Эрих Ремарк - Триумфальная арка
— Я хочу уйти от него. Хочу вернуться к тебе. Если он возьмет такси, то пройдет, по крайней мере, несколько секунд, пока мне удастся остановить другое. А пока я двинусь за ним следом, я вообще рискую потерять его из виду.
— Жди меня здесь. Я скоро вернусь.
— Куда ты?..
Он не ответил. Быстро сойдя с террасы, он остановил такси.
— Вот вам десять франков. Можете подождать меня несколько минут? Мне еще надо побыть в ресторане.
Шофер посмотрел на кредитку. Потом на Равика. Равик подмигнул ему. Шофер подмигнул в ответ и поиграл кредиткой.
— Это сверх счетчика, — сказал Равик. — Вы, конечно, догадываетесь, в чем дело…
— Догадываюсь, — шофер ухмыльнулся. — Ладно, подожду.
— Поставьте машину так, чтобы вы сразу могли выехать.
— Слушаюсь.
Равик торопливо пробрался к своему столику. Внезапно у него перехватило дыхание: Хааке стоял в дверях.
— Подожди! — сказал он Жоан. — Подожди! Я сейчас! Одну секунду!
— Нет! — Она встала. — Ты еще пожалеешь об этом!
Она была готова расплакаться…
Равик заставил себя улыбнуться и крепко схватил ее за руку. Хааке по-прежнему стоял на месте.
— Садись, — сказал Равик. — Подожди минутку!
— Нет.
Она попыталась высвободиться, и он отпустил ее руку. Только бы не привлекать внимания. Пробираясь между столиками, Жоан быстрым шагом направилась к выходу. Хааке смотрел ей вслед. Затем медленно перевел взгляд на Равика и снова посмотрел в ту сторону, куда ушла Жоан. Равик сел. Кровь вдруг загудела у него в висках. Он достал бумажник и начал рыться в нем, делая вид, будто что-то ищет. Он заметил, что Хааке неторопливо зашагал по залу. Равик равнодушно посмотрел в противоположном направлении, зная, что вот-вот снова увидит Хааке.
Равик выжидал. Секунды ползли бесконечно медленно. Внезапно его охватил панический страх: а что, если Хааке повернул назад?! Он быстро оглянулся. Хааке нигде не было видно. Точно он сквозь землю провалился. На мгновение все закружилось…
— Вы позволите? — раздался голос совсем рядом с ним.
Равик не расслышал. Он посмотрел на дверь. Хааке не вернулся. Не медлить ни секунды, подумал он. Побежать за ним, настигнуть. За его спиной снова послышался голос. Он обернулся и весь похолодел. Хааке обошел его сзади и теперь стоял рядом.
— Вы позволите? — Хааке указал на стул, где только что сидела Жоан. — Тут больше нет свободных столиков.
Равик кивнул. Он не мог произнести ни слова. Кровь отхлынула. Она убывала и убывала, словно стекала под стул. Тело обмякло, как пустой мешок. Он крепко прижался к спинке стула. Перед ним стояла рюмка с мутной беловатой жидкостью. Он взял ее и выпил. Рюмка показалась тяжелой, но не дрожала в руке. Дрожь была где-то внутри, в жилах.
Хааке заказал коньяк. Старый «финьшампань». По-французски он говорил с сильным немецким акцентом. Равик подозвал мальчишку-газетчика.
— «Пари суар».
Мальчик покосился на вход — там стояла старая продавщица газет. Незаметно сунув Равику сложенную газету, он ловко подхватил монетку и мгновенно исчез.
Он, конечно, узнал меня, подумал Равик. Иначе зачем же он сел? На это я никак не рассчитывал. Теперь остается сидеть на месте и ждать. Надо выяснить, чего он хочет, и действовать сообразно обстоятельствам.
Он развернул газету, пробежал глазами заголовки и снова положил ее на стол. Хааке посмотрел на него.
— Прекрасный вечер, — сказал он по-немецки. Равик кивнул. Хааке улыбнулся.
— А у меня зоркий глаз, верно?
— Очень может быть.
— Я заметил вас, когда вы еще сидели в зале.
Равик ответил вежливо-равнодушным кивком. Его нервы были напряжены до предела. Он никак не мог догадаться, что у Хааке на уме. Неужели ему известно, что он, Равик, живет во Франции нелегально? Впрочем, гестапо может быть информировано и об этом. Только бы выгадать хоть немного времени.
— Я сразу догадался, кто вы, — сказал Хааке. Равик вопросительно посмотрел на него.
— По шраму на лбу, — продолжал Хааке. — Такие шрамы бывают только у корпорантов. Значит, вы немец. Или, во всяком случае, учились в Германии.
Хааке рассмеялся. Равик продолжал спокойно смотреть на него. Это невозможно! Слишком все это нелепо! Почувствовав внезапное облегчение, он глубоко вздохнул — Хааке понятия не имеет, кто он. Шрам на лбу он принял за след студенческой дуэли. Равик рассмеялся. Он смеялся вместе с Хааке. Лишь сжав кулаки, так что ногти вонзились в ладони, он сумел заставить себя перестать смеяться.
