Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом
Светлов закрыл глаза и задумался.
Когда молодой человек снова открыл их, услыхав возле себя легкий шорох шелкового платья, он увидел, что над ним наклонилась и тревожно смотрела на него Христина Казимировна.
-- Ну что ты, Саша? Что это с тобой?!. Лучше ли тебе?-- говорила она, нежно гладя рукой его холодный лоб.
"И от этой роскошной, любящей и гордой женщины я должен отказаться!" -- мелькнуло в голове Светлова, и эта мысль прошла через нее, как раскаленное железо. Александр Васильич, однако ж, тотчас же встал с дивана.
-- Не беспокойся, Кристи,-- сказал он, делая усилие улыбнуться и целуя ее в лоб,-- от радости не умирают.
Христина Казимировна задержала на минуту руками его голову и горячо поцеловала его в губы.
-- Это за то, что ты, наконец, вспомнил когда-то твое любимое имя,-- сказала она, снова садясь разливать чай.
Жилинский встал и усадил Светлова между собой и дочерью.
-- Поторопился я немного, мальчик, назвать тебя молодцом,-- заметил он ему с добродушной шуткой, дружески потрепав его по плечу,-- обмороки от женщин не должны быть у тех, кто не хочет падать в обморок перед свистящей пулей...
-- Эка, батенька, что сказал! -- засмеялся Варгунин,-- да, по-моему, в любой прекрасной женщине столько сидит зарядов, сколько не отыщется их в пороховых погребах всего земного шара!
-- Отодвиньте же, в таком случае, Матвей Николаич, свечу от Кристи,-- засмеялся, в свою очередь, Светлов, указав глазами на Жилинскую.
-- Ну уж, батенька, вот вас-то бы так вернее было отодвинуть от Казимировны...-- сострил Варгунин.
Все непринужденно засмеялись.
От шуток разговор незаметно перешел к серьезным предметам и, наконец, коснулся светловской школы.
-- Отчего бы и тебе, Кристи, не устроить здесь школу? -- спросил, между прочим, Александр Васильич у Жилинской.
-- Да она уж дважды заводила ее здесь,-- ответил за нее отец,-- в первый раз, с разрешения,-- закрыли; во второй раз, потихоньку,-- обязали подпиской не входить ни в какие подобные заботы, даже относительно детей...
-- Остается, значит, попытаться только завести школу в третий раз? -- заметил, улыбаясь, Светлов.
-- Так тогда меня и вышлют отсюда,-- возразила Жилинская.
-- Чего у нас нельзя обойти, Кристи! -- сказал Светлов, выразительно покачав головой.
-- Да я и обхожу: а ты думаешь -- нет? Папка ведь говорит только, что нельзя устроить правильной школы.
-- Зато у моей девочки целый свой лазарет здесь организован,-- сказал Жилинский.
-- На попечение которого я однажды не побоялся отдать даже собственную особу,-- вмешался Варгунин.
-- Вот как! Кто же им заведует? -- спросил Александр Васильич.
-- Да я сама, Саша,-- скромно пояснила Христина Казимировна.
-- Да? Но лечит-то кто же?
-- Я же сама и лечу,-- опять так же скромно пояснила она.
Светлов находился в очевидном недоумении.
-- А ты думаешь, мальчик, что мы без тебя ничего уж и не делали в эти десять лет? -- спросил у него старик Жилинский -- Моя девочка года четыре, если еще не больше, училась медицине у...
Казимир Анточыч назвал фамилию того самого польского врача-изгнанника, у которого Ельников заимствовался специальными пособиями на немецком языке.
-- Он, папка, думает, что я все это время размышляла, отчего он вдруг перестал ко мне письма писать...-- лукаво улыбнулась Христина Казимировна.
Светлов вспыхнул, как прежний "гимназистик".
-- Кристи! -- сказал он с задумчивым упреком,-- разве ты не знаешь, что кто старое помянет, тому глаз вон?
-- Может быть, это и мудрость; но, по-моему, справедливее было бы выкалывать оба глаза тому, кто забывает старое,-- заметила она тем же прежним, насмешливым тоном, который был так памятен Светлову.
-- По-о-лно вам ссориться,-- вмешался в разговор Жилинский.-- Кто же бранится с посторонним мужчиной при женихе! -- шутливо обратился он к дочери, с комично-важным видом покачав головой.
-- Это вот Казимир Антоныч постоянно меня так дразнит,-- пояснил Варгунин Светлову,-- а теперь, батенька, кстати уж и вас призадел маленько...
Светлов опять почему-то вспыхнул.
-- Нет, папка, тут дело не в ссоре, а я сегодня же хочу доказать Саше, что не забыла старое: я помню, что я у него в долгу,-- сказала Христина Казимировна с той обворожительной улыбкой, перед которой Светлов никогда не мог устоять.-- Вели, папка, запречь мои беговые саночки: я прокачу его сегодня сама... за прежний кабриолет.
