Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом
Полицеймейстер почтительно проводил его в бильярдную, где их ожидал, ни больше ни меньше, как... Оржеховский. Директор был до такой степени смущен в первую минуту встречи с генералом, что даже забыл поклониться: до приезда в город, не зная о возвращении главного начальника, он никак не ожидал, что дело придется иметь с ним, а последний шутить не любил и считался грозой края, несмотря на свою любезность и обходительность.
-- Что вам угодно? -- холодно и нахмурившись, как туча, спросил генерал у директора.
Оржеховский растерянно оправил гражданский мундир на себе и довольно бессвязно, то и дело запинаясь, но торопливо передал начальнику фабричное происшествие. Директор, впрочем, ни слова не сказал прямо о постигшем его позорном наказании, а обошел этот факт словами: "Мне, ваше превосходительство, угрожали... и... было даже покушение... на мою жизнь..."
-- Но как же вы осмелились... оставить в таком положении фабрику... без моего разрешения? -- строго перебил его генерал, значительно возвысив голос.
-- В противном случае, ваше превосходительство, я был бы убит, а казенное имущество... разграблено...-- слабым голосом пояснил директор.
-- Это не оправдание! -- резко обрезал его начальник,-- оно еще больше может быть разграблено теперь, в ваше самовольное отсутствие. Вы могли немедленно послать сюда курьера.
-- Ваше превосходительство... я уже вам докладывал, что казаки... все... были захвачены...-- попытался еще раз оправдаться Оржеховский.
Но генерал не хотел уже и слушать его больше.
-- Хорошо-с. Я и без вас доберусь до истины... Потрудитесь теперь отправиться ко мне: через четверть часа я к вашим услугам,-- сказал он только с убийственно холодной вежливостью и вернулся в залу.
Войдя туда, старик прежде всего обратился к жандармскому полковнику, вызвал его в сторону и долго говорил с ним о чем-то, делая по временам нетерпеливые жесты рукою. Минут через десять генерал потребовал себе бокал шампанского и, обратясь к присутствующим, сказал с принужденной улыбкой:
-- Позвольте еще раз благодарить вас, господа, за честь, которую вы оказали мне настоящим обедом. К сожалению, я не могу присутствовать на нем до конца: одно очень важное обстоятельство требует моего немедленного присутствия дома. Надеюсь, однако, это не помешает вам допировать и без меня,-- по крайней мере я желал бы этого. Ваше здоровье, господа!
Генерал залпом выпил бокал. Гости шумно и единодушно поддержали этот неожиданный тост. Кто-то из почетных купцов, в излишнем заявлении своих чувств, даже крикнул бестактно "ура", не разобрав хорошенько, что ведь пьют-то теперь за его же собственное здоровье, а не за генеральское; но это нисколько не пощадило делу, заставив только улыбнуться многих, в том числе и самого начальника. Он, впрочем, сейчас же после тоста прямо подошел к Рябковой.
-- Извините!.. Но я все-таки не могу отказать себе, Марья Николаевна, в удовольствии видеть вас сегодня у себя за чаем...-- громко сказал генерал, желая, вероятно, смягчить в глазах прочих дам впечатление ее давешней французской выходки, и потом, прощаясь, он уже тихо прибавил: -- Попозже...
Любезно раскланявшись с остальными гостями, представитель местной власти немедленно оставил залу, сопровождаемый до подъезда распорядителями обеда, полицеймейстером, своим адъютантом и жандармским полковником. Здесь он предложил к услугам последнего свой собственный экипаж, а полицеймейстеру и адъютанту отдал распоряжение ехать следом за ними. Дорогой, между оживленным разговором о происшествии в фабрике, в голове генерала как-то вдруг сопоставился рассказ Оржеховского с повествованием Рябковой об отъезде туда Варгунина и Светлова. Это внезапное сопоставление неотвязно торчало в уме его превосходительства вплоть до самого дому, и наконец, почти уже подъезжая к нему, генерал быстро остановил своего кучера и поманил к себе рукой ни на шаг не отстававшего от них полицеймейстера.
-- Распорядитесь, пожалуйста, пригласить ко мне сейчас же доктора Любимова... где бы его ни нашли: формы не требуется,-- отдал ему приказание начальник, когда тот подскочил к его экипажу.-- И в Петербурге и здесь... знаменательные признаки, не правда ли? -- обратился старик к жандармскому полковнику, выходя из коляски у своего подъезда.
-- Н-да...-- процедил сквозь густые усы полковник.
