Утешение - Гаврилов Николай Петрович

06.01.1995

Во сне она держала Алешу за руку. С утра она решила: то важное, что они искали в доме, был выход — дверь наружу. Она хотела вывести его из этого сумеречного дома. Так думала Ольга. Во всяком случае, теперь она твердо знала, что надо делать.

— Ну решила — так решила. Все правильно, — выслушав Ольгу, согласилась Галина. — Езжай. Кто сыну поможет, если не мать? Нечего здесь гадать. Найдешь командира части и все выяснишь.

Они разговаривали в курилке, когда Ольга приехала с утра на работу подписывать отпуск. Форточка в комнатке оставалась приоткрытой, парила морозом, окно покрывали белые узоры. Галина курила, выдыхая дым в сторону, по-женски внимательно разглядывала подругу, отмечая припухшие веки, красные прожилки на белках глаз, отсутствие косметики.

— Может, все-таки лучше. Сергей поедет? Он же отец. Хотя если сам не предложил… — Галина выразительно поморщилась, показывая свое отношение к бывшему мужу Ольги как к мужчине и как к отцу.

— Нет, — твердо ответила Ольга. — Я сама. Даже намекать не буду.

— А Настя?

— У Насти пока каникулы. Может, Сережа ее на несколько дней к себе возьмет. Они в хороших отношениях. Позвоню, спрошу… Если нет, придется маму вызывать. Мама у меня своеобразная, но, если попрошу, приедет. Это же всего на несколько дней. Сейчас поеду на вокзал, билеты на поезд покупать. Совершенно не представляю, как до этой Чечни добраться, — вымученно улыбнулась Ольга.

Какая-то мысль засела у Галины в голове. Она помолчала минуту, оглянулась по сторонам и, хоть в курилке больше никого не было, подвинулась к Ольге поближе, взяв ее за локоть.

— Оль, а у тебя деньги-то есть? — спросила она — Отпускные? И все? Я к тебе вечером заеду. У меня заначка есть — триста долларов. И не спорь! — Тон Галины стал безапелляционным — Мы с мужем на ремонт дачи собирали. Еще соберем, до лета далеко.

Ольга знала, что ее старшая подруга живет в плохо скрываемой бедности. Взгляд с безжалостной точностью отметил, что кофточка на ней старая, много раз стиранная, с вытянутыми локтями, а юбка лоснится. Что ручка сумочки потрескалась и потеряла свой цвет. Врет она, не собрать им вновь такие деньги она отдает последнее.

— Слушай, какая ты баба невыносимая! — заметила ее взгляд Галина. — Не спорь, говорю, я уже решила. Как ты поедешь без денег? Там, говорят, война идет. Я, конечно, себе это плохо представляю, но знаю одно — в дороге без денег никуда. Твой Сергей тебе ничего не даст, он же сказал — надо ждать. А может, и вправду придется Лешу разыскивать — кому-то давать, то, се. Ты мать, ты едешь сына искать. Мой муж только «за» будет.

Есть в жизни моменты, когда принять — еще большая милость, чем дать. Принять — значит оказать радость человеку. Отказаться — гордыня. А вот не тратить эти деньги, зная, с каким трудом Галина их собирала, привезти их обратно и отдать как не понадобившиеся — это уже другое дело. Ольга в одну секунду так и решила. Поэтому и согласилась.

— Конечно, возьмешь, — чуть ли не приказывала Галина. — Деньги есть деньги. На такси надо, на гостиницу…

Галина не понимала, куда едет подруга. И сама Ольга этого тоже не понимала.

Такси… гостиница… Номер с чистым бельем…

Деньги, которые собиралась передавать Галина, — вообще все деньги надо было закатать в целлофан, запаять с обеих сторон и спрятать как можно дальше, потому что они — обратный билет назад в свою реальность. А в чемодан класть не шампуни с кремами и книжкой на ночь, а побольше глюкозы, аптечку со жгутом и антибиотиками; фонарик, свечи и много обеззараживающих таблеток для воды из луж и подвальных котлов. Но не знали этого подруги.

Когда Ольга ехала в маршрутке на вокзал за билетами, к ней пристал какой-то пьяный. Плотный краснолицый мужичок в норковой шапке и расстегнутой дубленке. Он плюхнулся рядом на сиденье и попытался завести разговор, начав со слов: «Какая крас-с-сивая женщина…» Ольга молчала. Не обращая никакого внимания на сидевших в маршрутке людей, пьяный что-то рассказывал о себе, что-то спрашивал, но Ольга демонстративно накинула капюшон на голову и отвернулась к окну. Врожденная деликатность или просто слабость характера не давала ей пресекать подобных типов; она терпела его разговоры, подчеркнуто смотря в окно, как будто попутчик говорил не с ней. «Какая мрачная…» — переменил свое мнение пьяный.

