Алан Глинн - Области тьмы (The Dark Fields)
Я уставился на стакан с пивом. Я к нему не притронулся, и даже не собирался.
– Ну представь, дневная торговля? Игра на понижение биотехнологических акций? Да я поверить не могла. Ты наверняка принимаешь уйму МДТ.
Я кивнул, молчаливо соглашаясь.
– Но что будет, когда у тебя кончится запас? Тут-то и начнутся твои неприятности.
Лочти думая вслух, я сказал:
– Может, теперь я смогу перестать их принимать. Или потихоньку уменьшу дозу. – Я ненадолго замолчал, обдумывая этот вариант, а потом сказал: – Конечно, нет гарантий, что любой из этих шагов ведёт в правильном направлении?
– Нет, – сказала она, побледнев и как будто сдувшись, – но я не стала бы прекращать. Не сразу. Я же так и бросила. Знаешь, всё дело в дозе – сколько ты принимаешь за раз. Вот что они выяснили, когда мне поплохело, и тот парень умер. “
– Так что нельзя бросать? Надо потихоньку завязывать?
– Не знаю. Наверно, так. Господи, не могу поверить, что Верной ничего тебе не объяснил.
Я видел, что она озадачена. Моя история – то, что она знала, – явно не выглядела осмысленной.
– Мелисса, Верной никогда ничего мне не говорил.
На этих словах я понял, чтобы придать истории смысл – и не сказать всей правды – я должен ей соврать, и весьма тщательно. На этом месте полезут очевидные и весьма неудобные вопросы, и боялся, что она их задаст – такие вопросы как “Сколько раз ты встречался с Верноном? Как у тебя оказался такой большой запас МДТ? Почему ты не разузнал о нём поподробней?” Но, к моему удивлению, Мелисса не задала ни один из этих вопросов, да и другие тоже, мы просто оба помолчали.
Пока она прикуривала очередную сигарету, я изучал её лицо. Я ждал, что Мелисса, которую я знал десять лет назад, будет меня ловить на каждой мелочи, чтобы добиться ясности, чтобы я сложил перед ней всю картину. Но в женщине, сидящей напротив меня, этот пыл давно выгорел. Я видел, что ей любопытно, она хочет знать, почему я сразу всё ей не рассказал, но на другом уровне было видно, что у неё на такие позывы больше нет ни времени, ни сил. Вер-нон погиб. Она рассказала мне, что знала об МДТ. Она явно переживала за меня.
Но что ещё она могла сказать или сделать? У неё двое детей дома и жизнь, какую она раньше не могла увидеть и в кошмаре. Она устала.
В моей борьбе она мне не помощник.
Мелисса подняла на меня взгляд:
– Эдди, прости.
– Один вопрос, – сказал я, – ты упоминала про клиента Вернона. Который работал на фармацевтической фабрике. Наверно, мне стоит поговорить с ним? Может, из этого что-нибудь получится? – Но тут же увидел по выражению её лица, что и тут она мне ничем не поможет.
– Эдди, я видела его один раз в жизни – четыре года назад. Имени не помню. Вроде какой-то Том – или Тодд. Больше ничего не знаю. Мне, правда, очень жаль.
Я снова начал паниковать.
– А как идёт расследование убийства? – спросил я. – С первого дня они у меня больше не появлялись. С тобой связывались? Они выяснили, кто убил Вернона и зачем?
– Нет, но они знали, что он когда-то торговал кокаином, так что готова спорить, они отрабатывают версию, что это… кокаиновое дело.
Тут я замолчал, придавленный фразой “кокаиновое дело”. Через мгновение размышлений и с лёгким налётом сарказма в голосе я повторил: “кокаиновое дело”. Этим выражением Мелисса однажды описала наш брак. Она сразу же уловила отсылку и ещё сильнее сдулась.
– До сих пор мучаешься?
– Да не то чтобы, но… это было не кокаиновое дело.
– Знаю. Я шутила.
Я мог бы в ответ сказать сотню вещей, но выдавил из себя только:
– Странное было время.
– Есть такое дело.
– Каждый раз, когда вспоминаю, мне кажется… -Что?
– Бесполезно об этом думать, но столько всего я сделал бы по-другому.
Очевидный вопрос – что именно? – повис в воздухе между нами. Потом Мелисса сказала:
– Пожалуй, я тоже.
Она явно выдохлась, а у меня всё сильнее болела голова, так что я решил: пора обоих нас избавить от трудного и мучительного продолжения разговора, в который мы так беспечно углубились, и который, если не присмотреть, грозил завести нас на ненадёжную и очень сложную территорию.
Собираясь с духом, я спросил её, как дети. Выяснилось, что у неё две дочери, Элей, восемь лет, и Джейн, шесть. У них всё отлично, сказала она, мол, люблю их очень – смышлёные и решительные тираны, которые своего не упустят.
И всё, подумал я, хватит – пора убираться.
Мы ещё пару минут болтали, а потом свернули разговор. Я обещал Мелиссе, что не буду пропадать, свяжусь с ней и сообщу, как идут дела, может, даже как-нибудь приеду в гости, в Махопак, повидать её с дочками. Она записала на клочке бумаги свой адрес, я прочитал его и убрал в карман рубашки.
