Чак Паланик - Обреченные
Отправила Мэдисон Спенсер ( [email protected])
Милый твиттерянин!
Да, отец меня ударил.
И да – пусть я высокомерная романтичная особа, жаждущая стать многострадальной Элен Бернс, зато я понимаю: получить шлепок по губам, на мою же беду слишком дерзким, – это совсем не так классно, как мне представлялось.
В благоустроенной ванной комнате «Беверли Уилшира» холодная вода из подавившегося котенком унитаза текла мимо наших ног. Папин шлепок был слабым – моя голова едва мотнулась, – но звон от него так и скакал между кафельных стен. Моя пухлая детская ручонка от удара по твердому папиному лицу болела больше, чем щека от его оплеухи. Широкое зеркало охотно отразило нас обоих: крохотный алый отпечаток моей руки и мое лицо, темное от злости. Мама в окружении горничных, ассистентов и прочих прихлебателей стояла рядом, прикрыв глаза ладонями с клиновидными пальцами, чтобы не видеть жестокой сцены. Клочки рыжего меха плыли на гребнях прилива; нас – всех нас – затопило. Только странный усыновленный незнакомец держался в стороне от семейной драмы. Этот угрюмый, разбойничьего вида подросток – он был предвестником бедствий, грядущих из какого-то далекого, терзаемого распрями, одуревшего от крови феода. Это суровое лицо будущего мужчины, вскормленного, без сомнения, алчными волками, принадлежало Горану. Таков был напряженный момент нашей первой встречи.
В следующие дни и недели – в Найроби, в Нагасаки, в Неаполе – отец откровенно переключил все свои теплые чувства с меня на этого мрачного бродяжку. Так же как я совсем недавно выказывала недовольство посредством котенка, папа теперь обращался ко мне через Горана. Например: «Скажи сестре, что на Рождество она ничего не получит. Разве только удлинитель к ремню безопасности». Не то чтобы мы вообще праздновали Рождество. Отец меня не замечал. Я была сестрой Горана или дочерью своей матери, но для него – невидимкой. И поскольку он меня не видел, говорить с ним я не могла. Так мы перестали существовать друг для друга.
В Риме, Рейкьявике, Рио для него я уже сделалась призраком.
Затем произошел тот несчастный эпизод в «Диснейуорлде» – Горан перерезал глотку пони. Затем Горан стащил мамины награды «Пиплз чойс» и продал через Интернет. После этого отец стал понемногу оттаивать, но было уже поздно: вскоре – совсем вскоре – я умерла по-настоящему.
21 декабря, 11:59 по тихоокеанскому времени
Прибытие мерзости
Отправил Леонард-КлАДезь
( [email protected])
В своих писаниях неоплатоник Зотикус в третьем веке предсказывал, что однажды некая могучая страна будет править всеми остальными народами. Она расположится на острове посреди океана, стремительно вберет в себя богатства целого мира, и в ней поселятся правители со всей земли. Неоплатоник Прокл Диадох в пятом веке описывал эту страну как прекрасный мираж. Согласно египетским иероглифам, она будет плыть по краю окоема.
И здесь вынесет на берег рукотворное дитя. Оно пойдет по берегам облачного цвета, сознавая свою наготу не более, чем сознавали первые люди.
Весь пластик находит там свое последнее пристанище. Там – безмятежный центр Саргассова моря пластика. Северное Тихоокеанское кольцо – так называют это кладбище.
И явится туда человеческая мать – придет пешая, по тому же берегу, погруженная в горе. И женщина эта будет чрезвычайно одинока, сопровождать ее будут лишь стилист, пресс-агент, четыре вооруженных телохранителя, инструктор по йоге, два наставника-гуру и диетолог. Женщина заметит рукотворное дитя: стройную фигуру с кожей столь безупречной, сколь безупречен может быть лишь пластик. С лицом столь безукоризненным, сколь безукоризненной может быть только фотография. Волосы – огромная копна из нитей, густая, расчесанная бесконечными океанскими волнами. И вся наружность рукотворного ребенка говорит, что это – дитя-девочка.
И девочка эта неописуемой красоты.
Еще издали, едва заметив дитя, одинокая женщина окликнет ее, говорит Платон. Она застынет на месте, у нее перехватит дыхание. Она несмело шагнет вперед, невольно воздев руки, чтобы обнять видение, и воскликнет: «Мэдисон?»
Ибо глаза скорбящей матери узнают в этом морском даре ее воскресшего ребенка. И эту женщину, бредущую по берегу, нарекут королевой сего богатого королевства.
Здесь давно потерянный ребенок воссоединится с горюющей родительницей. Здесь произойдет чудо, свидетелями которого станет вся ее свита.
На глаза женщины набегут слезы. Ибо эта незнакомка, что стоит голой на сияющем берегу… эта незнакомка стройна и таинственно тиха – не толста, не ворчлива, не своенравна и не угрюма, – однако в остальном сходство совершенно. Это убитое дитя, восславленное дитя. Прежде чем женщина окликнет его во второй раз, пишет Платон, у нее перехватит дыхание от переполняющих ее чувств.