На следующей остановке он, сопя, поднялся и направился к выходу. Последние слова мужчины были нелепыми, вообще не к месту. Перед тем как подняться с сиденья, он с какой-то пьяной убежденностью пробормотал: «Да успокойся, найдешь ты своего любимого, найдешь…»

Это было так странно, что Ольга вздрогнула.

Когда человек пропадает или когда думают, что он пропал, начинаются знаки. Исполненные тайного смысла сны, непонятные встречи, случайно услышанные слова… Все принимается за подсказки судьбы. Сказал пьяный человек и сказал, мало ли что у него в голове. Но Ольга решила, что это ей знак об Алеше. В голову пришла нелепая мысль, что этот мужичок — посланник с неба, чтобы она не сомневалась в принятом решении. Суеверно подумала: а может ли ангел быть вот в таком обличии — пьяным, краснолицым, в старенькой норковой шапке на затылке?

На Рождество Христово Томск заметало метелью. Машины на дорогах еле двигались с включенными фарами. В белой пелене работала выведенная на улицы снегоуборочная техника. Снежные заряды крутились завихрениями в переулках, наметая сугробы у автобусных остановок и ларьков. Ледяной ветер с миллиардами снежинок гремел по карнизам, заметал балконы, стучался в окно.

Несмотря на пургу и сборы, в квартире номер четырнадцать по-прежнему уютно. Тепло и чисто. Наутюженная скатерть с кружевами на столе в кухне, на скатерти корзинка с баранками, сахарница и чашки. Привычный порядок нарушал только открытый чемодан, стоящий в комнате Ольги, да пара раскрытых шкафов.

Возле чемодана сумочка, а в ней паспорт, доллары, которые только что передала довольная, что помогла подруге, Галина, остатки отпускных и билеты на поезд. В сам город Грозный поезда, оказывается, не ходили. С Чечней пассажирского сообщения не имелось вообще. В справочном окошке вокзала на Ольгу посмотрели с каким-то изумленным испугом и предложили взять билеты до станции Моздок, что в Северной Осетии. «Может, оттуда автобусы ходят», — во все глаза разглядывая Ольгу, посоветовала ей через стекло полная женщина из справочной. Ольга купила билет до Моздока. Как-нибудь доберется. После принятия решения ей стало гораздо легче, на щеки вернулась часть румянца. Любовь, она ведь не в словах, она в действии.

Ехать предстояло далеко и долго. Двое суток до Москвы, там пересадка и еще тридцать часов до Моздока. Дальше неизвестно. Надо было собираться с мыслями и ничего не забыть. Кроме дорожного набора одежды, в чемодане в отдельном пакете находилась одежда выходная — для визита к командованию части.

Взбудораженная Настя ходила вслед за матерью из комнаты в комнату.

Бывшему мужу Ольга не позвонила, потому что гордая. Набрала маме, объяснила ситуацию. Характер у мамы был непростой, но, если попро-сишь, сделает. Закрыла на ключ калитку своего домика на окраине и приехала сегодня утром, вся в снегу, с сумками, поджав губы, всем своим видом показывая, что не одобряет решение дочери, но посидит с Настей сколько надо. До отправления поезда на Москву оставалось три часа.

— Метель-то какая… Троллейбусы, наверное, не ходят. Как до вокзала доберешься? — спросила мать, сидя на кухне за столом с кружевной скатертью.

— Все хорошо, мама. Я такси вызову, — крикнула из комнаты Ольга.

— Такси… И где этот Моздок твой?

Ольга заскочила в комнату Насти и принесла на кухню географический атлас. Раскрыла на нужной странице. Маленькая, неприметная точка на карте огромной России, далеко-далеко от Томска. От Москвы к этой точке и дальше шла красная линия железной дороги. Ольга когда-то в детстве ездила по ней. Мелькнула в памяти картинка — хлопающие двери купе, радостное ожидание необыкновенной встречи с морем, о котором она столько слышала и которое так мечтала увидеть; верхняя полка, куда ее, маленькую, подсаживал папа, чтобы она смотрела в окно; сам папа, много солнечного света и мама — молодая, моложе, чем Ольга сейчас, веселая, смеющаяся и с совершенно иным характером.