Шолом-Алейхем - Менахем-Мендл. Новые письма
Великие писатели создают типы, скажем, Гамлета, Чичикова или Дон Кихота. Затем эти литературные типы начинают жить своей, независимой от воли автора, жизнью, становятся именами нарицательными, эталонами определенных качеств человеческой натуры и характера. Шолом-Алейхем создал три таких типа: Тевье-молочника, Мотла, сын хазана Пейси (известного русскому читателю как «мальчик Мотл») и Менахем-Мендла. Тевье — герой национальной утопии, персонаж на все времена, точнее, вне времени, не то библейский патриарх, не то фермер, не то кибуцник, а точнее, и то, и другое, и третье; стремительно американизирующийся Мотл — человек завтрашнего дня, еврей XX века; Менахем-Мендл — современник и сверстник писателя, даже отчасти его alter ego.
Менахем-Мендл — «луфтменч», «человек воздуха». Соблазнительно увидеть в этом определении намек на аристотелевскую стихию и продолжить классификацию. Тевье, несомненно, — «человек земли», протеистичный мальчик Мотл — «человек воды», а пламенных «людей огня», всех этих революционеров, от бундовцев до сионистов, типа жгучего Перчика — персонажа «Тевье-молочника», Шолом-Алейхем откровенно побаивался, хотя и любовался ими, и восхищался, но и посмеивался им вслед, как же без этого.
Менахем-Мендл, эталонный «человек воздуха», тип, не похожий ни на своих местечковых предков, ни на своих городских потомков, сгустился из «особенного еврейско-русского воздуха» (по определению поэта Довида Кнута) пореформенной России. Тысячи евреев из «приличных семей», покинув родовое гнездо, стали такими «людьми воздуха», и с горечью, смешанной с благодарностью, узнавали свой портрет в Менахем-Мендле. Общественный деятель и мемуарист Ехезкел Котик, определенный лукавой волей Шолом-Алейхема в постоянные собеседники Менахем-Мендла, писал в 1913 году в предисловии ко второй части книги «Мои воспоминания»: «Я — настоящий галутный еврей, скитающийся, бродячий, еврей с тяжелой ношей, ищущий, как заработать, меламед, арендатор… Менахем-Мендл, кидающийся туда-сюда и не способный ни к чему практическому»[633]. И не один Котик, а целое поколение его сверстников могло сказать о себе то же самое.
Менахем-Мендл был продуктом разложения традиционной еврейской общины, начавшегося в 1860-х годах и ставшего одним из последствий эпохи «Великих реформ» Александра II. В первой половине XIX века абсолютное большинство еврейского населения Российской империи проживало в местечках, малых владельческих городах Западного края. Еврейское общество отличалось низкой социальной мобильностью и жесткими межсословными рамками. Высшим сословием были арендаторы, евреи, откупавшие у помещиков те или иные части их владений и доходов, а то и все имение целиком. Именно арендаторы воплощали в себе триединую систему традиционных ценностей: богатство, родовитость и ученость. Арендатор жил спокойно, гордился почтенными предками, располагал постоянным доходом и свободным временем для каждодневных занятий в бесмедреше, женил детей в своем кругу и, умирая, завещал «своего» помещика сыну или зятю.
Отмена крепостного права разрушила помещичью экономику и нанесла удар по тесно связанной с ней еврейской элите. Особенно радикально реформы протекали в Западном крае. Их катализатором стало подавление польского восстания 1863–1864 годов. Многие помещики, поддержавшие повстанцев, были арестованы, сосланы или даже казнены, а их имения — конфискованы. Более того, желая опереться на православное украинское и белорусское крестьянство в своей борьбе с поляками, царское правительство освободило крестьян Западного края на гораздо более льготных условиях, чем в центральных губерниях: крестьянские наделы были увеличены, в том числе за счет конфискованной помещичьей земли, а выкупные платежи существенно снижены. Российская империя встала на путь капиталистического развития, при этом ее западные окраины развивались опережающими темпами. Этот социально-экономический поворот разорил множество богатых еврейских семейств, связанных со старой помещичьей экономикой, а тысячи подающих надежды родовитых молодых евреев превратились в «людей воздуха», в Менахем-Мендлов.
В сущности, Менахем-Мендл — фигура трагическая. Это обедневший, слабый потомок аристократического рода, чем-то напоминающий пушкинского Евгения из «Медного всадника». Он, Менахем-Мендл, уже не может жить старой, патриархальной жизнью своих отцов и дедов, ведь теперь в местечке нужно переходить от обслуживания помещиков к торговле с крестьянами, чего он и не умеет и не хочет делать. Местечко вытолкнуло из себя Менахем-Мендла. С другой стороны, он видит, как в изменившейся, пореформенной России, охваченной капиталистической лихорадкой, в одночасье возникают новые огромные состояния, и Менахем-Мендлу кажется, что, фланируя по бульварам или сидя в кафе с другими биржевиками, он тоже сможет заработать свои миллионы. Так, в напряжении между невозможным вчера и несбыточным завтра и бьется в горячке своих «комбинаций» Менахем-Мендл. Деньги нужны ему не только для существования, но и как способ поддержания привычного, но утраченного статуса.
