Алан Глинн - Области тьмы (The Dark Fields)
Я сглотнул.
Появился бармен с подносом. Он поставил стакан пива передо мной и поменял пепельницу на столе. Когда он ушёл, Мелисса продолжила.
– Я приняла девять или десять доз, но был парень, который употреблял его гораздо дольше, несколько недель, и я знаю, что он умер. Другой невезучий чувак остался овощем. Его мать каждый день меняет ему памперсы и кормит с ложечки.
У меня задёргался желудок и разболелась голова.
– Когда это было?
– Года четыре назад. – Она помолчала. – А Верной тебе ничего не рассказывал?
Я покачал головой. Она, кажется, удивилась. Потом, словно ей понадобилось большое физическое усилие, она глубоко вдохнула.
– Ладно, – продолжила она рассказ, – года четыре тому Верной тусовался с клиентом, который работал на фармацевтической фабрике, и получил доступ к куче новых лекарств. Некоторые, в частности, безымянные и не протестированные, должны были стать… потрясением. Но они были слишком практичными, чтобы пробовать их самим, поэтому Верной с этим парнем начали убеждать людей – в основном своих друзей – принимать их.
– Даже тебя?
– Верной сначала не хотел мне ничего давать, но так их расхваливал, что я уговорила его сама. Ты знаешь, какой я была, любила пробовать всё порочное.
– Здесь не было ничего порочного.
– А дальше некоторые из нас на этом веществе пережили – не знаю, как назвать – информационный испытательный срок. – Она замолчала и отхлебнула пива. – Ну и чего ты хочешь, я принимала его, и это было здорово. – Она снова замолчала, глядя на меня в поисках подтверждения. – Я хочу сказать, ты же принимал его, ты знаешь, о чём я говорю?
Я кивнул.
– Ну вот. А через пару приёмов я начала бояться.
– Почему?
– Почему? Потому… что я же была не тупая. Я понимала, что нельзя долго выдерживать такой уровень психической активности, и при этом выжить. Это бред. Вот тебе пример: однажды я прочитала “Элегантную Вселенную” Брайана Грина, теорию суперструн… Прочитала за сорок пять минут, и поняла. – Она в последний раз затянулась сигаретой. – Теперь уже не спрашивай меня о ней. – Она раздавила сигарету в пепельнице. – Потом моя тогдашняя работа, серия статей о самоорганизующихся адаптивных системах – исследования, которые были по ним, сфера их применения, в таком ключе. Моя работоспособность мгновенно выросла в десять раз, я не шучу. Мой начальник в журнале “Iroquois” решил, что я целюсь на его место главного редактора. Так что я быстро пошла на попятный. Я запаниковала. Я не могла с этим справиться. И перестала принимать МДТ. – Она пару раз пожала плечами.
– И?
– И – эх – я заболела, через несколько недель, головные боли, тошнота. Приступы паники. Я пошла к Вернону с мыслью, что может стоит принять ещё дозу, или половину дозы, может, станет лучше. Но именно тогда он сказал мне про другого парня, который как раз умер.
– Как он умер?
– Стремительное ухудшение здоровья, за два дня – головная боль, головокружение, потеря двигательных навыков, потери сознания. Хлоп. Он мёртв.
– Сколько он принимал?
– Одну дозу в день около месяца.
Я сглотнул и на секунду закрыл глаза.
– А сколько ты принимал, Эдди?
Она смотрела прямо на меня, своими замечательными ярко-коричневыми глазами. Она прикусила нижнюю губу.
– Очень много. – Я щёлкнул языком. – Больше, чем тот парень.
– Господи.
Повисла долгая пауза.
– Значит, у тебя есть поставщик, – сказала она в конце концов.
– Да нет, у меня осталась заначка, но… я взял их у Вернона. Он снабжал меня, а теперь его нет. А больше я никого не знаю.
Она слегка озадаченно посмотрела на меня. Потом сказала:
– Тот парень, о котором я рассказывала, он умер, потому что они не знали, что делают, не знали ни дозы, ни силы действия, ничего – да и люди реагируют на него по-разному. Но скоро они всё выяснили про это вещество. – Она замолчала, снова глубоко вдохнула и продолжила. – Верной делал кучу денег, торгуя МДТ, и я не слышала, чтобы ещё кто-то умер с тех ранних дней, так что, наверно, то, что он тебе дал или сказал, было как раз для тебя. Я хочу сказать, доза была рассчитана? Ты знаешь, что делаешь?
– Ну…
Надо в этом месте говорить ей, что Верной дал мне только попробовать, и уже не успел ничего рассказать? Сказал же я следующее:
– Так что случилось с тобой, Мелисса?
Она прикурила новую сигарету и некоторое время размышляла, стоит ли менять тему. Я тоже взял сигарету. А она начала рассказывать.
