Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин
Автобус постоял и ушёл, а я сказала: «Эй, ты, всё, что я тебе рассказала, было чистой правдой. Я действительно только подрочила ему, и это не так ужасно. Ты должен мне верить! Или ты мне вообще не веришь?» Детлеф сказал: «Хорошо, я верю…» Я сказала: «Детлеф, я же для тебя всё это сделала!» Детлеф заговорил громче: «Э, да ты не выдумывай – ты это для себя сделала, только для себя! Тебя ломало, и тебе нужен был героин. Потрясающе! Уверяю тебя, ты сделала бы это, даже если бы меня вообще не было. Чёрт, пойми же! Ты – наркоманка. Ты полностью влипла. Теперь всё, что ты делаешь, ты делаешь только для себя! Пойми же это, наконец!» Я сказала: «Ты прав… Но – послушай. Нам нужно что-то делать. Ты ведь не можешь один доставать деньги. Нам нужно слишком много… Я просто не хочу, чтобы ты там стоял один и отсасывал с утра до ночи. Мы сделаем всё иначе. В первое время я наверняка смогу зашибать не мерянные бабки. Без траха и всего такого прочего. Я тебе клянусь, что никогда не буду трахаться с фраерами!» Детлеф не говорил ничего. Он обнял меня за плечи. Начинался дождь, и я не знала, то ли это капли дождя стекают по моему лицу, толи слёзы. Снова подошёл автобус. Я сказала: «Детлеф – у нас нет выхода. Помнишь то время, когда мы сидели только на хэше и на колёсах? Тогда мы были совершенно свободны! Никто и ничто не было нам нужно, ты помнишь? А теперь мы на говне, и нам никуда от этого не деться…» Мы пропустили ещё три или четыре автобуса. Мы говорили о достаточно траурных вещах, я плакала, и Детлеф обнимал меня. В конце концов он сказал:
«Кристина, всё образуется как-нибудь, я знаю всё будет хорошо. Скоро мы просто слезем… У нас получится – у обоих получится! Я найду валерон. Я прямо завтра повыспрашиваю всё о валероне. Отколемся вместе».
Снова подошёл автобус, и Детлеф подсадил меня на ступеньку.
Дома я повела себя чисто механически, как это обычно и бывало каждый вечер.
Зашла на кухню, достала себе йогурт из холодильника. Йогурт я обычно брала в постель чтобы не заметно было, как я прихватываю с собой и ложку. Ложка ведь нужна была мне на следующее утро – чтобы готовить. Стакан с водой я захватила из ванны, чтобы можно было и шприц почистить с утра.
Следующее утро было как и все остальные. Моя мама разбудила меня около половины седьмого. Я не вылезала из постели – притворялась что сплю. Но мама всё не оставляла свои попытки поднять меня с кровати, каждые пять минут раздражала меня истошными криками, а я огрызалась: «Да встаю же!» – и считала минуты до без четверти семь. Больше времени у неё не было – ей надо было поторапливаться на электричку, если она не хотела опоздать на работу. Она никогда не пропускала свою электричку. Собственно, и мне следовало бы выйти вместе с ней, чтобы успеть к первому уроку…
Когда, наконец, дверь за ней закрылась, весь процесс пошёл по накатанной.
Джинсы валялись перед кроватью: я вытащила чек из кармана. Пластиковый пакет с косметичкой, пачкой табака, бутылочка с лимонной кислотой, завёрнутый в туалетную бумагу шприц – всё было рядом. Вот только игла как и почти всегда оказалась насмерть забитой. Проклятый табак, высыпаясь из пачки, постоянно засорял её… Я вычистила иглу в стакане с водой, насыпала немного порошка в ложку из-под йогурта, прыснула лимонной кислоты, размешала и приготовила всё это, перетянула руку. И так далее. Для меня – ширнуться поутру было как первая сигарета в постели для многих… Вмазавшись, я обычно засыпала и шла в школу только ко второму или третьему уроку. Я всегда опаздывала, если вмазывалась дома…
Иногда моей маме удавалось вырвать меня из кровати и дотащить-таки до метро.
Тогда мне приходилось колоться в общественном туалете на метро Морицплатц.
Было достаточно неприятно, этот сортир был особенно тёмным и вонючим. Повсюду в его стенах зияли дыры. Вокруг туалета постоянно зависали черножопые и какие-то извращенцы, которые тащились от того, чтоб смотреть, как девушка писает. Я всегда боялась, как бы они, разочарованные, что я не писаю, а просто ширяюсь там, не притащили бы мусоров…
Машину я почти всегда брала с собой в школу. На всякий случай. Если мне придётся по каким-то причинам задержаться в школе, на какое-нибудь мероприятие в актовом зале, например, или если я не успею заехать после школы домой. Тогда придётся колоться ещё в школе… Двери школьного туалета были кем-то вынесены ещё года два назад, и моя подруга Рената стояла на стрёме, заслоняя меня, пока я вливала. Рената знала, что со мной. Большинство ребят в классе, я думаю, знали, но никто не делал из этого проблемы… По крайней мере, в Гропиусштадте давно уже не было сенсацией, если кто-то сидел на игле.
