Мария Чепурина - Гечевара
Игра стала гвоздём программы заседанья. Все пришли в такой восторг от этой штуки, что чуть не забыли о суде, уже дважды отложенном.
– В конце концов! – объявил Жека. – До суда-то доберёмся или нет? У меня такое ощущение, что следствия никто не начинал.
– А что ты предлагаешь?
– Что я предлагаю!? Детский сад! Элементарный шаг – узнать, кто был или кто мог быть в том злосчастном заведении при аресте. Ведь менты нагрянули туда, а, значит, кто-то их навёл конкретно на «Мак-Пинк». Кто был там и кто видел нашего Гургена.
Сердце Алексея трепетало, но он всё же смог заметить, как все парни резко поскучнели.
– Выяснить, кто был там…
– Как узнаешь…
– Нереально, я считаю…
– Всё равно восстание не сегодня-завтра…
– Если вы с Гургеном говорили слишком громко и о чём-то революционном, вас мог заподозрить кто угодно, – осмелел Двуколкин. – Очень вероятно, не из наших.
– Верно, верно! – зашумели все.
– Да чушь! – парировал Евгений. – Хоть мы бы орали о погибели России – ни одна амёба среди этих говножуев бы не шелохнулась! Что вы, обывателей не знаете?! Народ, блин… Ощущение, что кого-то покрываете!
– Кого нам покрывать?!
– Чего несёшь-то?!
– Думай хоть башкой-то!
– Да! «Кого!» А я скажу – кого! Артёма Тартакова!
– Он-то тут при чём?
– Та-а-ак… Ну-ка, ну-ка…
– А чего? – довольно произнёс Евгений. – Всё ведь просто. Про кого мы точно знаем, что он был в тот день в том месте? Про Артёма. Это он ведь должен был забрать нашу записку. Место, время – всё он знал. И смылся! Смылся тут же, через день! Вас это не наводит, блин, на мысли?
Все внезапно замолчали.
– Хм, – сказал Сергей.
– Та-а-к, – произнёс Аркадий.
– Мать твою! – заявил Виктор. – Это он, как пить дать, это он!
– Да тихо, тихо, – урезонил его вождь. – Пока что мы не знаем. Ведь Артём поехал помогать нашей работе…
– Как же! Развлекаться он в столицу покатил!
Аркадий всех просил не делать срочных выводов. Он как бы защищал Артёма, но при этом аргументов в его пользу не привёл. В итоге все сошлись на том, что раз его хоть так, хоть эдак не достать, пока что отложить суд. Посмотреть, как поведёт себя подозреваемый. Других подозреваемых почему-то называть никто не стал, и все решили, что Артём хоть не предатель, но предатель всё-таки Артём. Короче, выходило так, что поиск настоящего преступника вообще не в интересах их ячейки…
Тема преступления и суда ещё немножко поболталась в разговоре, а потом сошла на нет, чему никто не возражал. Вернулись вновь к Серёжиной игре. Довольный автор произвёл в ноутбуке ряд неких манипуляций, после чего громко объявил: «Она пошла!». Осталось только ждать, когда народ рванётся разорять свои конторы, без конца качая сей шедевр и тратя на него рабочие часы.
Ячейку охватила неожиданная радость. Каждый поспешил сыграть в секретное оружие раз десять. Остальные вместе долго-долго говорили о свободе быть собой.
А после Виктор двинул в магазин, купил зачем-то водки, и они все как-то так случайно напились.
18.
– Вставай!
Алёша вздрогнул.
– Да вставай же, чёрт тебя возьми!
Над Лёшиной кроватью стоял Виктор. Неожиданно Двуколкин обнаружил, что вся комната украшена весёлым кумачом и странными плакатами. Потом заметил за спиной Виктора товарищей: Аркадия, Серёжу, Жеку и – вот это новость! – того самого Гургена, что видал каких-то пару раз. Все были вооружены.
– Ну! Поднимайся! – взревел Виктор. – Мы всё знаем! И про то, где ты работаешь, паршивый коллаборационист! И про Гургена! Видишь, он вернулся!
– Ты мэня им выдал, – грозно объявил Гурген. – Я тэбя запомнил, падпэвала буржуазный, мойщик сраных туалэтав. Знаешь, каково в тюрьмэ мнэ было? Что, нэ знаешь? Вот сэйчас узнаешь! Падымайса!
– Вот блин, а мы-то тебе верили, – уныло прогнусил Серёжа.
Алексей пытался вспомнить, что случилось вчера вечером, – не мог. Ему казалось, что был некий суд. Но там его, Алёшу, вроде как не обвиняли. Что случилось ночью? Почему так резко? Что теперь?..
– Вставай, вставай, Двуколкин!
Было страшно, было стыдно, было ощущение, что случилось что-то, что нельзя исправить, вроде смерти. «Расстреляют» – понял Алексей. Уверенность пришла сама собой.
– Ты угадал, – сказал Аркадий, прочитавший его мысли.
– Вставай, блин! – вопил Виктор.
Лёша попытался встать, откинул одеяло, но внезапно обнаружил, что под ним он голый. Бывшие товарищи ехидно и недобро пялились на Лёшины сокровища, а тот не мог ни встать (неведомая сила, может страх, а может, ещё что-то, прилепила Алексея к койке), ни укрыться вновь. Алёше стало холодно.