Представитель местной власти прошел с ним прямо в кабинет, куда через несколько минут приглашен был и Оржеховский, трусливо ожидавший в приемном покое дальнейших распоряжений. Директору пришлось снова повторить теперь, уже подробно и обстоятельно, фабричную историю. Он, однако ж, и на этот раз ни слова не сказал о розгах: ему легче было провалиться сквозь землю, быть сто раз под судом -- словом, встать в какое угодно положение, лишь бы не признаваться самому самолично в подобном позоре. Тем не менее, Оржеховский не устыдился и тут сподличать: сообщив о виденных им в фабричной толпе Жилинском и Варгунине, он указал еще и на третье, неизвестное ему лицо, хотя и сознавал очень хорошо, что, может быть, именно этому третьему лицу был обязан жизнью; мало того, директор прибавил даже, что оно действовало особенно энергично, но в каком смысле -- не разъяснил ни полсловом.
-- Я назначу самое строгое следствие по этому делу,-- сказал генерал, выслушав его терпеливо до конца,-- но прошу не прогневаться, если оно раскроет нечто такое, о чем вы не находите нужным сообщать нам... Я не понимаю, не могу представить себе,-- продолжал он с жаром и отделяя каждое слово,-- чтоб целое село ни с того, ни с сего заварило подобную катавасию... Воровали вы там, что ли? Говорите! -- вышел из себя старик.
-- Но... ваше превосходительство... позвольте вам доложить, что я... что я... сам ношу... чин... полк...-- вспыхнул Оржеховский.
-- Пожалуйста, не будем считаться чинами,-- резко остановил его генерал.-- А! вы не хотите быть откровенным со мною... Хорошо-с. Я мог бы замять это дело, я мог бы дать вам возможность выпутаться из него сколько-нибудь прилично, без скандала для моего управления; но теперь...-- Он развел руки и пожал плечами,-- извините!
Директор в эту минуту был бледен не меньше, чем тогда, когда его тащили к проруби. Он знал, в какой сильной степени преследует глава Ушаковска всякое казнокрадство, и все-таки раздумывал, кажется: уж не ляпнуть ли ему лучше всю правду?
-- Вы поедете сейчас с господином полковником в фабрику, чтоб сдать ее, кому я назначу, и потом немедленно вернетесь сюда,-- холодно обратился к нему генерал.-- Приготовьтесь. Я не имею больше надобности в вас.
-- Но... ваше пре...-- начал было нерешительно директор, делая шаг вперед.
-- Мы уже сказали друг другу все, что было нужно,-- еще холоднее прервал его старик.-- Я вас не удерживаю.
Оржеховский поклонился и вышел, заметно ошеломленный последним тоном начальника.
-- Позвольте мне надеяться, полковник, что вы не придаете особенного значения россказням этого, очевидно, растерявшегося господина? -- почти дружески обратился генерал к жандармскому офицеру.-- Вы знаете, как я смотрю на подобные столкновения: ведь здесь, очевидно, главную роль играет невежество, непонимание... наконец, что хотите, но отнюдь же не... не упорная злонамеренность. Да! я надеюсь, что мы не разойдемся в этом случае...
Полковник поклонился.
-- Ваше превосходительство, можете быть уверены, что я не допущу дела ни до каких крутых мер,-- сказал он, вставая.
-- Ну да, ну да...-- подтвердил старик,-- я в этом уверен!
Генерал сделал несколько распоряжений, торопливо подписал какие-то бумаги, вручил одну из них полковнику и, дружелюбно прощаясь с ним, раза два еще повторил:
-- Я вполне уверен!
Затем, оставшись один, он молча встал от письменного стола и с полчаса по крайней мере ходил вдоль кабинета широкими шагами, причесывая, от времени до времени, правой рукой свои сильно поседевшие волосы.
-- Господин доктор Любимов и господин полицеймейстер!-- доложил ему вошедший адъютант.
-- Просите сюда доктора,-- встрепенувшись, распорядился генерал.-- Только доктора! -- повторил он вразумительно..
Через минуту Евгений Петрович стоял уже перед ним в обыкновенном военно-докторском вицмундире. Любимов был чуть-чуть навеселе: полицеймейстер нашел доктора за бильярдом и шампанским в какой-то гостинице.
-- Господин Любимов? -- встретил его старик довольно приветливо.
-- Точно так.
-- Не угодно ли вам? -- сказал генерал, рукой указав доктору кресло и сам садясь на другое.
Евгений Петрович поклонился и сел очень развязно.
-- Я должен предупредить вас; молодой человек, что я, прежде всего, люблю откровенность... полную откровенность,-- заметил его превосходительство, неторопливо скрестив на груди руки и вытянув немного вперед ноги.
-- Я тоже, изволите видеть,-- снова поклонился доктор.