Собравшись с остатками сил, Мелисса поймала мой взгляд и сказала:
– Эдди, что ты решил делать?
Я ответил, что пока не знаю, но как-нибудь справлюсь, у меня ещё полно МДТ, и пока хватает пространства для манёвра. Я буду постепенно уменьшать дозу и посмотрю, что выйдет. Разберусь как-нибудь. Поскольку я ничего не говорил об отключках, это всё-таки была ложь. Но не думаю, что в тех обстоятельствах Мелисса могла её заметить.
Она кивнула. Может, что-нибудь и заметила – но опять же, даже если так, что она могла поделать?
Снаружи на Спринг -стрит мы попрощались и обнялись. Мелисса поймала такси до Гранд-Централ, а я пошёл назад на Десятую улицу.
Глава 18
Вернувшись домой, я первым делом принял пару таблеток сверхсильного экседрина от головной боли. Потом лёг на диван и уставился в потолок в надежде, что боль – сосредоточившаяся по ту сторону глаз и плотно навалившаяся на меня по дороге до дома – быстро утихнет, а потом и совсем пройдёт. У меня редко болела голова, так что я не знал, что пожинаю сейчас – плоды разговора с Мелиссой или внезапного отказа от МДТ. В любом случае – да и обе причины могли наложиться друг на друга – это был тревожный симптом.
Вдобавок трещины, появившиеся с утра, теперь разошлись ещё сильнее, и обнажились, как открытые раны. Снова и снова я прокручивал в голове историю Мелиссы, мысли мои колебались между ужасом от того, что случилось с ней, и страхом того, что это может случиться со мной. Меня мучила идея, насколько легко и безвозвратно одно беспечное решение, настроение или причуда может поменять жизнь человека. Я думал о Донателле Альварез и понял, что теперь мне труднее, чем прежде, считать, что я ни в чём не виноват – не виноват в том, что её жизнь тоже легко и безвозвратно изменилась. Думал о временах, когда мы с Мелиссой были вместе, и изводился, что многое сделал бы по-другому. Это была уже совсем невыносимая ситуация. Мне скоро придётся что-нибудь предпринять, иначе оглянуться не успею, как мне поплохеет – я утону в больничном болоте, стану невероятной клинической картиной, пройду ужасную точку невозвращения. Так что при первых же следах облегчения от экседрина – который лишь чуть притупил боль – я встал с дивана и начал ходить по квартире, яростно, словно в буквальном смысле надеялся пойти на поправку.
Потом кое-что вспомнил.
Пошёл в спальню, залез в шкаф. Пытаясь не замечать пульсации в голове, я согнулся и вытащил старую обувную коробку из-под одеяла и груды журналов. Открыл и вытащил большой коричневый конверт, куда сунул деньги и таблетки. Порылся в нём рукой, не обращая внимания на пакет с 350 оставшимися таблетками. Сейчас я искал записную книжку Вернона.
А когда нашёл, начал перелистывать её страничка за страничкой. Там были дюжины имён и телефонов, некоторые зачёркнуты, иногда над или под ними надписаны новые. В этот раз я узнал имя Дека Таубера, и смутно вспомнил ещё пару имён, но как ни обидно – а я проверил всю книжку несколько раз – я так и не нашёл никакого Тома или Тодда.
Но всё равно кто-то из этих людей может мне помочь, если ему позвонить, хотя бы что-нибудь расскажет.
И вообще, подумал я, кто все эти люди?
Это было очевидно, и хотя записная книжка пролежала в шкафу несколько недель, до меня только сейчас дошло – это, наверняка, список клиентов Вернона.
Осознание, что эти люди принимали когда-то МДТ, а кто-то сидит на нём до сих пор, стало для меня откровением. Ещё оно уязвило моё самолюбие, потому что хоть мысль о том, что, кроме меня, никто не испытывал потрясающего действия МТД, была бредовой, тем не менее я ощущал, что опыт мой в каком-то роде уникален и более аутентичен, чем у всех остальных, кто сидит на нём. Это возмущённое чувство собственничества засело у меня в голове, когда я ещё раз перечитывал записную книжку, а потом я поймал за хвост ещё одну важную идею. Если все эти люди принимают МТД, значит, это можно делать, не испытывая головных болей и отключек, не говоря уже о повреждении мозга.
Я принял ещё две таблетки экседрина и продолжил изучение записной книжки. Чем больше я смотрел на некоторые имена, тем более знакомыми они мне казались, и в итоге около половины выплыли из недр памяти, я вспомнил их хозяев. Часть этих имён принадлежала миру бизнеса, эти люди работали в новых или средних по размеру компаниях. Ещё писатели и журналисты, пара архитекторов. Не считая Дека Таубера, они не были особенно известны. Каждому достался свой кусочек славы, но по большей части в своём узком кругу, так что я решил, стоит заняться изучением информации по ним. Я загрузил компьютер и вышел в Сеть.