– Ну, сколько можно!? – крикнул Виктор и внезапно смачно плюнул на Алёшу. Слюни странно разлетелись по всему Двуколкинскому телу.
Вдруг соседи и винтовки стали растворяться. До Двуколкина дошло, что он лежит с закрытыми глазами. Разлепить их постепенно удалось.
– Ну, соизволил, наконец! – произнёс Виктор без винтовки и одетый по-другому, чем во сне. – Гляди, вода-то помогает! Ну, давай, блин, подымайся, лежебока! На работу опоздаешь! Ананасовую воду подносить! Ха! Когда я был мальцом, меня бабушка всегда водой будила! Как возьмёт, да ливанёт с ковша холодной – брр! Хорошо! Вот только власти наплевать на мою бабку! Знаешь, пенсия какая?..
Алексей с трудом присел на койке. После заседания до полвторого ночи он был еле жив. А ведь сегодня на повестке дня стояли целых две важнейших вещи: вставить, наконец-то, свой скандальный диск и взять из кабинета Снежаны то, что там припрятал.
– Ох… Спасибо, что поднял меня, Витёк! А то бы я снова…
На этот раз на зеркале бумажек не висело. Но зато одна висела на двери рабочей раздевалки. Алексей издалека подумал, что опять, наверно, прокламация. Но нет. Объява оказалась более привычной:
«Господа работники зала! За прошедший месяц в вашей раздевалке было обнаружено 3 (три) пакетика от чая, 2 (два) пакетика от сахара и 10 (десять) зубочисток. Объявляем, что в дальнейшем все обжоры, пойманные на месте преступления, будут строго караться: вся недостача за месяц станет вычитаться из зарплаты. В ином случае она будет вычитаться из зарплат всех работников зала. Ваши менеджеры».
Неплохо, неплохо, – подумал Алёша. Вот «Мак-Пинк» и показал своё лицо! «Надеюсь, что теперь урок про Че Гевару ещё лучше закрепится в их умах», – решил Двуколкин о своих коллегах.
С этой мыслью он и приступил к работе: погрузился в облака жировой вони, двинулся навстречу сочным запахам пластмассы и картона, типографской краски, мокрой тряпки и химсредства для прочистки аппаратов. Окунулся в добрый и привычный свист машин для наливания коктейля, хруст обложек бутербродов и глухой стук друг о друга толстеньких стаканов из картона.
Как-то раз Двуколкину пришло на ум, что в этих замечательных стаканах можно здорово выращивать рассаду огурцов. Увы! Возможности собрать это хозяйство и свести его в Игыз своим родным Лёша не имел. Его работа состояла в том, чтобы выбрасывать – всё, жёстко, без разбору, напоказ. Остатки колы. Грустные огрызки бутербродов. А порою даже целые, не тронутые тортики! Ирина всякий раз смотрела с грустью, когда в мусор уходил ещё один нетронутый «Шварцваальд» или «Малинка». Лёша понимал. Он был профессиональным грешником – ведь что такое выброс хлеба, выброс пищи, а тем более, пригодной? Ощущения были ещё хуже, если Лёша думал о несчастных голодающих народах в области Сахель.
– Вот я тут колу недопил, – сказал ему один клиент. – Глядите, не пролейте.
– Что ж вы так? – спросил Алёша с осуждением.
– Да не влезло… – сообщил тот доверительно.
Алёша возмутился:
– Как вы можете так делать, когда голодают дети в Никарагуа?!
– Ох, стыдно, не могу! – ответил парень. Похихикал и ушёл.
Беседы с клиентурой, впрочем, строго запрещались.
А недавно Ира принесла пакетик, положила его внутри тумбы для отбросов и просила класть туда фрагменты целой пищи – для собаки. Алексей с чего-то заподозрил, что собаки нет, а Ира ест сама всё это дело. Ну, пускай ест. Всё же лучше, чем на выброс.
В это утро, несмотря на час довольно ранний, и рабочий день, народу было много. Наиболее интересной Лёше показалась группа мрачных лиц. По всему было видно, что народ это до жути экстремальный, зверски эпатажный и чёртовски индивидуальный: в городе от силы можно было отыскать таких пятнадцать-двадцать тысяч, но не больше. С ног до головы ребята были в чёрном. Исключение составляла лишь кайма по краю их вампирских балахонов: скучно серая, неровной ширины, почти просохшая. Что делать! Осень, грязь. Алёша с любопытством наблюдал, как чёрные когтищи эротически впиваются в бок сэндвича, а губки цвета злобного агата тянут смоляную «Кока-колу».
Посредине зала, за большим столом, ловила кайф группа подростков, видимо, добравшихся до денег и решивших шикануть. Ребята не нашли ничего лучше, чем набрать крутейшей колы, обалденных бутербродов, суперской картошки – на, по меньшей мере, тысячу рублей (Алёша оценил на глаз). Теперь они сидели в ресторане с этой жрачкой и, сходя с ума от крутизны, орали на весь зал. Наверно, им казалось, что они вкушают власть. Алёше же зачем-то пришёл в голову Артур и его рыцари. Вот странно! Стол в «Мак-Пинке» был совсем не круглый…
