Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом
-- Я тоже, изволите видеть,-- снова поклонился доктор.
-- Ну вот и прекрасно! -- ласково сказал генерал, которому заметно понравился непринужденный вид Евгения Петровича.-- Мы поговорим дружески. Не стесняйтесь, пожалуйста, что я в полной парадной форме, а вы в вицмундире,-- бойко прибавил он, заметив, что Любимов пристально смотрит на его звезду,-- я сейчас только с обеда и не успел еще переодеться. Вы знаете... Светлова?
-- Ваше превосходительство, старика или молодого?
-- Молодого... который здесь школу открыл.
-- Знаю, ваше превосходительство; это, изволите видеть, мой бывший товарищ по гимназии,-- отозвался доктор.
-- Вы... хорошо его знаете? -- спросил генерал и стал чистить ноготь об ноготь.-- Что это за господин, скажите?
-- Светлов совершенно порядочный человек, ваше превос...
-- Нет-с, не то,-- быстро перебил генерал Любимова, сделав нетерпеливое движение,-- мне не это нужно. Я бы желал, чтоб вы на этот счет были так же откровенны со мной, как были откровенны с madame Рябковой...-- прибавил он, пытливо и зорко прищурившись на доктора.
Евгений Петрович вспыхнул, как порох; по негодующему выражению его лица не трудно было догадаться, что он глубоко возмущен чем-то без особенной видимой причины. Любимов не вдруг ответил на слова старика.
-- Я не способен быть настолько откровенным с вашим превосходительством... потому что уже по одной одинаковости нашего пола не могу стоять в таких близких отношениях к вашему превосходительству, как стою к madame Рябковой...-- сказал он, наконец, очевидно, хорошо обдумав предварительно свою фразу.
Теперь, при этом неожиданном ответе, лицо начальника, в свою очередь, запылало краской негодования. Он быстро поднялся с места.
-- Ка-ак! -- вскричал генерал, очевидно, не помня себя от волнения и вперив в Любимова уничтожающий взгляд,-- вы-ы... в ваши годы... осмеливаетесь говорить мне в глаза подобные вещи?! Во-первых, это клевета! Во-вторых, если б это даже была и правда, то как же у вас достает стыда в лице выдавать таким образом близкую вам женщину?... Я краснею за вас, молодой человек... Стыдитесь!!
-- На этот раз, ваше превосходительство, дело идет уже не о женщине, а просто о доносчике, изволите видеть...-- смело заметил Евгений Петрович, угадав порядочность генерала.
-- Может быть-с, может быть-с...-- несколько растерянно повторил генерал и опять заходил большими шагами по кабинету.-- Счастье ваше, что мы -- одни!..-- сказал он, наконец, близко подходя к доктору и грозя ему пальцем.-- Подите вон! -- крикнул старик.
Любимов не заставил его повторить этого приказания. За дверями кабинета Евгений Петрович встретился с адъютантом и слышал, как последний, войдя туда, доложил:
-- Марья Николаевна...
-- Не принимать!.. ни сегодня, ни впредь! -- звонко донесся оттуда резкий и грозный голос генерала.
-- Марья Николаевна! -- повторил адъютант громче, думая, вероятно, что генерал ослышался.
-- Я не намерен повторять дважды одного и того же! -- еще резче и грознее раздался голос старика.
Адъютант быстро вышел из кабинета. Проходя по зале, Любимов видел, как он чрезвычайно сконфуженный подошел к разодетой Рябковой, с улыбкой ожидавшей самого радушного приема. Евгений Петрович насмешливо поклонился ей издали и молча прошел мимо.
"Вот где настоящая потеха-то!" -- думалось ему.
Минуты три спустя полковница возвращалась домой, пристыженная и взбешенная до последней степени. Она в клочки истеребила дорогой свои яркие палевые перчатки...
VI СВЕТЛОВ ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЛАСТИ
Около трех с половиною часов утра лихая тройка старосты Семена, мчавшая наших друзей по-курьерски, была остановлена сильной рукой Петрована перед опущенным шлагбаумом городской заставы.
Почти в ту же самую минуту из сторожевой будки быстро вышел полицейский офицер в сопровождении караульного.
Офицер прямо подошел к проезжающим.
-- Позвольте узнать, господа, откуда вы едете? -- спросил он официальным тоном.
-- Из Ельцинской фабрики,-- спокойно ответил за всех Варгунин.
-- Ваши фамилии? -- опять спросил офицер.
Матвей Николаич не без умысла начал перечет имен с Светлова, полагая выгородить его таким образом из какой-нибудь непредвиденной задержки, как лицо, еще мало знакомое городской полиции. Но Варгунин ошибся: едва только он назвал фамилию своего молодого друга, как был остановлен.
