнее время только у нас отнимут. Когда эти перепившиеся молодчики скроются, мы с Паулем сможем заняться нашим делом.
Мы смотрели и прислушивались. Где-то в темноте опять вспыхнуло рыжеватое сияние, повторилась стрельба. На этот раз меньше было резкого смеха, зато громче доносились крики.
— Скоро они все выйдут драться на улицу, — сказала Тинка. — Помнишь, Ан, как в тот раз, когда мы стояли позади трактира на Баррефутстраат…
— Тсс, тише! — остановила я. — Там что-то случилось.
Крики не прекращались, несмотря на то, что наступила такая тьма, хоть глаз выколи. Я изо всех сил старалась понять, что происходит, но так и не поняла. Это продолжалось довольно долго, пока шум не прекратился.
— Это была ссора, — заявила Ан.
— Наверное, пьяные солдаты пытались выйти на улицу и им сделали внушение, — пояснила я.
— Дело плохо, — сказала Тинка. — Возможно, они теперь усилят охрану.
— А мы все будем ждать? — спросила Ан.
— Пока непосредственной опасности нет… — ответила я.
Мы продолжали греться, каждая по очереди становилась в середину. Мы ни на один момент не спускали глаз с возвышавшейся перед нами сумрачной горы, образуемой укреплением. И вскоре действительно там что-то мелькнуло — появился робкий кружочек света от карманного фонаря, но такой призрачный и слабый, что только мы с Тинкой заметили его.
— Вон сигнал Пауля! — одновременно воскликнули мы обе.
— Я ничего не видела, — сказала Ан.
Вероятно, в этот момент у всех трех мелькнула одна и та же мысль. А что, если нас ожидает западня? Может быть, Пауля застали врасплох с боеприпасами и заставили его выдать секрет. Может быть, они заманивают нас поближе, пользуясь условным знаком, о котором мы договорились в Фелзене… Хотя в душе мы были полны сомнений, все же вслух мы этого не высказывали. Потихоньку, шаг за шагом начали мы приближаться к укреплению, напряженно всматриваясь в то место, где появился и снова погас крошечный кружок света… Мы остолбенели, когда неожиданно перед нами вынырнула чья-то фигура. Это был моряк в куртке и бескозырке; за плечами у него торчал короткий карабин.
— Ihr seid da, ja? Komm, komm, alles steht fertig[47].
— Что случилось? — спросила я. К своему облегчению, я узнала голос Пауля.
— Betrunkene… Krawall… Schnell, schnell[48],— говорил он, подталкивая нас вперед.
Мы не возражали, чтобы он подталкивал нас, но я ни на секунду не выпускала револьвера из руки, надеясь, что Ан и Тинка тоже не сглупят. Пауль то и дело приглушенным голосом повторял свое «быстро, быстро» и очень нервничал, я его хорошо понимала, но сама изо всех сил старалась не заразиться его настроением.
— Die Mädel?[49] — неожиданно раздался другой, ворчливый голос; из густого мрака вышел второй моряк. Казалось, действие разыгрывается в пространстве, населенном одними только тенями, смутно маячившими в ночном мраке.
— Sind da[50],— ответил Пауль.
Второй моряк, в бескозырке и с карабином, как у Пауля, остановил нас, раскинув в стороны руки:
— Stehenbleiben! Genau so. Nicht mucksen. Wir bringen euch die Patschdinger schon hier…[51]
Пауль и другой моряк ушли обратно. Мы послушно встали короткой цепочкой. Сомнения не давали мне покоя. Что, если все это подстроено, если они ушли, чтобы привести подмогу и обезвредить нас? Усилием воли я отогнала мрачные мысли, внушенные мне голодным желудком, и крепко сжала револьвер.
— Помните наш уговор, — сказала я, хотя совсем не хотела этого говорить. — Если что-нибудь случится…
Но ничего пока не случалось. Нам казалось, что мы ждем уже долго-долго; на самом же деле Пауль и его коллега отсутствовали не более пяти минут. Они вернулись к нам, неся на плечах темные большие мешки. Я слышала тяжелое дыхание, хотя их самих еще не было видно, и сразу подумала о том, что раньше не приходило мне в голову: нам придется идти пешком до сарая и тащить на себе патроны, прежде чем мы сможем спрятать их в наши велосипедные сумки…
Под ноги мне с глухим стуком шлепнулся тяжелый сверток. Я услышала ворчливый низкий голос спутника Пауля:
— Herrgottssakra!.. Du machst ja einen Heidenlärm, Mensch! Müssen die da drinnen uns hören[52].
Перед нами стоял Пауль.
— Konnte nicht mehr… So eine Felsenlast… Die drinnen horen nichts. Die larmen schon wieder…[53]
Другой моряк сложил свои патроны рядом с мешком Пауля.
— Gluck auf mit der Schiessbude[54],— сказал он ворчливо и недовольно. Впрочем, он почти тотчас же повернул обратно и скрылся. Пауль остался с нами. Он в смущении сухо покашливал. Мы взглянули на мешки. Теперь, кажется, и до Ан и Тинки дошло, что нам придется со всяческими предосторожностями тащить на себе тяжелейший груз по негостеприимной местности. Идти назад пешком полкилометра… А вдруг кто-нибудь встретится? Если в этой зоне ходят по дороге двуногие существа, то только немцы.
— Tut mir leid, — сказал Пауль, и его голос звучал не особенно бодро и уверенно. — Muss wieder zuriick. Damit man keinen Verdacht… Husch![55]
И он тотчас скрылся. Мы стояли в темноте, на морском ветру, в запретной зоне, с пятьюдесятью килограммами груза у наших ног. Тинка от всего сердца выругалась.
— Что же нам делать? — спросила Ан.
— Потащим, конечно, — ответила я. — Если мы бросим эти вещички здесь, то Паулю и другому моряку не поздоровится.
— Подумаешь, потеря! — проворчала Тинка.
— Не самая страшная, — согласилась я. — Однако в Фелзене ждут эти вещи.
Ан уже стояла на коленях перед темной грудой. Она обследовала ее и сообщила — Коробки, в джутовых мешках… Ничего не поделаешь: нам придется произвести перераспределение. Сделать большой и маленький мешок. Одна из нас возьмет на спину маленький мешок, а большой возьмут две другие.