Время уроков, которые я ещё изредка посещала, использовалось мной для того, чтобы отдохнуть. Совершенно апатично я дрыхла все сорок пять минут, часто достаточно глубоко – глаза закрыты, голова на парте. Если я достаточно много вгоняла в себя с утра, из меня было и двух слов не вытащить… Учителя, конечно, замечали, что со мной что-то не в порядке, но только один из них пытался заговорить со мной о наркотиках и даже поинтересовался как-то моими проблемами. Остальным казалось, что я просто обленившаяся, хронически заспанная ученица, и они с удовольствием лепили мне колы… Ну и ладно – ерунда, у нас было так много педагогов, что большинство из них были просто рады, если им удавалось выучить наши имена. Каких-то личных отношений между учителями и учениками не было и в помине. Они как бы не замечали, что я не сдала, наверное ни одной домашней работы за последнее время, и вытаскивали свой журнал, только когда на контрольных я, получив задание, писала в тетради «не могу», быстро сдавала её и сидела рисовала какую-то чепуху на листочках. Большинство преподавателей, я думаю, интересовались школой никак уж не больше моего. Они понимали, что фактически бессильны здесь что-либо сделать, и были ужасно довольны, если ещё один урок проходил без бардака…
После моего дебюта на панели всё шло поначалу как и прежде. За это время я все уши прожужжала Детлефу, что мне тоже надо как-то доставать деньги, причём намного больше, чем те несколько марок, которые мне удавалось настрелять по дороге из школы на вокзал. Что мог сказать Детлеф? Он же был моим парнем… Он ревновал. Но и ему было ясно, что он один столько не заработает… И в конце концов он предложил работать вместе.
Ему уже хорошо был известен весь широкий круг берлинских фраеров, и он знал, в частности, что среди них много бисексуалов и даже таких голубых, которым было бы интересно попробовать с девушкой, – если, конечно, под рукой был и мальчик на всякий случай! Он сказал, что постарается разыскать фраера, который не будет дотрагиваться до меня, и уж, конечно, не захочет трахаться. Такого фраера, который бы только хотел, чтобы с ними там что-нибудь такое проделывали. Таких клиентов Детлеф и раньше ценил больше всего. Он сказал, что мы вдвоём легко могли бы за раз зарабатывать сотню и больше… Первым фраером, которого он разыскал для нас, был Заика-Макс. Один из постоянных клиентов Детлефа – они были уже хорошо знакомы. Мы называли его Заика-Макс. Детлеф сказал, что Заика хочет только одного – чтобы его избили как следует. Мне придётся только раздеться до пояса… Я была не против, мне это подходило. Идею с избиениями я нашла просто замечательной, я думала, что смогу выместить всю свою злость на этом бедном Заике. Сам Заика-Макс пришёл в неописуемый восторг, когда Детлеф предложил ему вариант взять меня в компанию. Конечно, за двойную цену… Мы договорились встретиться в понедельник в три на Цоо.
Я, как всегда, опоздала. Заика был уже на месте. Не было, конечно, только Детлефа. О…, я-то знала, как дико ненадёжны все эти нарки! Я подозревала, что он, наверное, нашёл фраера за хорошую цену и должен провести с ним немного больше времени. Я прождала его на вокзале ещё почти полчаса, стоя рядом с этим дурацким Заикой-Максом. Детлеф всё не являлся, и я начинала дрейфить, но Заика-Макс стремался, судя по всему, ещё больше моего. Он всё пытался объяснить мне, он ничего не имел с девушками уже больше десяти лет. Он не мог ни одного слова произнести нормально, заикался страшно… Понять его было невозможно.
Ну всё, я уже не могла испытывать свои нервы в компании с этим придурком и хотела побыстрее развязаться с этим делом! Кроме того, у меня не было героина, и я боялась, что ломка начнётся ещё прежде, чем я разделаюсь с Максом. Чем больше я чувствовала его страх, тем самоуверенней становилась сама. Что делать – я была покруче его! В конце концов я сказала ему: «Пойдём, старина… Детлефа мы не дождёмся сегодня, я думаю, но тебе и так понравиться, без него. Но – как вы с ним договаривались! Сто пятьдесят марок». Он выдавил своё «д-да», но всё никак не двигался с места. Совершенно безвольный тип! Я прицепила его к себе и буквально за ручку повела домой – к нему домой, конечно!
От Детлефа я знала грустную историю Заики-Макса. Выходец из Гамбурга, он работал подмастерьем где-то здесь в Берлине хотя ему было уже к сорока. Его мать была проституткой, и в детстве его били смертным боем. Била мать, её сутенёры, потом няньки в приютах, где он жил. Они постоянно били и избивали его; от страха он так и не выучился говорить нормально. Ну а теперь ему нужны были побои, чтобы достичь сексуального удовлетворения…
