Алан Глинн - Области тьмы (The Dark Fields)
Я до последней капли опустошил бутылку, завернул крышку и выкинул в корзину рядом с туалетом. Потом пришлось бороться с тошнотой. Я сидел на краю ванны, стиснув её стенки, уставившись на противоположную стену, и боялся даже закрыть глаза.
В следующие пять минут, прежде чем меня накрыл кодеин, произошло ещё два события, быстрых, как смена кадров в слайд-шоу, но от того не менее пугающих. С края ванны, и без осознанного движения, я очутился в центре комнаты. Стоял, качался, пытался вести себя безучастно – словно, если игнорировать отключку, она больше не повторится. А чуть позже – щёлк, щёлк – я оказался на лестнице вниз, сидел на ступеньке первого пролёта, сжимая голову руками. Я понял, что ещё одно такое переключение вперёд, и я окажусь на улице, в толпе фотографов и репортёров – может, в опасности, может, представляя опасность для окружающих, явно не контролируя себя…
Но вот я чувствую волну тяжести в конечностях и некую общую опустошённость. Я встаю, цепляюсь за перила и разворачиваюсь. Медленно карабкаюсь на третий этаж. Иду, словно по пояс в патоке, и когда передо мной появляется распахнутая дверь квартиры, я уже уверен, что больше никуда не пойду.
Потом у меня уходит несколько мгновений, чтобы понять, что звон, который я слышу – это не у меня в ушах. Это звонит телефон, и прежде чем я успеваю понять, что в нынешнем состоянии не стоило бы брать трубку, я смотрю, как моя рука тянется и снимает её с аппарата, а потом летит назад и прижимает её к уху.
– Алло.
– Эдди?
Я в шоке замер. Звонила Мелисса. Эдди?
– Да, это я. Извини. Привет.
Голос мой звучит тяжело и измождённо.
– Эдди, почему ты мне соврал?
– Я не… о-о чём ты таком говоришь?
– МДТ. Верной. Ты знаешь, о чём я.
– Но?
– Я читала “Post”, Эдди. Торговля акциями? Предвосхищение движений рынка? Ты? Вот не надо.
Я не знал, что сказать. В конце концов выдал:
– С каких это пор ты читаешь “New York Post”?
– Сейчас я, можно сказать, только “Post” и могу читать. О чём она?
– Не пони…
– Слушай, Эдди, бог с ним, с “Post”, бог с ним, с тем, что ты соврал мне. Самое плохое – это МДТ. Ты до сих пор его принимаешь?
Я не ответил. Я боролся с закрывающимися глазами.
– Срочно прекращай его принимать. Господи.
Я снова замолчал, но толком не мог сказать, сколько длилась эта пауза.
– Эдди? Скажи что-нибудь.
– Ладно… Давай встретимся. Теперь она замолчала, а потом сказала:
– Хорошо, когда?
– Это уж как ты скажешь.
Когда я говорил, язык казался толстым и раздутым.
– Завтра. С утра, ну, скажем, в половине двенадцатого, в двенадцать?
– Ладно. В центре?
– Хорошо. Где?
Я предложил бар на Спринг-стрит.
– Отлично.
Вот оно. Мелисса сказала:
– Эдди, ты в порядке? У тебя странный голос. Я волнуюсь.
Я разглядывал сучок на доске на полу. Собрался с силами и Выдавил из себя:
– Мелисса, увидимся завтра.
Потом, не слушая ответа, положил трубку.
Дополз до дивана и упал. Посреди белого дня я выпил целую бутылку сиропа от кашля. Я положил голову на ручку и уставился в потолок. С полчаса я ещё слышал разные звуки, вплывающие в моё сознание – звонок в дверь, удары в дверь, голоса, звонок телефона, сирены, машины на улице. Но они уже не могли вырвать меня из навалившегося оцепенения, и постепенно я погрузился в самый глубокий сон за долгие недели.
Глава 17
Вырубившись до четырёх часов утра, ещё два часа я пытался выкарабкаться из-под этого парализующего одеяла дремоты. Где-то После шести, чувствуя боль по всему телу, я сполз с дивана и побрёл в ванную. Принял душ. Потом пошёл в кухню и сделал себе громадную порцию кофе.
Вернувшись в гостиную, я выкурил сигарету и понял, что упорно разглядываю керамический горшочек на полке над компьютером. Но приближаться к нему не хотелось, потому что я знал, если дальше принимать МДТ, то таинственных и пугающих отключек будет всё больше. С другой стороны, я не верил, что это из-за меня Донателла Альварез лежит сейчас в коме. Я готов был признать, что что-то случилось, но что во время отключек я продолжал действовать на том или ином уровне, ходить, что-то делать… я отказывался соглашаться с тем, что, хоть и в этом состоянии, могу ударить человека по голове тупым предметом. Те же мысли посещали меня и парой минут раньше, когда я мылся в душе. У меня на теле оставались, хоть и сходили потихоньку, синяки и маленький круглый ожог, как от сигареты. Неопровержимые доказательства, решил я, что что-то было, но вряд ли я в чём-нибудь виноват…
Я через силу подошёл к окну и выглянул. На улице никого не было. Ни фотографов, ни репортёров. К счастью, подумал я, таинственный трейдер уже стал вчерашней новостью. Кроме того, сейчас утро субботы, особого шума быть не должно.