-- Надеюсь, Казимировна, вы не вывалите его с досады в снег? -- осведомился Варгунин.
-- А уж об этом вы спросите у него, когда мы вернемся...-- лукаво-насмешливо ответила ему Жилинская.
Опять все засмеялись.
Через полчаса от крыльца домика Жилинских действительно отъехали беговые саночки; правила лошадью Христина Казимировна. Она была в том самом наряде, в каком встретила давеча гостей. Рядом с ней сидел Александр Васильич; он принужден был одной рукой обнять ее, а другой держаться за передок, чтобы не упасть: саночки оказались очень малы и узки. Сперва, с четверть версты, Христина Казимировна ехала легкой рысцой, почти опустя вожжи, но, миновав какой-то мостик, она натянула их и сказала Светлову:
-- Теперь держись крепче, Саша!
И они полетели, как из лука стрела.
-- Куда же ты мчишь меня так, Кристи? -- спросил Александр Васильич свою спутницу, когда у него, наконец, дух захватило от быстроты езды.
-- Я тебя в деревню увезу! -- засмеялась она, еще сильнее натянув вожжи, и потом не то лаского, не то насмешливо прибавила: -- Теперь мы, кажется, поменялись ролями... Помнишь, как в первый день нашего знакомства я предложила тебе тот же самый вопрос, какой ты мне сделал сейчас? и помнишь, как на этот вопрос ты ответил мне тогда точно так же, как я тебе сейчас ответила?
-- Да, помню,-- сказал Светлов.
-- Только, видишь, я не так скупа, как ты был тогда: я молочка для тебя не пожалею...
Она звонко захохотала, поцеловав его на лету.
-- Но ведь Казимир Антоныч будет ждать нас к ужину, Кристи,-- слабо напомнил ей Александр Васильич.
-- Казимир Антоныч, Саша, пожил довольно и как ему хотелось; теперь мне хочется жить,-- и посмотрела бы я, кто запретит мне это! -- возразила она гордо, и глаза у ней засверкали в вечернем полумраке.
Светлов промолчал, не находя в себе силы бороться в эту минуту с неотразимым обаянием своей спутницы; он только крепче обнял ее.
Они продолжали нестись по-прежнему, но молча, переживая каждый неизгладимую бурю в душе. Александру Васильичу начинала уже нравиться эта быстрая езда, она соответствовала тому вихрю мыслей, который крутился теперь в его голове. Отъехав версты четыре от дому, молодые люди завидели вдали огонек. Христина Казимировна задержала лошадь и пустила ее опять легкой рысцой.
-- Вот и деревня,-- сказала она, круто повернув налево, не то в какой-то темный коридор, не то в улицу.
Через минуту Жилинская стояла уже под окном чьей-то большой избы и стучалась в ставень.
-- Это я, кума Маня. Отвори! -- говорила она громко.
-- Ба! да никак и впрямь барышня наша! -- послышался за окном мягкий женский голос.-- Отвори, Гарась, поскоре!
Сейчас же вслед за тем послышался стук тяжелого запора у ворот, и дюжий молодой парень лихо отворил настежь обе их половинки.
-- Вот нежданно-то, негаданно!.. Здоровате-ка! -- так же лихо тряхнул он головой, приветствуя неожиданную гостью.
-- Здравствуй, Герасим! -- дружески протянула было ему руку Христина Казимировна.-- Прибери, голубчик, нашу лошадь. Да я не одна, смотри: вон и еще гость со мной,-- указала она на стоящего поодаль Светлова.
-- Ну, нет, милая барышня, со сна-то, не умывшись, руки я тебе не дам,-- степенно заметил ей Герасим, торопливо убирая назад свою руку,-- а как помоюсь, ужо, тогды дам. А вот, что до их милости, так это -- наши гости: для них в избе завсегда места хватит, сколько ни приди. Милости просим, слышь, не побрезговать! -- радушно обратился он к Александру Васильичу.
Светлов тоже было протянул ему руку.
-- И тебе не дам руки без умывки,-- так же степенно остановил его парень, тряхнув волосами.
В эту минуту в окнах избы показался свет.
-- Вон уж кума Маня и огня добыла. Пойдем...-- как-то особенно ласково обратилась Жилинская к Александру Васильичу.
Они проскользнули в ворота и быстро взбежали па высокое крыльцо.
Кума Маня -- красивая деревенская женщина лет двадцати трех -- встретила их, со свечой в руке, на пороге избы. Поздоровавшись с ней непринужденным поцелуем, Христина Казимировна представила ей своего спутника, сказав только:
-- Это из наших, кума Маня.
Такой незначительной фразы, по-видимому, было совершенно достаточно для того, чтобы Светлову был оказан самый радушный прием со стороны молодой хозяйки.