– Естественно, после того, как я заболела, а тот парень умер, я больше не притронулась к МДТ. Но мне было очень страшно. Я была замужем, с двумя маленькими детьми на руках. – При этих словах она вздрогнула, будто ей летел в лицо удар – словно после того, как она сказала про подобный уровень безответственности, на неё должен кто-нибудь наброситься с кулаками. Через мгновение она продолжила: – Поначалу всё ограничивалось головной болью и тошнотой. Но через пару месяцев я заметила определённую систему. Если я пыталась сосредоточиться на чём-нибудь дольше десяти минут, у меня начиналась мигрень. Я пропускала все сроки. Стала вялой, ленивой. Набрала вес. – Она презрительно оттянула свитер. – Память стала ни к чёрту. Та серия статей? Забудьте – всё рассыпалось в пыль. Журнал “Iroquois” уволил меня. Брак развалился. Секс? Какой такой секс? – Она откинулась на стуле и покачала головой. – Это случилось четыре года назад, и с тех пор я вот такая.
– А сейчас?
– Сейчас я живу в Махопаке, работаю официанткой четыре ночи в неделю в кафешке “Цицерон”. Сейчас я больше не могу читать – ну разве только ебучий “New York Post”.
Я почувствовал, будто в недрах живота выделяется серная кислота.
– Не могу нормально переносить стрессовые и эмоциональные ситуации. Сейчас я возбуждена, потому что встретилась с тобой, а потом у меня будет три дня болеть голова. Поверь, я очень дорого за это заплачу.
Она привстала.
– И мне надо сходить в туалет. Очередной подарок. – Она таки встала, посмотрела на меня, почесав себя в затылке. – Но господи, об этом-то тебе знать не надо, верно?
Махнув рукой, Мелисса ушла в сторону туалетов.
Я уставился через стойку, трясясь от её слов, едва способный их выносить. Во-первых, мне казалось невероятным, что мы действительно сидим рядом, пьём вместе, разговариваем – и что прямо сейчас она сидит в туалете, в джинсах и мешковатом свитере, писает. Потому что последние десять лет каждый раз, как я вспоминал её, у меня в голове вставала худенькая, сияющая Мелисса года эдак 1988-го, с длинными чёрными волосами и торчащими скулами, я тысячу раз видел, как та Мелисса задирает юбку и писает, не прекращая разговор. Но та Мелисса явно растворилась во времени и пространстве, и теперь стала призраком. Я никогда не увижу её снова, не столкнусь с ней на улице. Её место заняла Мелисса, которую я не знаю, которая снова вышла замуж и нарожала детей, работала на журнал “Iroquois”, которая, хоть и невольно, принесла свой плодовитый и буйный мозг в жертву неиспытанному, непроверенному и доселе неизвестному фармацевтическому продукту…
Вскоре у меня на глаза навернулись слёзы, и я чувствовал комок в горле. Потом руки начали дрожать. Что со мной происходит? Прошло всего двадцать четыре часа с тех пор, как я в последний раз принял МДТ, и химическая оболочка, наросшая вокруг меня за последние недели, уже дала трещину. И из этой трещины потекли сильные переживания, и я не знал, как буду с ними справляться. Представил, как я катаюсь по полу, плачу, всхлипываю, лезу на стену, и всё это покажется мне осмысленным, лишь бы наступило облегчение. Но когда в следующий момент из туалета пришла Мелисса, я приложил усилие и успокоился.
Она села напротив меня и спросила:
– Ты в порядке? Я кивнул:
– Всё хорошо.
– Не слишком хорошо ты выглядишь.
– Ну… Я рад снова видеть тебя, Мелисса. Очень рад. Но мне так жаль… понимаешь… не могу поверить, что ты…
В этот момент я таки не сдержал слёз. Я стиснул кулаки и уставился в стол.
– Извини, – сказал я через мгновение и улыбнулся – но выражение лица у меня было таким безумным, что на улыбку вышло совсем непохоже. Я ещё раз извинился и, одной рукой вытирая слёзы, костяшками второй опёрся на стул.
Даже не глядя на Мелиссу, я мог сказать, что она сейчас сама занята упражнениями по уменьшению повреждений, в которые входили глубокие вдохи-выдохи и бурчание слова “бля” себе под нос каждые пару секунд.
– Знаешь, Эдди, – сказала она в конце концов, – речь уже не обо мне, и не о нас – речь идёт о тебе.
Это заявление меня успокоило, и я попытался сосредоточиться на том, что из него следует.
Она продолжала:
– Я тебе позвонила, потому что подумала… не знаю, подумала, если ты принимаешь МДТ, или принимал раньше, то должен хотя бы знать, что со мной случилось. Но я понятия не имела, что ты… – она покачала головой, – …так глубоко в этом погряз. А потом, когда я прочитала статью в “Post”…