Я снова уселся на диван. Через пару минут опять принял положение, в котором провёл всю ночь, и даже чуток задремал. На меня накатила приятная дремота и даже лень.
Как давно я не чувствовал ничего подобного, и хоть не сразу, но я связал это с тем, что не принимал МДТ уже двадцать четыре часа, самый длинный – и единственный – период без него с тех пор, как всё началось. Прежде мне просто не приходило в голову завязать, но теперь я подумал – а почему бы и нет? Сейчас выходные, я заслужил отдых. Мне надо будет зарядиться перед встречей с Карлом Ван Луном в понедельник, но до тех пор я могу расслабиться, как обычный человек.
Однако к одиннадцати часам расслабленность ушла, и когда я собирался выходить, меня пробило смутное ощущение дезориентации. Но, поскольку до сих пор я не давал наркотику окончательно выветриться, я решил продолжить опыт по временному воздержанию – по крайней мере, пока не переговорю с Мелиссой.
На Спринг-стрит я оставил солнечный свет за спиной и вошёл в сумерки бара, где мы договорились встретиться. Огляделся. Кто-то махал мне из-за столика в углу, и хоть я ещё не разглядел человека, я догадался, что это Мелисса. И пошёл к ней.
По дороге сюда с Десятой улицы я чувствовал себя очень странно, как будто всё-таки что-то принял, и оно потихоньку действует. Но я знал, что это откат, будто подняли занавеску над ободранными, голыми нервами, над чувствами, которые долго не видели божьего света. Когда я, например, думал о Карле Ван Луне, или о “Лафайет”, или Шанталь, меня сначала продирало ощущение того, что они нереальны, а потом ретроспективный ужас от того, что они были в моей жизни. Когда я думал о Мелиссе, меня ошеломлял – ослеплял хоровод пикселов воспоминаний…
Когда я подошёл, она привстала, и мы неуклюже поцеловались. Она села на свой стул. Я устроился напротив.
Сердце моё стучало.
Я сказал:
– Как дела? – и мне сразу же показалось странным, что я не отметил её вид, потому что выглядела она совершенно иначе.
– Я в порядке.
Она коротко остригла волосы и покрасила в красно-рыжий. Она располнела – в целом, но особенно лицо – и вокруг глаз появились морщинки. От этого она казалась измождённой. Я вряд ли выглядел лучше, конечно, но потрясение от этого не уменьшалось.
– Ну что, Эдди, а ты как?
– Да я тоже неплохо, – соврал я, а потом добавил, – ну, вроде как.
Мелисса пила пиво и держала в руках сигарету. Ресторан был пуст. Рядом с дверью сидел старичок и читал газету, и два молодых парня расположились на табуретах у стойки. Я поймал взгляд бармена и указал на пиво Мелиссы. Он кивнул. Нормальность всего происходящего лишь подчеркнула, как странно и беспокойно я себя чувствую. Пару недель назад я сидел за столиком напротив Вернона в буфете на Шестой-авеню. Теперь, благодаря непостижимой логике сна, я сижу здесь напротив Мелиссы.
– Выглядишь хорошо, – сказала она. Потом, предостерегающе подняв палец, добавила: – И не говори, что я хорошо выгляжу, потому что это не так.
Мне показалось, что, несмотря на перемены – вес, морщинки, усталость – ничего не способно изменить тот факт, что Мелисса до сих пор прекрасна. Но после её слов я уже не мог этого сказать, не прозвучав снисходительно. Сказал же я, что в последнее время потерял много веса.
Глядя мне прямо в глаза, она ответила:
– Да, МДТ всегда так действует.
– Надо думать.
Самым тихим и осторожным голосом, на какой я был способен, я спросил:
– И что ты обо всём этом знаешь?
– Ну, – сказала она, глубоко вздохнув, – это главный вопрос. МДТ смертелен, по крайней мере, часто, а если он тебя и не убьёт, то серьёзно повредит мозг, причём навсегда. – Потом она указала на свою голову пальцем и сказала: – Мне он выжег мозги на хуй – о чём я расскажу чуть позже – а главное в том, что мне повезло.
Я сглотнул.
Появился бармен с подносом. Он поставил стакан пива передо мной и поменял пепельницу на столе. Когда он ушёл, Мелисса продолжила.
– Я приняла девять или десять доз, но был парень, который употреблял его гораздо дольше, несколько недель, и я знаю, что он умер. Другой невезучий чувак остался овощем. Его мать каждый день меняет ему памперсы и кормит с ложечки.
