Шолом-Алейхем - Менахем-Мендл. Новые письма
Шолом-Алейхем предполагал вернуться к излюбленному герою, хотел описать его жизнь в Америке, но дальше одного письма, написанного в 1904 году, дело не пошло. Впоследствии на роль «американского» героя писателю понадобился новый персонаж — мальчик Мотл. Казалось, Менахем-Мендл исчерпал свой потенциал к саморазвитию. Новое время требовало новых героев.
Однако Менахем-Мендл вернулся. В 1913 году Ш.-Я. Яцкан, редактор крупнейшей варшавской еврейской газеты «Гайнт», обратился к Шолом-Алейхему, который только что закончил публиковать в этой газете свой роман «Кровавая шутка», с предложением вести политическую колонку, написанную в форме писем Менахем-Мендла своей жене. Сперва писатель отнесся к этой затее без энтузиазма, он сомневался, сможет ли его Менахем-Мендл как «человек действия» усидеть в редакции. Потом все же решил попробовать и вскоре понял, какие возможности открывает для него новый Менахем-Мендл-журналист.
Надо пояснить, какую функцию выполняли письма Менахем-Мендла и Шейны-Шейндл в газете «Гайнт». Конечно, они не были источником информации о текущем моменте. «Гайнт», серьезная политическая газета, информировала своих читателей вовсе не с помощью беллетризованных колонок Шолом-Алейхема. Рядом с письмами Менахем-Мендла о Второй Балканской войне на страницах «Гайнт» были и телеграммы с фронтов и из столиц воюющих государств, и подробные отчеты о ходе военных действий, и, например, интервью с хахам-баши (главным раввином) Адрианополя. Письма Менахем-Мендла о Государственной думе соседствовали с парламентскими отчетами; письма с сионистского конгресса — с хроникой конгресса, интервью с делегатами и подробными статьями собственного корреспондента «Гайнт» в Вене; письма о процессе Бейлиса — с десятками статей и интервью, посвященных процессу, и т. п. Таким образом, Шолом-Алейхем взял на себя роль автора аналитических колонок, правда написанных в очень необычной форме. Новизна его решения осталась не вполне понятной даже заказчику.
Вскоре после публикации первых писем Яцкан написал Шолом-Алейхему осторожное, но разочарованное письмо: он, Яцкан, не видит Менахем-Мендла с его ошибками, с его «Скеторье» вместо Скутари и т. п., в качестве журналиста. Не лучше ли, дескать, было Шолом-Алейхему сделать своего героя лакеем в редакции, который, перевирая, сообщает жене подслушанные в редакции разговоры. Шолом-Алейхем с негодованием отверг эту идею. Более того, в № 93 от 6 мая, то есть через одиннадцать дней после начала работы над новой колонкой, в газете появляется первое письмо от Шейны-Шейндл, что, кажется, первоначально запланировано не было. Новый «Менахем-Мендл» был тепло встречен читателями, но вызвал неоднозначную реакцию в среде литераторов. Многие, как, например, известный прозаик Янкев Динезон, полагали, что все эти письма — не более чем газетная поденщина для заработка. В целом о новом «Менахем-Мендле», и при жизни Шолом-Алейхема, и впоследствии, писали мало, снисходительно упоминая, что «Новые письма» Менахем-Мендла слабее «канонической» эпистолярной повести «Менахем-Мендл». Причину этого критики и литературоведы видели в том, что писатель, не собрал (не смог, не успел, а может быть, не захотел) эти письма в книгу и тем самым не подверг их окончательной редактуре. Между тем эти «Новые письма» — произведение, написанное по иным законам, нежели общеизвестный «Менахем-Мендл», а потому сравнивать эти две работы не вполне продуктивно.
Менахем-Мендл и Шейна-Шейндл — типы, созданные воображением Шолом-Алейхема, они словно жуки, насаженные на булавку для всестороннего исследования. Это исследование было закончено в 1903 году. С тех пор Менахем-Мендл и Шейна-Шейндл стали уже именами нарицательными, с ними можно было начинать играть, и в 1913 году автор по-новому использовал своих же собственных героев. Шолом-Алейхем превратил объекты реалистического препарирования в речевые маски, с помощью которых выступил по политически злободневным вопросам. Его персонажи заговорили не «от себя», а стали рупором для Шолом-Алейхема-публициста. Конструкция была выбрана очень удобная. Маска «Менахем-Мендл» высказывалась в основном по вопросам международной политики, маска «Шейна-Шейндл» — по вопросам внутреннего положения евреев в России.
Дистанция между маской «Шейна-Шейндл» и ее автором все время остается величиной переменной: они то сближаются для прямых публицистических высказываний на злобу дня, то отдаляются — и тогда письма Шейны-Шейндл превращаются в знакомые трагикомические зарисовки из жизни Касриловки.
