Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Ты, ты, ты!
Франческа (все еще поддерживая бедные разможженные руки, кровь из которых просачивается через полотно, скрывающее их неизлечимое увечье). Придержите ее! Придержите ее! Она падает…
Лючио поддерживает в своих объятиях нежное, окровавленное создание, готовое потерять сознание… Но прежде чем лишиться чувств, Сильвия обращается полупотухшим взглядом к занавесу, как бы указывая на статую.
Сильвия (умирающим голосом). Цела.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕКомната в нижнем этаже, вся выбеленная, скромно обставленная, двумя стенами, образующими угол, открыта доступу света, благодаря ряду больших окон, оставленных как в теплице. Шторы подняты, сквозь стекла виднеются олеандры, тамариск, тростник, сосны, полосы золотистого песка, покрытые мертвыми водорослями, тихое, усеянное латинскими парусами море и зеркальное устье Арно, за рекой — девственные густые леса Гомбо, фермы Сан-Рссоре и далекая цепь мрамороносной Каррары. Дверь, ведущая во внутреннее помещение — в третьей стене. С одной стороны двери, на консоле, «Женщина с букетом» — известный этюд Андреа дель Вероккио, новая гостья, перешедшая из того дома, как верная спутница, фигура с вечно незыблемыми руками, грациозно прижатыми к сердцу. С другой стороны — старый спинет, времен Елизаветы Баччиоки, герцогини Луккской, с корпусом из черного дерева с полосками белого, он поддерживается маленькими золочеными кариатидами в стиле Империи, его четыре педали соединены в виде лиры. Сентябрь. За полдень. Исчезающая улыбка лета, кажется, очаровывает все предметы. В уединенной комнате чувствуется присутствие музыкальной души, дремлющей в глубине заброшенного инструмента, как если б его замкнутых струн коснулся ритм, измеряющий тишину соседнего моря.
Сцена IНа пороге комнаты появляется Сильвия, останавливается, делает несколько шагов к стеклянной стене, всматривается вдаль, озирается кругом, с бесконечной грустью в глазах. В ее движениях чего-то недостает, что вызывает смутный образ подрезанных крыльев и производит расплывчатое впечатление приниженной, надорванной силы, униженного благородства, разбитой гармонии. Она носит пепельного цвета платье, по краю которого, в виде траурной полоски, тянется узкая черная обшивка. Длинные рукава скрывают остатки рук, которые она держит вытянутыми вниз по бокам, сдвигая несколько назад, как бы стараясь спрятать их в складках платья, мучительным движением стыда. Снаружи, сквозь чащу олеандров, появляется женская фигура — Сиреночка — похожая на ворожею и на нищую, с видом человека, который выслеживает. Она подкрадывается к стеклянной стене, держа в руке край передника, наполненного водорослями, раковинами и морскими звездами.
Сильвия (замечая ее и идя к ней навстречу с непринужденной неожиданной улыбкой). О! Сиреночка! Иди сюда! Иди.
Сиреночка (подходя к самым стеклам). Ты узнаешь меня?
Она остается за окном, и ее фигура видна сквозь отблеск оконных стекол, который словно продолжает вокруг нее лучистое и беспрерывное дрожание громадной водной поверхности. Она очень молода, тонка и гибка, у нее рыжие растрепанные волосы, золотисто-желтоватого цвета лицо, ослепительной, как сепия, белизны зубы, влажные зеленоватые глаза, тонкая и длинная шея, украшенная ожерельем из раковин, от всего ее тела веет чем-то невыразимо свежим, животрепещущим, что наводит на мысль о существе, пропитанном соленой влажностью, вышедшем из трепетных волн, приходящим из пещер каменного рифа, ее изорванная и выцветшая с белой и голубой каймой юбка спускается немного ниже колен, оставляя ноги обнаженными, с ее голубоватого передничка капает вода, от него пахнет соленым, как от рыболовных снастей, ее необутые ноги, в противоположность коричневому от загара цвету тела, особенно бледны, как корни водяного растения, голос у нее чистый и детский, каждое произнесенное ею слово, кажется, озаряет ее наивное лицо светом таинственного счастья.
Ты узнаешь меня, красавица?
Сильвия. Да, узнаю, узнаю.
Сирена. Узнаешь? А кто я?
Сильвия. Ты не Сиреночка?
