Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны
Матильда отнеслась к Пабло сдержанно, но потом он показался ей слишком славным, чтобы быть любовником Онес. Она не раз думала, что действительно между ними нет ничего, кроме обычной симпатии, что это просто доброта человека к соотечественникам, оказавшимся в худшем положении, чем он. Будучи очень чистой, хоть и ничуть не глупой, Матильда всегда была склонна думать об интимных отношениях людей с хорошей стороны, но потом вспоминала, кто такая Онеста, и пожимала плечами.
Встретив как-то одного канарца, Даниэль сообразил, что у него на островах есть родные. Тогда впервые Матильда услышала о другом брате Даниэля, «черной овце в стаде», который много лет назад отправился на Канарские острова с придурковатым сыном и туберкулезной женой. Там он вступил во второй, очень выгодный брак и потом умер. Канарец сообщил, что придурковатый мальчик стал крупным дельцом. Началась переписка.
Художник Пабло, который в то время ходил как потерянный, решил сопровождать их на острова, к большому удовольствию Онесты.
Матильда снова вернулась к жизни; после военной сумятицы она нашла себя в действии. Когда она возвратится в Мадрид, она будет работать, и Даниэль тоже. Здесь он доказал, что может быть полезен. В конторе он неплохо выполнял свои обязанности. Правда, Хосе нравилось быть щедрым и подчеркивать это. Странный тип этот Хосе!
Матильда прервала свои раздумья. Из открытого окна комнаты Пино по временам до нее долетали тихие голоса. Она не обращала на них внимания, но теперь Пино закричала. Крик ее разнесся по всему саду.
— Если ты скажешь еще хоть слово, я зарежусь! Слышишь? Зарежусь!
И снова приглушенный говор. Матильда, до смерти испуганная, сидела в качалке и невольно напрягала слух.
Далекий стрекот цикад напоминал о лете. Луна плыла по небу, мутному от пыли, растворяя в своем сиянии звезды и облака.
После крика Пино наступила тишина. В дверях музыкальной комнаты показался Даниэль. Матильда увидела его темную фигуру, освещенную сзади желтым светом, льющимся из двери, а спереди белым сиянием луны. Увидела, что он не снял пиджака, как сделали Пабло и дон Хуан. Она почувствовала к нему какую-то нежность. Со времени войны, когда к ней пришла вера в то, что она сможет отстоять свою индивидуальность, Матильда иногда чувствовала нежность к Даниэлю. Она подозвала его.
— Невыносимая ночь, детка, — сказал Даниэль, приближаясь. — Хосе пришел за доном Хуаном, чтобы тот еще раз посмотрел Пино. Онес принесла липовый чай, но мне бы надо еще несколько капель апельсинового отвара.
— Даниэль, я хотела поговорить с тобой… Я много думала в эту ночь… Что ты собираешься делать в Мадриде?
Казалось, Даниэль удивился.
— Я не знаю, о чем ты говоришь. Плохие времена миновали. Твоя мать пишет, что квартира нетронута, рояль в хорошем состоянии. Надеюсь, ты не потребуешь от меня, чтобы я с моим именем сидел в какой-то конторе. Это годится здесь. Но ты сама говоришь, что не хочешь тут оставаться. Мы снова вернемся к нашей обычной жизни, к нашему кругу.
Его слова звучали не очень уверенно. Матильда взглянула на мужа. Игра лунного света и теней придавала ему трогательный вид. Она хотела насмешливо спросить: «К какому кругу?», но промолчала.
«Он стар, — подумала Матильда, — старики точно дети. Он у меня как ребенок, избалованный и капризный».
Жизнь с ним будет нелегкой, но она поняла, что может быть счастлива только работая, только преодолевая трудности. Она взяла его за руку; он смотрел на нее.
— У тебя неподходящее платье, детка. Ты должна немного больше следить за собой. Дама…
Матильда печально улыбнулась. Ее суровое лицо было исполнено благородства и силы. Она снова откинулась на спинку качалки, глядя на Даниэля все с той же улыбкой, а он удивленно смотрел на нее. Никогда больше он уже не будет в силах смутить ее дух, подавить ее. Она вновь обрела прежнюю веру в себя. Взгляд Матильды стал живее. Она выпрямилась, словно прислушиваясь.
В комнате Пино загорелся слабый свет. Наверное, лампочка у изголовья кровати. В воображении Матильды этот свет как-то странно связывался со светом свечей, окружавших восковое лицо покойной, такое молодое и изможденное.
Ей хотелось, чтобы ночь прошла поскорее. Эта ночь и еще шесть дней, оставшихся до отъезда с острова.
XVIIIВ тихом коридоре хлопнула дверь. Звук невероятный в доме, где лежит покойник. Объяснить его сквозняком было нельзя: в эту ночь воздух словно застыл, не чувствовалось ни малейшего ветерка.
