Чарльз Буковски - Возмездие обреченных
— По вашему виду можно сказать, что вас что-то тревожит, — начал он.
— Оно так и есть, — откликнулся я.
— А что такое? — зацепился он.
Я посмотрел на него. Глаза у старикана были так близко посажены друг к другу, что просто хотелось дотянуться и развести их, будь они неладны.
— Я хочу летать, но не могу.
— Почему?
— Почему? Ну, во-первых, я должен научиться, для начала!
— Я могу летать, — спокойно продолжал старикан, — но я никогда этому не учился.
Пришлось подозвать бармена и заказать виски с водой для себя и пива для моего приятеля. Он пил дешевое пиво. Может, поэтому и глаза у него были в кучу — гнилое пиво.
— Верится с трудом, что вы умеете летать, и при этом еще никогда этому не учились.
— Я могу рассказать, если хотите, — предложил он.
— Думаю, другого выхода у нас нет.
Он улыбнулся и после легкой заминки сказал:
— Ну что ж, тогда слушайте.
Женщин в баре все равно не было, по телевизору тоже ничего интересного — новый президент, улыбаясь и слегка подергивая головой, пытался держать марку. Как и его предшественник, он признавал, что не все идет правильно, но даже так, как оно идет, это уже хорошо.
— Это началось, — начал сосед, — когда мне было около пяти лет. Как-то в субботу днем я сидел в своей комнате, другие дети играли где-то, родители тоже ушли…
— И тут вы обнаружили свой стручок?
— О нет, это было намного позже. Пожалуйста, дайте мне рассказать…
— Пожалуйста.
— Я просто сидел на своей кровати и смотрел через окно во двор. Мысли мои были непоследовательные и бесформенные…
— Рано вы начали.
— Да, это-то я и пытаюсь вам рассказать. Я сидел там — и вдруг мне на руку села муха. На правую…
— Да?
— Да! Обыкновенная мерзкая муха: жирная, тупая и агрессивная. Я согнал ее. Она отлетела на несколько дюймов, покружила, злобно жужжа, затем снова плюхнулась мне на руку и ужалила…
— Ох, и ни хуя себе!
— Да… вот так. Я замахал руками, муха закружила по комнате. Она рассердилась еще пуще и яростно гудела. Руку ломило от боли. Я и понятия не имел, что мушиный укус может быть таким болезненным.
— Послушай, — сказал я, — мне надо идти домой. У меня жена, чуть что, надувается, как неебаная жаба, и скачет вокруг — хуй отвяжешься.
Но он будто вовсе и не слышал меня.
— В общем, я ненавидел эту муху, ненавидел ее ошеломляющее бесстрашие, ее ничтожное самомнение и воинствующую тупость…
— Тебе не хватало хлопушки для мух.
— Как я ее ненавидел! Я осознавал, что она не имеет права так поступать. Я горел желанием убить ее, потому что чувствовал, всем нутром, что она хочет прикончить меня.
— Все имеет место быть — и любовь, и мухи.
— Я следил за ней. Муха уселась на потолок и стала ползать по нему. Она чувство вала себя в совершеннейшей безопасности, из нее перло чувство превосходства. Самодовольная падла расхаживала по потолку, а я сидел и постепенно наливался гневом. Я должен был убить эту суку. В самой глубокой расщелине своей души я ощущал присутствие этого безумного желания — уничтожить ее. Тело мое стало содрогаться, вибрировать, затем меня словно бы пронзил электрический заряд — и вдруг ослепила вспышка белого света!
— Да, видно, эта муха действительно тебя достала.
— И тогда я почувствовал, что мое тело поднимается, ПОДНИМАЕТСЯ! Я вознесся к потолку, размахнулся и прихлопнул тварь ладонью. Я был поражен ловкостью и молниеносностью своих движений. И тут же ощутил, что плавно опускаюсь на пол.
— Что же было дальше, старик?
— Дальше я сходил в ванную, вымыл руку, вернулся и сел на кровать.
— Надеюсь, после всего, что случилось, мухи больше не тревожили тебя?
— Нет, они нет. Но когда я попытался снова взлететь — ничего не получалось. Я пробовал еще и еще — голый номер.
— Возможно, нужен был мушиный укус, чтобы запалить твою ракету.
— Я не отступал, пробовал снова и снова, я мобилизовал все свои силы, но так и не полетел. Сначала я не сомневался, что это действительно случилось со мной, но со временем мне стало казаться, что, наверное, мне почудилось, что у меня просто крыша съехала на какое-то время.
— А как сейчас самочувствие?
— О, я в порядке, и настаиваю на том, чтобы угостить тебя выпивкой.
Еще выпить? Странно, я только что сам подумал об этом. Он словно почувствовал. А может, это всего лишь проделки семантики.