-- Не трудитесь перечислять остальных,-- вежливо заметил ему полицейский чиновник,-- мне именно господина Светлова и нужно. Я вас должен просить сию же минуту пожаловать к генералу,-- обратился он к Александру Васильичу.
-- Теперь?.. ночью?! -- удивился Светлов, многозначительно переглянувшись с Жилинским.
-- Их превосходительству угодно было распорядиться, чтобы вы явились к нему немедленно, когда бы ни приехали,-- объяснил офицер.
-- Но...-- возразил Александр Васильич,-- я не состою на службе и не имею никакого расположения видеться в настоящую минуту с кем бы то ни было. Если вы имеете приказание арестовать меня, то прежде потрудитесь предъявить мне его формально. Наконец, я даже не имею чести знать, с кем говорю...
-- Частный пристав первой части,-- отрекомендовался офицер, несколько смущенный солидным замечанием Светлова и холодным спокойствием его тона.
-- Во всяком случае, я желаю прежде видеть ваше полномочие,-- сказал Александр Васильич.
-- Мне не дано никакого предписания, а сказано словесно. И вы напрасно говорите, что я вас хочу арестовать: "Просить ко мне, как только приедет",-- вот собственные слова их превосходительства.
-- А если мне не угодно будет исполнить этой просьбы? -- иронически осведомился Светлов.
Пристав пожал плечами.
-- Я все-таки должен буду представить вас к генералу,-- ответил он с едва заметной улыбкой.
-- Насильно? -- пожелал узнать Александр Васильич.
-- То есть как вам сказать? Мне тогда придется задержать вас здесь, а самому поехать доложить их превосходительству, что вы не желаете их видеть...-- объяснил полицейский чиновник.
-- Не упрямьтесь...-- шепнул Светлову Варгунин.
-- Другими словами -- это арест, но без соблюдения законной формы? -- обратился Александр Васильич к приставу.-- Извольте, я к вашим услугам.
Светлов перебросился двумя-тремя фразами с друзьями и, крепко пожав им руки, спокойно вышел из пошевней. Шлагбаум, по распоряжению офицера, был тотчас же поднят, и лихая тройка покатила дальше уже по городской улице, сопровождаемая лаем какой-то гулящей собаки...
Представитель местной власти, несмотря на поздний час ночи, работал в своем кабинете над огромной кипой бумаг, когда ему доложили о Светлове.
-- Просите,-- сказал старик, неохотно вставая.
Александр Васильич вошел неторопливо, как входил везде.
-- Позвольте мне прежде всего протестовать, генерал,-- обратился он прямо к его превосходительству, вежливо поклонившись ему и не дожидаясь вопроса,-- я арестован без соблюдения надлежащей формальности...
Изящная свобода манер и всей фигуры Светлова заметно произвела сильное впечатление на, старика.
-- Не горячитесь, не горячитесь, молодой человек,-- остановил он его с снисходительной улыбкой,-- я сам умел протестовать в ваши годы. Во-первых, вы не арестованы; во-вторых, вы здесь, может быть, к вашей же пользе... Присядьте и успокойтесь, пожалуйста.
Старик учтиво придвинул к Светлову кресло и сел напротив его на другое.
-- Вы теперь прямо из Ельцинской фабрики? -- осведомился генерал.
-- Да, я оттуда.
-- Скажите... войско уже там?
-- Я встретил его, когда выезжал.
-- Не знаете... что там вышла за история? -- спросил его превосходительство таким естественным тоном, как будто беседовал запросто с знакомым.
-- Рабочие заявили директору, что не желают больше иметь его у себя, а когда он не согласился оставить фабрику добровольно...
-- Да, это-то я слышал,-- перебил генерал.-- А подробностей... не знаете?
-- Знаю очень хорошо все; мне, хотя и против воли, пришлось даже участвовать в этой истории,-- сказал Светлов, нисколько не уступая собеседнику в естественности тона.
-- А! Это интересно. Сделайте одолжение, расскажите мне обо всем поподробнее: я не могу до сих пор добиться тут никакого толку,-- попросил генерал, стараясь как можно удобнее приютиться в кресле.
Александр Васильич совершенно правдиво и, вместе с тем, даже художественно обрисовал его превосходительству фабричные сцены; но при этом Светлов как-то так ловко ухитрился вести свой рассказ, что деятелем в них везде являлась только толпа и -- ни одной личности, исключая его собственной. Генерал с нескрываемым удовольствием выслушал это мастерское повествование.
-- Вы так живо изобразили мне ельцинское движение, что оно как будто стоит теперь у меня перед глазами, и я не могу не заподозрить в вас... художника,-- сказал он, медленно потерев ладонью об ладонь.-- Очень вам благодарен!