Так зло подбросит свое дитя в гнездо ни о чем не подозревающей птицы.
Так, согласно Саисским папирусам, добру будут наставлены рога. А зло жаждет приладить добру пару рожек.
Ибо эта иномирная красота, эта девочка, порожденная пластиком и выпестованная морем, приветливо раскинет руки навстречу матери. Сладким голосом она проговорит: «Мама». Дитя-девочка выступит вперед, обнимет женщину и произнесет: «Камилла Спенсер, я вернулась к тебе». Держа в объятиях потерявшую ребенка женщину, она скажет: «Я вернулась как доказательство вечной жизни. Я принесла весть о рае».
21 декабря, полдень по гавайско-алеутскому времени
Фата-Моргана
Отправила Мэдисон Спенсер ( [email protected])
Милый твиттерянин!
В конечном счете это история о трех островах. Как у Лемюэля Гулливера. Первым нашим островом был Манхэттен. Вторым – островок посреди шоссе. О третьем речь пойдет далее.
После нашего унизительного фиаско в аэропорту Лос-Анджелеса я следую за своим пастырем-медиумом в индивидуально переоборудованный CH-53D «Си-стэллион», «Гайя винд», и вертолет долго, на небольшой высоте несет нас над Тихим океаном. Светит послеполуденное солнце, декабрьский воздух кристально чист, так что вид снаружи потрясающий.
Мы летим на запад. Сперва я замечаю на горизонте слабое свечение. Даже при ярком дневном свете кажется, будто совсем не на своем месте и раньше времени занимается причудливая заря. Голубое мерцание. Через три с небольшим часа после взлета перед «Гайя винд» возникает суша. Я, как некогда Гулливер и Дарвин, вижу незнакомые берега. Под чоп-чоп-чоп широких лопастей мы все ближе к этой странной, невероятной местности, к светящимся скалистым горам. Отражая солнце, блещут просторные равнины. Поверхность земли рябая от бегущих над ней облаков, пики умопомрачительной высоты взлетают ввысь, в туман. Этот фантастический ландшафт напоминает не столько земную твердь, сколько маковки и завитки взбитых сливок, правда, сильно увеличенные и искристо-белые, как крупинки столовой соли. Не то чтобы родители – бывшие хиппи и сыроеды – когда-нибудь давали мне соль.
Мой опьяненный компаньон мистер Кресент Сити наклоняется, его глаза в кровавых жилках таращатся на растущее перед нами видение. Челюсть отвисает, усиливая и без того отупелое выражение лица. Он роняет одно-единственное восторженное слово:
– Мэдлантида!
О боги!
Опровергая старое выражение «Покупайте землю – ее больше не делают», прямо перед нами лежит доказательство того, что ее все-таки делают. По крайней мере Камилла с Антонио.
Родители часто упоминали свой замысел. Такую они поставили амбициозную цель: решить массу самых серьезных мировых проблем одним грандиозным махом. Во-первых, их умы занимало кружащее воронкой море пластиковых отходов, известное как Тихоокеанское мусорное поле. Во-вторых – глобальное изменение климата. В-третьих – сокращающийся ареал обитания полярного медведя, в-четвертых – тяжкий груз их подоходного налога.
Сказать по правде, милый твиттерянин, налоги поглощали львиную долю их внимания (потерпи, скоро станет ясно, к чему я веду).
Чтобы решить все эти досадные проблемы, Антонио и Камилла Спенсеры предложили открытый публичный проект. Еще до моей гибели они активно лоббировали мировых лидеров; будучи заправскими кукловодами, подгоняли общественное мнение под свою мечту – создание нового континента, гигантского плота из пенистого полистирола и связанных полимеров площадью в два Техаса. Примерно посреди Тихого океана находилось то самое вечно движущееся, беспрестанно растущее поле мусора, те обширные пространства магазинных пакетов, пластиковых бутылок, деталей «Лего» и всех прочих разновидностей плавучих, танцующих на волнах пластиковых отходов, которые поймали течения Тихоокеанского кольца.
Во имя восстановления экологии родители организовали международный фонд, целью которого было объединить постоянно расширяющуюся груду мусора. Перемешивая это пенопластовое рагу, эту трясину измельченного целлофана, плавя его по частям раскаленным воздухом с клеевой добавкой, из набрякшего от воды экологического кошмара они создали глазированную конфетку. Эта синтетическая страна чудес занимает миллионы акров, громоздится сияющими горами, раскатывается холмами, среди них плещут озера пресной дождевой воды и внутренние моря. Материк взбитых сливок плывет по волнам, и ему не страшны землетрясения, он прокатывается по гребням самых страшных цунами. Его наиболее поразительное свойство – девственная белизна: перламутровая, с отливом, безупречная белизна с едва уловимым намеком на серебристый оттенок.