— Идет, — сказал я.
Когда выпивку доставили, разговор прервался. Однажды я встретил в баре парня, который утверждал, что питается своим собственным мясом. Я всегда с легкостью принимаю всю эту галиматью, и с такой же легкостью тут же забываю.
Подзаправившись, старик снова заговорил.
— Со временем я и вовсе забыл про этот случай, но потом все повторилось.
— Ужалила муха?
— Нет, это случилось в последний год моей учебы в средней школе в Огайо. Я был во втором составе левым полузащитником, и это была последняя игра сезона, и я был на поле, потому что парень из основного состава получил травму. А сейчас — слушай внимательно. Мы играли с самыми ненавистными для нас противниками — с этими богатенькими сосунками из элитного района города. Они были действительно крутыми. Без балды. Опрокинуть их — значило для нас даже больше, чем поебаться, да мы почти и не еблись, потому что эти козлы драли наших девок. И только на поле мы могли отомстить им за все. Мы бредили этим днем и ночью. Главнее проблемы у нас не было.
Ну что ж, подумалось мне, от ненависти к мухам до ненависти к человечеству один шаг. И тех, и других трудно понять.
— Оставалось 30 секунд до конца матча, — продолжал старик, — мы проигрывали 21:16, и они были на нашей штрафной линии. Они могли бы проволынить это время, но им хотелось выебнуться. Им было мало того, что они тянули наших баб, теперь они покушались и на наши жопы.
— Ну, это уже слишком.
— Да уж. И вот их капитан вышел на пас, сраный говнюк ездил на желтом «кадиллаке», он заложил высоченную свечу, мяч взмыл в небо, словно ядро, выпущенное из пушки, и стал склоняться за нашу гол-линию, минуя всех защитников. А я как раз оказался в конце зоны, кто-то сшиб меня с ног, и я плюхнулся на жопу, когда поднялся, вижу: мяч летит прямо на меня. Я схватил его и побежал. Но я был окружен этими оборзевшими богатеями. Они сжимали кольцо вокруг меня. Шансов не было. Они приближались. Вот они, теснят меня — те, кто запихивали свои холеные залупы в щелки наших девочек. Я впал в безумную ярость. И вот, когда они уже были готовы накинуться на меня и размазать по полю, я почувствовал, что отрываюсь от земли! Я летел! Мяч был у меня в руках — и я несся к их гол-линии. Я приземлился, и мы выиграли!
— Знаешь, что я хочу тебе сказать, — отозвался я, — это было лучшее вранье, которое мне когда-либо впаривали!
— Это не вранье.
— Да ладно тебе. Я никогда не слышал об этом происшествии. И никто не слышал. Да об этом полете трезвонили бы во всех газетах. Весь мир бы узнал о таком!
— Ты забываешь, что все это произошло в крохотном городишке. Все держалось в страшном секрете и было похоронено навсегда. Всем очевидцам заплатили.
— Никто бы не смог скрыть такое, — упирался я.
Старик кивком пригласил меня в отдельную кабинку. Мы пересели. Теперь была моя очередь позаботиться о выпивке. Я подозвал официанта.
— Еще по две для каждого, — объявил я.
Старик молчал до тех пор, пока официант не принес заказ и не удалился.
— Правительство, — сказал он наконец, поднял первую кружку и разом выцедил мутное пойло почти до дна. — Это было правительство.
— Вот как?
— Да, они хотели заполучить секрет. Это могло бы сделать нашу армию самой сильной, почти непобедимой. Меня допрашивали, пробовали пытать, но я ничего не мог им рассказать дельного. Просто я не знал никакого секрета. А тем временем всех участников и свидетелей той игры — три-четыре сотни человек — тоже прорабатывали, я не знаю, как это повлияло на их жизни, но думаю, что они будут помнить об этом до самой могилы.
Я прикончил одну порцию и сказал:
— Знаешь, старик, убедительно ты сказки рассказываешь. Я почти верю тебе.
— Ты не обязан верить. Просто ты сказал, что хочешь летать, а я выпил прилично, и вот вспомнилось.
— Все правильно, — согласился я. — Но знаешь, я действительно хочу летать.
— Я могу научить, — сказал старик, подаваясь ко мне поближе, — я все же вычислил, как это происходит.
— Послушай, — насторожился я, — сразу предупреждаю: я не собираюсь за это платить.
— Даром.
— Идет. Учи.
Он посмотрел на меня через кружку, наполненную зеленоватой гнилухой.
— Перво-наперво: ты должен верить.
— Это непросто.
— Не всегда. Теперь следующее: когда ты будешь готов полететь — ты полетишь. Следи за моими руками. Делай, как я.