Марта увидела брата. Она возвращалась в спальню, а он выходил из своей комнаты. Столкнувшись с ней, смутно белевшей в сумерках, тихой, как видение, Хосе вздрогнул. Казалось, он испугался.
— Я думал, ты уже спишь.
— Я иду ложиться. Как Пино?
— Лучше. Иди к себе.
Когда Марта повернулась к своей двери, Хосе положил руку ей на плечо. Голос его звучал резко:
— Ты говорила с Висентой?
— Нет… Я сидела наверху на лестнице.
Марта взглянула на брата, она плохо различала его — свет в коридоре не горел, только луна смотрела в окно. Хосе, долговязый, худой, против обыкновения выглядел усталым. Марта сказала:
— Мне не о чем говорить с Висентой. Я не люблю слушать сплетни служанок.
Хосе ничего не ответил. Рука, лежавшая на плече девочки, легонько подтолкнула ее к комнате. Когда дверь закрылась за ней, Хосе еще стоял в раздумье.
Он вышел из спальни рассерженный. По его мнению, присутствие тещи усложняло отношения с женой. Устроившись у них в комнате, мать Пино ни на минуту не отходила от дочери и, держа ее за руку или поглаживая по голове, тараторила без умолку. Это она завела разговор о смерти Тересы, о том, что им просто стыдно до сих пор быть под одной крышей с Висентой.
— Пепито, нельзя, чтобы эта женщина осталась на похороны. Очень хорошо, что при посторонних ты заставил ее замолчать, но теперь все ушли. Завтра в доме будет полно народа. Она должна убраться сию же минуту. Это просто неприлично, если она останется.
При слове «Пепито» Хосе передернуло.
— Я очень прошу вас, сеньора, не вмешиваться в дела моего дома. Висенте уже отказано. Она грубиянка, деревенщина, если хотите, но она имеет право находиться здесь. Я не собираюсь устраивать у тела Тересы еще один скандал. Завтра она уйдет. Если бы вы знали этот народ, вы поняли бы, что она уже сказала все, что хотела. Теперь она больше не сунется.
Пино уткнула лицо в подушки. От нее исходил запах молодой плоти, терпкий аромат пышных волос. Она пробормотала в отчаянии:
— Замолчите, мама! Разве вы не видите, что мой муж мне не верит? Он верит этой ведьме. Ах, и все-таки я рада, что Тереса умерла!
В темноте она повернулась к Хосе, приподнялась на постели. Вполголоса вызывающе бросила ему:
— Да, рада!
У Хосе готов был сорваться с губ резкий ответ, но он сдержался. Мать Пино плакала:
— Ах, мальчик, ты сам не знаешь, что говоришь!
Хосе всегда хотел казаться человеком без нервов.
Отец его говорил, что Хосе стремится походить на английского лорда, однако стремление это совершенно бесперспективно, потому что лорды ведут себя как раз наоборот, добавлял Луис Камино. Когда отец говорил такие вещи, Хосе ненавидел его.
Сидя в ногах постели, Хосе пожал плечами. Он ответил как можно холоднее, желая уколоть жену:
— Единственное, что я могу сделать для тебя, это просить о вскрытии тела Тересы.
Пино вырвалась из объятий матери, и именно тогда раздался ее истерический крик:
— Если ты скажешь еще хоть слово, я зарежусь! Слышишь? Зарежусь!
Она с силой отталкивала мать и рыдала. Хосе встал. Его прошиб холодный пот. Он почувствовал, как у него намокает рубашка. Ему надо было остаться наедине с женой. С тех пор как он вечером вернулся из города, его ни на минуту не оставляли с ней вдвоем. То подруги Тересы, то дон Хуан, то теща. Пино — его жена. Его собственность, его. Ему хотелось схватить тещу за шиворот и вытолкать из спальни. Одни они сумели бы объясниться.
— Пойдите за доном Хуаном, Пепито. У нее снова начинается припадок.
Пино слабо стонала, откинувшись на подушки.
Хосе не сделал ничего из того, что хотел. Впрочем, он толком и не знал, чего хочет: может быть, обнять Пино, как после ее истерических приступов ревности… Он знал только, что эта проклятая толстуха мешает ему, портит жену.
Хосе вышел из спальни, со злостью хлопнув дверью. От этого ему стало немного легче. Он был весь в поту. Он провел рукой по голове, пропуская пальцы сквозь влажные волосы. В коридоре раздались легкие шаги. Хосе поднял голову: перед ним, как видение, появилась сестра. От неожиданности мороз пробежал у него по коже. Он совершенно забыл о Марте в этот ужасный день. Все еще в раздражении, он окинул взглядом ее фигурку и вдруг со всей ясностью осознал роль сестры в своей жизни. Ему показалось, что, увидев его, Марта вздрогнула, но и он, в свою очередь, был напуган. Они обменялись несколькими словами, и ее юный голосок успокоил его.