Создавая Менахем-Мендла, Шолом-Алейхем воплотил не только социальный опыт своего поколения и круга, но и свой собственный опыт житейских неудач. В 1886 году его жена Ольга Лоева получила большое наследство. Начинающий писатель поселился в Киеве и начал делить свое время между изданием литературного ежегодника «Еврейская народная библиотека», с одной стороны, и игрой на бирже — с другой. Такой двойной нагрузки не могло вынести никакое наследство. В 1891 году Шолом-Алейхем, спасаясь от долгов, уехал за границу. В конце того же года, примирившись с кредиторами, писатель вернулся в Россию и поселился в Одессе. В 1892 году появляется первая «связка писем» «Лондон», посвященная приключениям Менахем-Мендла на одесской бирже. Проигрыш в биржевых спекуляциях обернулся для Шолом-Алейхема крупным литературным выигрышем. Именно с писем Менахем-Мендла начинается период литературной зрелости писателя.
Уже в первой «связке писем» была найдена та конструкция, которую Шолом-Алейхем продолжал воспроизводить во всех последующих. Менахем-Мендл пишет о своих «комбинациях», планах, надеждах и разочарованиях преданно ждущей его жене Шейне-Шейндл. Та в ответных письмах яростно бранит непутевого мужа и уговаривает его вернуться домой, в Касриловку. Касриловка — еще одно изобретение Шолом-Алейхема. Это типичное еврейское местечко, местечко как принцип, как символ неподвижного мира традиции, противостоящего динамике больших городов и железных дорог.
Пара Менахем-Мендл — Шейна-Шейндл дала возможность Шолом-Алейхему не только посмотреть на мир с двух разных позиций, статической и динамической, но и, к радости искушенных читателей и к ужасу переводчика[634], продемонстрировать гендерные регистры идиша. Менахем-Мендл — человек письменной культуры, Шейна-Шейндл — устной. Менахем-Мендл уснащает свои письма гебраизмами и арамеизмами, цитатами из Писания и Талмуда, которые его жена заведомо не поймет. Шейна-Шейндл пишет бесконечно длинными, захлебывающимися предложениями, перескакивает с пятого на десятое, явно не различая устное и письменное слово, она сыплет пословицами, иногда украинскими, и по любому поводу ссылается на «ходячую Библию», свою маму. При этом мама для пущей значимости того или иного своего высказывания сопровождает очередной перл житейской мудрости указанием на то, что так сказано в Писании. Понятно, что ничего такого нигде не сказано.
Шолом-Алейхем создавал отдельные «связки писем» Менахем-Мендла между 1892 и 1903 годами, печатая их в различных периодических изданиях, а в 1909 году при подготовке юбилейного собрания сочинений заново отредактировал и собрал в виде эпистолярной повести. Кроме редактуры текста, он поменял ряд заголовков, исключил некоторые письма (о чем подробней будет сказано ниже) и расположил «связки» в новом, нехронологическом с точки зрения первоначальных публикаций порядке, так, чтобы взаимное расположение частей образовывало подобие сюжета, завершаемого логичным финалом: Менахем-Мендл, прогорев на очередной комбинации, вынужден бежать в Америку. Именно в канонической редакции 1909 года «Менахем-Мендл» вошел во все остальные издания произведений Шолом-Алейхема, как оригинальные, так и переводные.
Шолом-Алейхем предполагал вернуться к излюбленному герою, хотел описать его жизнь в Америке, но дальше одного письма, написанного в 1904 году, дело не пошло. Впоследствии на роль «американского» героя писателю понадобился новый персонаж — мальчик Мотл. Казалось, Менахем-Мендл исчерпал свой потенциал к саморазвитию. Новое время требовало новых героев.
Однако Менахем-Мендл вернулся. В 1913 году Ш.-Я. Яцкан, редактор крупнейшей варшавской еврейской газеты «Гайнт», обратился к Шолом-Алейхему, который только что закончил публиковать в этой газете свой роман «Кровавая шутка», с предложением вести политическую колонку, написанную в форме писем Менахем-Мендла своей жене. Сперва писатель отнесся к этой затее без энтузиазма, он сомневался, сможет ли его Менахем-Мендл как «человек действия» усидеть в редакции. Потом все же решил попробовать и вскоре понял, какие возможности открывает для него новый Менахем-Мендл-журналист.
