Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин
От Детлефа я знала грустную историю Заики-Макса. Выходец из Гамбурга, он работал подмастерьем где-то здесь в Берлине хотя ему было уже к сорока. Его мать была проституткой, и в детстве его били смертным боем. Била мать, её сутенёры, потом няньки в приютах, где он жил. Они постоянно били и избивали его; от страха он так и не выучился говорить нормально. Ну а теперь ему нужны были побои, чтобы достичь сексуального удовлетворения…
Вдвоём мы зашли к нему в квартиру. Я затребовала деньги вперёд, хотя Заика-Макс и был постоянным фраером, которого можно было не опасаться. Он дал мне ровно сто пятьдесят, и я была очень горда, что вытянула с него столько.
Я сняла футболку, и он дал мне плеть. Это было как в кино… Я была не я и сама не своя. Сначала била не сильно. Но он начал жаловаться и сказал, что я должна сделать ему больно. Я врезала тогда со всей силы. Он заорал «мамочка» и я не знаю, что там ещё… Я не прислушивалась. Также старалась и не приглядываться. Но видела, как вздуваются рубцы на его теле, и кожа лопается в разных местах. По-моему, я всё-таки хорошо всыпала ему! Вся это дикость продолжалась где-то с час…
Когда он был готов, я надела футболку и со всех ног дёрнула прочь. Совершенно потрясённая выскочила на улицу. На свежем воздухе я уже не могла сдерживать свой проклятый желудок, и меня стошнило. Проблевалась, стало лучше. Намного лучше. Я не плакала, не испытывала и тени жалости к самой себе. Мне же было совершенно понятно, что никто кроме меня, не виноват в том, что я влипла по уши в это дерьмо.
Пошла к вокзалу… Детлеф был там. Я не стала много распространяться о деле.
Сказала только, что сделала всю работу с Заикой сама. Показала сто пятьдесят марок.
Он вынул из джинсов сотню, которую сделал со своим фраером. Мы рука об руку пошли к точке и купили себе кучу героина! Того отличного порошка у нашего дилера! Замечательный был день…
Отныне я сама зарабатывала себе на дозу. У вокзальных фраеров я пользовалась огромной популярностью. Могла сама выбирать себе клиентов и ставить условия.
Определила себе правило не ходить с черножопыми – с турками, то есть. Они были последними клиентами для каждой девки на вокзале. Черножопые, – как говорили девушки, – совершенно левые козлы, у них никогда нет денег, платят только двадцать или тридцать марок, всегда хотят трахаться и обязательно без резины. Ну, трахаться с фраерами – об этом я и единого слова не хотела слышать! Это была последняя интимная вещь, что оставалась только для Детлефа. Я работала рукой и потом ещё по-французски. Это было не так страшно, когда я манипулировала с клиентом, а не они со мной. Нет, нет – им не позволялось даже касаться меня, а когда они пытались это сделать, я закатывала скандал…
На вокзале я торговалась до последнего, а с типами, которые мне были изначально противны, даже не разговаривала. Это спасение остатков гордости стоило мне времени… Часто поиски подходящего клиента длились целый день… Да и конечно столько денег, как в первый день с Заикой-Максом, получала я редко.
Заика-Макс был теперь нашим постоянным клиентом. Иногда мы вместе с Детлефом ходили к нему, иногда только кто-то из нас. Заика-Макс был классным парнем. Он любил нас обоих, но, конечно, не мог платить каждый раз по сто пятьдесят марок из своей жалкой зарплаты. Но сорок марок – сумму на дозу – ему както всегда удавалось наскрести… Однажды, правда, ему даже пришлось разбить копилку и повытаскивать все гроши из карманов, но он – вот молодец – всё-таки отдал мне ровно сорок марок. Если я спешила, и у меня не было времени заниматься им, то я могла, проходя мимо, снять с него двадцатник авансом. Говорила ему просто, что завтра во столько-то зайду и сделаю всё за двадцать, но если на завтра у него в кошельке оказывалось сорок марок – я забирала их все.
Заика-Макс всегда ждал нас… Мой любимый напиток – персиковый сок, и любимое блюдо Детлефа – манный пудинг, всегда стояли в холодильнике. Пудинг Заика-Макс готовил собственноручно. Кроме того, мне он всегда предлагал полный ассортимент йогуртов и шоколадок, потому что знал, что я люблю перекусить после работы. Пытки и избиения стали для меня рутинным делом, и после них я охотно сидела с Заикой-Максом, ела, и мы весело болтали.
Заика худел с каждым днём… Последние свои марки он вкладывал в нас – ему не хватало даже на пожрать. Он привык к нам и почти не заикался, разговаривая с нами.