— Я угадал? — спросил Хааке, гордый своей проницательностью.
— Попали в самую точку.
Шрам на лбу. Ему разбили голову в гестапо на глазах у Хааке. Кровь заливала глаза и рот. А теперь Хааке сидит перед ним и считает, что все это след невинной студенческой дуэли, да еще кичится своей проницательностью.
Кельнер принес Хааке коньяк. Тот с видом знатока понюхал его.
— Что правда, то правда, — заявил он. — Коньяк у них хорош! В остальном же… — он подмигнул Равику. — Вся Франция прогнила… Народ-рантье. Жаждут безопасности и спокойной жизни. Фактически они уже сейчас в наших руках.
Равику казалось, что он так и не обретет дара речи. Он боялся, что, едва заговорив, с размаху разобьет свою рюмку о стол, схватит осколок покрупнее и полоснет им Хааке по глазам. Осторожно и как бы через силу он поднял рюмку, выпил ее и спокойно поставил обратно.
— Что это у вас? — спросил Хааке.
— «Перно». Вместо абсента.
— Ах, абсент. Говорят, от него французы становятся импотентами, вы слыхали? — Хааке усмехнулся. — Извините! Я не имел в виду лично вас.
— Абсент действительно запрещен, — сказал Равик. — А «перно» совершенно безвреден. Абсент вызывает бесплодие, а не импотенцию. Потому его и запретили. «Перно» — это анисовая водка. По вкусу напоминает лакричную настойку.
Все-таки я еще могу говорить, подумал он. И даже без особого волнения. Отвечаю на его вопросы гладко и легко. И только где-то глубоко внутри кружится и завывает черный вихрь. На поверхности же все спокойно.
— Вы живете в Париже? — спросил Хааке.
— Да.
— Давно?
— Всегда.
— Понимаю, — сказал Хааке. — Вы натурализовавшийся немец? А родились вы здесь?
Равик утвердительно кивнул.
Хааке выпил коньяк.
— Многие из наших лучших людей тоже родились вне Германии. Заместитель фюрера родился в Египте. Розенберг — в России. Дарре — выходец из Аргентины. Все дело в мировоззрении, не так ли?
— Только в нем, — с готовностью подтвердил Равик.
— Я предвидел ваш ответ. — Лицо Хааке сияло от удовольствия. Он слегка наклонился вперед и, казалось, щелкнул под столом каблуками. — Между прочим, разрешите представиться — фон Хааке.
— Хорн, — не менее церемонно ответил Равик, Это был один из его прежних псевдонимов.
— Фон Хорн? — переспросил Хааке.
— Разумеется.
Хааке кивнул. Он проникался все большим доверием к Равику, видя в нем достойного партнера и единомышленника.
— Вы, должно быть, хорошо знаете Париж, не правда ли?
— Более или менее.
— Вам понятно, что я говорю не о музеях, — Хааке ухмыльнулся с видом великосветского гуляки.
— Понимаю, что вы имеете в виду.
Арийский сверхчеловек, по-видимому, не прочь кутнуть, но не знает, куда ему сунуться, подумал Равик. Если бы только удалось затащить его на глухую окраину, в какой-нибудь отдаленный кабачок, в самый захудалый бордель, мелькнула у него мысль. Лишь бы не помешали…
— У вас тут, надо полагать, есть где поразвлечься? — спросил Хааке.
— Вы недавно в Париже?
— Каждые две недели я приезжаю сюда дня на два, на три. Своего рода контроль. Дело очень важное. За последний год мы здесь многого успели добиться. Все налажено и действует безотказно. Не могу вдаваться в подробности, но… — Хааке рассмеялся. — Здесь каждого можно купить. Продажный народец. Нам известно почти все, что мы хотим знать. И почти не приходится заниматься активной разведкой. Сами доставляют всю информацию. Прямое следствие многопартийной системы. Каждая партия продает остальные, а заодно уж и родину. Измена родине как своеобразная разновидность патриотизма. Лишь бы нажиться. А мы, конечно, не возражаем. У нас здесь масса единомышленников, и притом в самых влиятельных кругах. — Он поднял рюмку и, обнаружив, что она пуста, снова поставил ее на столик. — Они даже не вооружаются. Думают, если они безоружны, то мы ничего от них не потребуем. Знали бы вы, сколько у них самолетов и танков — со смеху помереть можно. Форменные кандидаты в самоубийцы!
Равик внимательно слушал. Он был предельно сосредоточен, но все вокруг него плыло, словно он видит сон и вот-вот проснется. Столики, кельнеры, вечерняя суета, вереницы скользящих автомобилей, луна над крышами, яркие световые рекламы на фасадах домов… И напротив него — словоохотливый тысячекратный убийца, исковеркавший ему жизнь.