Зато маска «Менахем-Мендл» почти без зазоров приросла к лицу ее создателя. По существу, благодаря этому у нас есть возможность получить развернутую картину политических симпатий и антипатий Шолом-Алейхема. Маска «Менахем-Мендл» пришлась Шолом-Алейхему впору прежде всего потому, что между персонажем и автором было не только социальное и биографическое, но и психологическое сродство. Достаточно сравнить стиль писем Менахем-Мендла с таким серьезным документом, как завещание Шолом-Алейхема. Вот фрагмент устава общества «Ахносес кале», которое Хаскл Котик (еще один прожектер) продиктовал своему другу Менахем-Мендлу:
Параграф номер четыре: каждый женатый человек, у которого есть дочери, может стать членом братства, и для этого он уплачивает, как только у него рождается девочка, пятерку, но с условием, что как только девочке исполнится год, он должен будет заплатить уже на рубль больше, то есть шесть рублей. На следующий год он платит уже семь рублей. На третий год — восемь рублей. На четвертый год — девять рублей. На пятый — десять рублей. На шестой — одиннадцать рублей. На седьмой — двенадцать рублей. На восьмой — тринадцать рублей. На девятый — четырнадцать рублей. На десятый — пятнадцать рублей. На одиннадцатый — шестнадцать рублей. На двенадцатый — семнадцать рублей. На тринадцатый — восемнадцать рублей. На четырнадцатый — девятнадцать рублей. На пятнадцатый — двадцать рублей. На шестнадцатый — двадцать один рубль. На семнадцатый — двадцать два рубля. На восемнадцатый — двадцать три рубля. А на девятнадцатый год его дочь получает в приданое триста рублей и тогда уже должна выйти замуж. (Семнадцатое письмо Менахем-Мендла)
А вот фрагмент из завещания Шолом-Алейхема:
Из всех доходов, перечисленных в предыдущем параграфе, отчислить в пользу фонда для еврейских писателей (пишущих на еврейском и древнееврейском языках) с пяти тысяч рублей в год — пять процентов; если же доход превысит 5000 рублей в год, то десять процентов (например; с 6000 руб. — 600, с 7000 — 700, с 8000 — 800 руб. и т. д.). (Перевод М. Шамбадала)[635]
Из следующей фразы этого завещания выясняется совершенно менахем-мендловская подробность; фонд, которому должны поступать деньги, пока не создан и когда будет создан — неизвестно. Кстати, о создании такого фонда печется в своих письмах и Менахем-Мендл.
Между прочим, сближение Менахем-Мендла со своим автором пошло первому явно на пользу. Менахем-Мендл-журналист — это Менахем-Мендл, который впервые в жизни начал процветать. Еще в Америке он, занявшись литературным трудом, не только добился некоторого успеха, но и понял, что писательство — единственная профессия, которая его по-настоящему привлекает. Потом, устроившись работать в «Гайнт», он обеспечил своей семье безбедную жизнь, а себе — общественное призвание. Можно сказать, что Менахем-Мендл повторил карьеру своего автора; разорился на бирже и преуспел в качестве литератора.
Менахем-Мендл, окончательно став alter ego Шолом-Алейхема, теперь высказывает именно его взгляды и на «большую» и на еврейскую политику. Каковы же они, судя по его письмам 1913 года? Шолом-Алейхем, гуманист и пацифист, верит, хочет верить в мир во всем мире даже на пороге Первой мировой войны. Он, следуя точке зрения маскилов (просветителей), надеется, что смягчение нравов обеспечит процветание и еврейскому народу. В частностях же взгляды Шолом-Алейхема достаточно консервативны. В международных делах он сочувствует Турции и не одобряет страны Балканского союза. Такова в те годы была точка зрения большинства еврейских, прежде всего, сионистских лидеров. Владимир Жаботинский в своей мемуарной книге «Слово о Полку» с раздражением писал о том, что в начале Первой мировой войны у евреев было «какое-то нелепо-сентиментальное отношение к Турции, к „кузену нашему Измаилу“»[636]. Это «нелепо-сентиментальное отношение» как раз и есть позиция Менахем-Мендла, то есть Шолом-Алейхема.
Что касается собственно еврейской политики, то Шолом-Алейхем — типичный оппортунист в лучшем смысле этого слова. Если так можно выразиться, партия Шолом-Алейхема — это партия беспартийных. Он в равной степени сочувствует территориалистам и сионистам (последним еще и по сентиментальным соображениям), ведь и те и другие хотят блага еврейскому народу, но не готов прямо занять чью-либо сторону в их препирательствах. Его политическое кредо выражено словами «Отцепитесь вы от меня, я не сионист, и не территорист, и не кто там еще, я не кто иной, как еврей…» (Двадцать второе письмо Менахем-Мендла). Между прочим, именно диалог Менахем-Мендла и Шейны-Шейндл дает возможность их автору не встать со всей определенностью ни на одну из противоборствующих платформ. Шейна-Шейндл, воплощенный скепсис и здравый смысл, постоянно дезавуирует идеологические восторги своего мужа.