Думаю, он был счастлив! Каждое утро он покупал газеты. Только для того, чтобы увидеть, нет ли там каких сообщений об «очередных жертвах героина». Помню, – както раз я зашла к нему, чтобы вытрясти очередную двадцатку, и он, страшно заикаясь, сунул мне под нос газету. В газете было написано, что «некий Детлеф В. – такая-то по счёту жертва героина в этом году, ля-ля-ля…» Макс был белее мела и почти заплакал от радости, когда я ему сказала, что только что видела Детлефа весьма оживлённым и полным сил. В который раз он завёл старую шарманку, что мы должны держаться от героина подальше, или иначе мы тоже скоро умрём, и так далее и тому подобное.
Тогда я ледяным тоном ему заявила, что держись мы подальше от героина, вряд ля нам удалось бы познакомиться с Заикой-Максом… Это его заткнуло.
У нас с Детлефом было такое забавное отношение к Максу. Мы ненавидели всех фраеров. Мы ненавидели и Заику. Тем не менее, он казался нам вполне нормальным, стоящим парнем. Большей частью, наверное, оттого, что слупить с него сорок марок никогда не было проблемой, но всё-таки и мы испытывали нечто вроде сочувствия к нему, наверное… Он был, пожалуй, единственным фраером, которому, в принципе, было ещё хуже, чем нам. Он был совершенно одинок – у него были только мы. Ради нас он разбился бы в лепешку – мы знали это… Впрочем, потом мы даже и не думали ни о каком сочувствии – и сломали так не одного фраера…
Иногда мы очень уютно сидели у Заики-Макса, смотрели телевизор, потом спали.
Он уступал нам свою кровать – сам спал на полу… Как-то ночью у нас было действительное классное настроение. Заика-Макс поставил музыку, одел длинный парик и зверское меховое пальто. Он плясал перед нами как сумасшедший, а мы смеялись до полусмерти. Вдруг он споткнулся, упал и ударился головой о швейную машину. Пару минут он лежал трупом, едва дыша. Мы переполошились, вызвали скорую. Оказалось – сотрясение, и две недели ему пришлось провести в постели…
Вскоре после этого он бросил свою работу… Смешно – Заика полностью опустился, ни разу в жизни не попробовав героина. Одно только общение с игловыми доконало его… При встрече он назойливо просил нас хоть разок заглянуть к нему, но такие дружеские посещения не в ходу у нарков, нет, не в ходу! Потому что каких-то особых чувств по отношению к кому-нибудь нарки не могут испытывать, и потому что им всё время приходится бегать целый день в поисках денег и героина, и просто нет времени на что-либо подобное. Заика повторял нам, что заплатит, отдаст нам все деньги, как только они у него появятся. Но Детлеф объяснил ему как дважды два, что наркоман как бизнесмен каждый день должен думать о кассе. Ни о каком кредите из симпатии или дружбы и речи тут быть не может…
Вскоре после того, как я стала проституткой, случилась радостная встреча. Это было на вокзале. Я стояла, караулила клиентов, как вдруг передо мной возникла Бабси. Бабси – та маленькая девочка, которая ещё пару месяцев назад стреляла у меня ЛСД в «Саунде»! Бабси, – тогда ей было двенадцать, – ушла в бомжи из-за проблем в школе, и успела-таки подсесть на героин, прежде чем её схватили и отправили обратно к бабушке…
Мы посмотрели друг на друга, быстро поняли, что к чему, обнялись и поцеловались. Мы были так рады видеть друг друга! Бабси стала совсем тоненькой…
Ни груди, ни задницы. Но выглядело просто прекрасно… Её светлые, до плеч волосы были отлично ухожены, сама она была модно прикинута. И с первого взгляда мне стало понятно, что она на системе, и было неприятно смотреть ей в глаза – булавочные зрачки просто пугали меня. Но я думаю, что тот, кто не имел никакого понятия о наркоманах, тот ни за что не подумал бы, что этот прелестный ребёнок – злостный нарк. Бабси была невероятно спокойна. Ничего от этой обычной лихорадки других нарков, которым, как и мне, приходилось днями напролёт охотиться за деньгами и героином. Бабси сразу же сказала, что, мол, хватит мне тут унижаться, торчать на вокзале: она и порошком поделится и накормит меня!
Пошли наверх на галереи. О том, что мы обе сидели на гере и работали на панели, нам не надо было говорить – это было ясно и так, что тут говорить… Бабси, правда, всё никак не хотела колоться, откуда у неё столько героина и эти деньги. Сказала только, что дома её держат в ежовых рукавицах, с тех пор как понесло всё это. Ей нужно было каждый вечер являться домой не позже восьми и регулярно навещать школу. Её бабуля – старая карга – строго следила за этим…
Наконец я прямо спросила у неё, откуда героинчик-то, и она сказала: «А у меня постоянный клиент… Такой пожилой достаточно тип, но совершенно отпадный.
