Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны
Обзор книги Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны
Кармен Лафорет
Предисловие
Вскоре после окончания гражданской войны в Испании Кармен Лафорет, тогда совсем еще юная девушка, приехала в Барселону учиться в университете. До этого она жила на Канарских островах. Жители Канарских островов, можно сказать, остались в стороне от бедствий войны. Здесь не шли кровопролитные бои и не так тяжело чувствовались лишения военного времени. Потрясения, пережитые континентальной Испанией, почти не нарушали привычный патриархально-застойный уклад в дальней островной провинции. «Сияющим и волшебным» воспоминанием назовет потом Кармен Лафорет свое отрочество, проведенное в этом красивейшем уголке мира, где никогда не бывает зимы, где царит вечная благоуханная весна.
Барселона, а потом Мадрид (Кармен Лафорет училась сначала в Барселонском, затем в Мадридском университете, на факультетах философии, литературы и права) должны были показаться ей инопланетным миром, темным и страшным. Голод, продовольственные карточки, жалкие рационы, дороговизна — а рядом, на каждом углу, разнузданная спекуляция, роскошь, доступная немногим, самодовольный эгоизм нуворишей. Страх, мстительность, ненависть в отношениях людей — наследие братоубийственной войны, расколовшей чуть ли не каждую семью. Кажется, что в эти первые послевоенные годы испанским народом владеет угрюмое оцепенение — оцепенение усталости и безнадежности.
Из этого внезапного, потрясшего юный ум и юную душу столкновения с действительностью возник роман Кармен Лафорет «Ничто». Он был написан в 1944 году и еще в рукописи удостоен крупнейшей в Испании литературной премии «Эухенио Надаль». Автору было тогда двадцать три года. В 1945 году роман вышел из печати и имел огромный, по тем временам сенсационный успех.
Успех тем более понятный, если представить себе, какой духовной пищей располагали испанские читатели к моменту появления романа Лафорет. Одна за другой выходили книжки, переполненные бахвальством победителей и звериной ненавистью к побежденным. В 1943 году, например, Национальную премию по литературе получил Р. Гарсиа Серрано за роман «Верная пехота» (до этого двумя изданиями вышла его же повесть «Эухенио, или Провозглашение весны»). Герои книг Гарсиа Серрано — молодые фалангисты, добровольцы «Ударных групп» (гитлеровские штурмовики на испанский лад), офицеры франкистской армии. Один из них заявляет: «Начинаешь все понимать, только когда делаешь первый выстрел… Меня не мучает совесть за то, что я убил человека. Какого-то коммуниста…»; другие пишут на стенах домов лозунг: «Испанские матери, пусть ваши сыновья станут, когда это понадобится, пушечным мясом!» Что могла противопоставить испанская литература этим людоедским выкрикам, этой фашистской романтике казарм и расстрелов?
Национальная литературная традиция фактически была прервана. Крупнейшие из живых писателей находились в эмиграции, и их имена преданы анафеме. Классики, такие, как Гальдос и Бароха, не издавались. Выходили либо «герметические» псевдопсихологические романы, либо полубульварное чтиво. И только одна книга прорезала болезненным и тревожным криком это нравственное и интеллектуальное оцепенение — роман «Семья Паскуаля Дуарте» другого молодого писателя, Камило Хосе Селы, написанный в 1942 году. «Семья Паскуаля Дуарте» и «Ничто» были началом обновления испанской литературы. Многое объединяет эти книги: философская насыщенность, особое видение человека и его участия в реальном испанском мире. Направление, начатое романами Селы и Лафорет, получило впоследствии название «тремендизма». «Тремендо» — по-испански «ужасный, страшный». Что же предстает ужасным в творчестве молодых писателей?
Сюжет романа «Ничто» — приезд молодой девушки из деревни в Барселону, взаимоотношения ее с родственниками и новыми друзьями — казалось бы, толкал автора на путь традиционного психологического романа, так часто обращавшегося к подобным ситуациям. Напряженностью душевных состояний герои Лафорет близки персонажам русской литературы. О восторженном и пристальном изучении Достоевского говорят многие особенности повествовательной манеры автора «Ничто». Семейные скандалы, разгоревшиеся по пустяковым поводам, превращаются в объяснения самых потаенных душевных движений. В исповедях, страстных признаниях люди внезапно открывают самые темные уголки своей души, бросают в лицо собеседнику то, что много лет скрывали от всех, а может быть, и от самих себя. Внезапное самораскрытие персонажа, часто в обстановке вульгарного скандала, — любимый повествовательный прием Лафорет. В отношениях героев есть что-то таинственное, поначалу непонятное, коренящееся в прошлом. Такова, например, тайна отношений между дядей Андреи Романом и женой другого дяди, Хуана, Глорией. Точно так же таинственны и непонятны связи других персонажей. И когда Андрея нащупывает скрытые нити подлинных чувств, соединяющие Романа и Хуана, Романа и Эну, Хуана и Глорию, внешний рисунок взаимоотношений оказывается ложным, иллюзорным. Подобных «эмоциональных тайн» много и в романах Достоевского.