Сирена. Да, ты узнала меня. А давно ты вернулась сюда?
Сильвия. Недавно.
Сирена. Ты здесь и останешься?
Сильвия. Еще надолго.
Сирена. Может быть, до зимы?
Сильвия. Может быть.
Сирена. А где твоя дочка?
Сильвия. Жду сегодня. Приедет.
Сирена. Беата! Ее ведь зовут Беатой?
Сильвия. Да, Беатой.
Сирена. Ты сама дала ей это имя? Беата, а не Беатриче? Когда она была здесь, она ежедневно просила у меня звезд, морских звезд. Она тебе говорила? Она хотела слушать мое пение. Говорила?
Сильвия. Да, говорила. Она помнит тебя. Она тебя любит.
Сирена. Любит? Я знаю. Она ежедневно отдавала мне свой хлеб.
Сильвия. Если хочешь, я буду давать тебе хлеб ежедневно. Хлеб и еще чего-нибудь, Сиреночка, утром и вечером, когда захочешь. Помни.
Сирена. А я буду приносить тебе утром и вечером по звезде. Сейчас не хочешь? Одну, красивую, которая больше ладони?
Сильвия, в смущении, инстинктивным движением отодвигает руки назад.
Сильвия. Нет, нет. Сохрани ее Беате.
Сирена (изумленно). Не хочешь?
Сильвия. Ты мне лучше расскажи, что ты делаешь в своей жизни, расскажи мне, как ты проводишь свой день. Правда, что ты разговариваешь с морскими сиренами? Скажи мне, расскажи, Сиреночка.
Сирена.
Нас у матери семеро было
Ненаглядных, как я, дочерей,
Нам об этом источник поведал,
Отражая нас гладью своей.
Камышовый цветок не для хлеба,
Как нет в ягоде дикой вина —
Сестрам мать неустанно твердила —
«Не соткать из травы полотна».
А источник нам пел неизменно:
«Вы — красавицы, все, как одна!»
Первая прясть захотела
И ждала веретен золотых,
Стала ткачихой вторая
И ждала челноков золотых,
Третья, что шить собиралась,
Все ждала себе игл золотых,
Яства готовить четвертой
Захотелось в горшках золотых,
Пятой мечталось: уснуть бы
В теплоте золотых покрывал!
Богу молилась шестая,
Чтоб Он грез золотых ей послал,
А седьмая только пела,
Только пела, только пела,
И другого не хотела.
Она смеется отрывистым чистым смехом, который, кажется, звенит в ее блестящих зубах.
Тебе нравится этот рассказ?
Сильвия (очарованная грацией этой простоты). Уже и конец? Почему ты не продолжаешь?
Сирена. Если ты будешь сидеть здесь, я убаюкаю тебя, как убаюкивала твою дочь на песке. Тебе в это время не хочется спать? Спать в сентябре хорошо.
Ветер сентябрьский уж стонет,
Листья в долине он гонит:
Пышное лето хоронит.
Аминь.
Сильвия. Нет, нет. Продолжай свой рассказ, Сиреночка.
Сирена.
В поле созрела маслина,
Близится к сердцу кручина:
Масла и плача година.
Аминь.
Сильвия. Продолжай свою сказку, Сиреночка.
Сирена. А на чем мы остановились?
Сильвия. «И другого не хотела». (Молчание.)
Сирена. Ах, вот:
«Камышовый цветок не для хлеба,
Как нет в ягоде дикой вина»,—
Сестрам мать неустанно твердила —
«Не соткать из травы полотна».
А источник нам пел неизменно:
«Вы — красавицы, все, как одна!»
Первая долго пряла,
Вертя свою прялку и сердце,
А вторая себе соткала
Покрывало горькой муки,
Третья… ей сшить удалось
Лишь ядовитую сорочку,
А четвертой готовить пришлось
Заколдованные блюда.
Пятой уснуть суждено
Под саваном смерти холодным.
Шестая, — ей грезить дано,—
Грезит в объятиях смерти…
Горе над всеми стряслось,
Матери плакать пришлось.
А седьмая, что лишь пела,
Достигла лучшего удела.
Пониженным, таинственным, как-то отдаленным голосом.
Сирены в пучине морской
Ее называют сестрой.
Сильвия. Стало быть, правда, что ты разговариваешь с сиренами?
Сирена (прикладывая указательный палец к устам). Не спрашивай!