Но для чего же изображены в романе бесконечные ссоры, скандалы, стычки? Для чего показаны злоба Романа, отчаяние Хуана, ненависть Глории? И зачем нужна здесь чистая девушка Андрея, с ужасом наблюдающая борение низких и разрушительных страстей?
Вернемся ко дню ее приезда в Барселону. Едва вступив в дом на улице Арибау, девушка почувствовала, что все в нем пропитано чем-то гнетущим: призрачные женские фигуры, отталкивающее лицо служанки Антонии, вся обстановка, даже ванная комната, казавшаяся «логовом ведьм». Еще ничего не произошло, а Андрея уже чувствует, что у нее «мурашки поползли по коже». И хотя Андрея в конце концов привыкнет к этому дому и его обитателям, ее всегда будет поражать, как здесь «умели превращать в трагедию любой пустяк». Сделав рассказчицей юную, впечатлительную девушку, писательница получила возможность передать ощущение кошмара, возникающее из житейских мелочей.
Все двойственно в отношениях, связывающих обитателей дома, каждое душевное движение то и дело переходит в свою противоположность, и нет здесь чувств, которые можно однозначно определить как любовь, ненависть, ревность, а есть только взаимное мучительство, разрешающееся безумием или смертью. Жизнь всех героев испорчена, души их отравлены, сознание поколеблено. Иногда они как будто останавливаются, оглядываются вокруг себя, иными глазами смотрят друг на друга. Вот Хуан пристыжен и растроган, когда узнает, что Глория уходит по ночам не к любовнику, а всего-навсего в игорный дом. На мгновение кажется, что может еще воскреснуть их любовь. Но нет, порывы героев друг к другу тщетны, из замкнутого круга нет выхода. «Впервые я стала понимать, что, пока человек живет, все проходит, блекнет, разрушается. И нет конца у нашей истории, пока не придет к нам смерть и не разрушит тело…»
Концепция человеческой жизни, воплощенная в судьбах родственников Андреи, несомненно, имеет свое философское обоснование. Единственным, что в те годы соперничало в умах молодежи (и особенно университетской молодежи) с официальной идеологией, была философия испанского экзистенциализма. Официальная философия всеми многочисленными пропагандистскими средствами, находящимися в ее распоряжении, вбивала в головы испанцам понятие о некоем особом «испанском духе», то есть особых свойствах национального характера, которые сводились к слепой вере, фанатической преданности религии и авторитету, готовности радостно умереть за мистический идеал. А в экзистенциалистской философии центральным является положение об «одиночестве» как главной реальности человеческого бытия. Одиночество вместо «испанского духа», объединяющего всех в мистический хор. В этом был шаг к реальной правде вещей в испанском обществе, и этим подрывалось влияние официальной идеологии. Ощущение одиночества человека в обществе, восприятие общества как давящей и гнетущей силы объясняет привлекательность экзистенциалистских идей для молодой испанской интеллигенции эпохи «безвременья».
В творчестве Кармен Лафорет, пожалуй, заметнее всего влияние Мигеля де Унамуно, самого беспокойного и противоречивого мыслителя Испании XX века. Тогда, в первое десятилетие диктатуры, острее всего воспринималась лишь одна часть сложного наследия Унамуно — его книга «О трагическом чувстве жизни у людей и народов». Трагическое противоречие, по Унамуно, состоит в том, что человек жаждет бесконечности, а смысл его жизни ограничен рамками непосредственного физического существования, вне которых лежит «ничто» (видимо, эта идея Унамуно и подсказала Лафорет заглавие для романа).
Кармен Лафорет следует за унамуновской мыслью и в передаче этого общего ощущения трагической безвыходности жизни, внезапно открывшейся юной героине «Ничто», и в понимании двойственной природы чувств. «Нечто трагически разрушительное лежит в основе любви», — писал Унамуно. И в романе Лафорет любовь к брату, к жене, к возлюбленной — приводит только к разрушению. Единственное цельное и однозначное чувство, в которое верит Кармен Лафорет, — жертвенная материнская любовь бабушки. Но и она уже не может ни спасти, ни удержать, ни поднять из праха разрушенный дом.
