Генри Грин - Возвращение «Back»
— В годах и проживает в Редхэме?
— Он самый. Ну разумеется, вы знакомы. Ведь это он за вас хлопотал. Вам очень повезло, вы уж простите, что приходится себя хвалить. Но не будь у вас за плечами таких напастей, я бы, вероятно, отказала вам.
— Конечно. Я совсем забыл.
— Хотите — можете считать меня старой занудой, но вы вернулись недавно и не успели оглядеться — скоро вы и сами поймете, что прошлого как не бывало, жизнь стала другой. И в наши дни — это непростое дело подыскать приличное жилье. У многих ведь даже крыши над головой не осталось. Так что, когда мистер Грант позвонил мне насчет вас, я сказала: «Надеюсь, это не очередной мистер Мидлвич?» — «Нет, что вы, — ответил он. — Небо и земля». Но этот человек — вы уж меня простите. Я дама замужняя, и не такая уж ханжа, но любовные связи этого джентльмена — что-то совершенно неописуемое…
— Я и не полагал, что эти двое знакомы, — Чарли был ошеломлен.
— Что уж тут странного? Жизнь — череда совпадений, сплошь и рядом. Я вам сейчас такое расскажу, ни за что не поверите, но, видит Бог, говорю сущую правду, — и она поведала какую-то длинную историю.
Он не слушал. Новость о том, что старик Грант и Мидлвич знакомы, глубоко опечалила Чарли, и он, сам не зная почему, нашел в этом нечто подозрительное.
И совсем забыл о собеседнице.
— А я и говорю: «Так ведь это один и тот же человек, — история миссис Фрейзер близилась к концу. — Предупреждаю, — говорю. — Я сейчас свалюсь в обморок», — говорю, и она хвать меня под руки. И эти двое оказались как две капли похожи друг на друга, — закончила она и торжествующе посмотрела на Саммерса.
— Да что вы говорите, — Чарли не понял ни слова.
— А вам необходимо встряхнуться. После той войны таких, как вы, было пруд пруди — что сиднем сидели по домам и кисли в одиночестве. Оно, конечно, понятно, но в жизни всякое бывает, и нечего вешать нос. Это, скажу я вам, чести никому не делает. Посочувствовать можно, оно грех не посочувствовать, ведь шутка ли — пережить такое. Но есть тут одна загвоздка, мистер Саммерс. Так, к чему это я — ах, да: никто вас вечно жалеть не будет, люди этого не любят. Так что подыщите себе порядочную девушку. Так оно лучше.
— К вопросу о внешнем сходстве, — он не отрывал взгляда от огня. — Положим, дети, их отцы и матери, они всегда похожи?
— Ничего подобного, — миссис Фрейзер очередной раз с нескрываемым интересом посмотрела на Чарли. — Ничегошеньки подобного.
И заворковала о каких-то тетушках и племянниках. Но он думал о Ридли и клял себя за то, что редко вспоминал Розу.
В прихожей зазвонил телефон.
— Я отвечу, — с готовностью предложил он. Удивительно, но звонили ему. И более того, звонил мистер Грант.
— А как поживает миссис Грант?
— Грех жаловаться, — ответил старик. — Ведь если подумать, беспамятство — это своего рода компенсация, да ты по себе знаешь. Но я вот чего звоню. Ты созвонился с той молодой барышней? Я тебе скажу, в чем дело. Ты ведь не такой, как все, неуверенный в себе. Не позвонил?
— Забыл.
— Слушай. Я старше тебя. И умею говорить прямо и без обиняков, а не хожу, как нынешняя молодежь, вокруг да около. Я же это не выдумал. На то есть определенная причина.
— Спасибо.
— Да не за что.
Чарли вернулся к себе. Миссис Фрейзер снова заладила о своем. На этот раз о росте цен.
— Дефицит-то все рос за…
Чарли вздрогнул, услышав странное созвучие. Вот, сейчас его захлестнет боль, знакомая, с которой он давно свыкся, особенно в Германии, он задержал вдох, приготовился к ее накату. Скрипучий голос миссис Фрейзер изолировал его от мира. Он знал — боль неминуема, как песнь кукушки когда-то ранним воскресным утром накануне войны — всякий раз, когда он проходил тропинкой мимо одного открытого окна. Тогда как раз пришла пора кукушек. А сейчас, по-видимому, стояла осень, и она, кажется, только что обмолвилась о Розе, но он ничего не чувствовал. Ничего. Он удивился. Он винил себя. Но ничего не чувствовал.
— Никакой тревоги, — он пресек ее словесный поток.
— Тревога? — испугалась миссис Фрейзер. — Да вроде тихо. Я бы услыхала, если что.
— Простите. Я опять говорю с самим собой.
Она уставилась на него. Он был явно не в себе, и это странное замешательство на его лице.
— Говорите с самим собой? Но, мистер Саммерс, вам бы следовало быть осторожней. В вашем-то возрасте. Вы так громко говорите, зачем это? Ах, Боже ты святы, неужто вы и впрямь чуете какую угрозу? — и опять это слово, сейчас, еще немного, и вернется это старое, привычное чувство вины, но в душе его была пустота. — Осторожней, мистер Саммерс, ладно в мои-то годы, но вы-то еще совсем молоды.
Повисло молчание. Он был готов ловить каждое ее слово.
— Возьмите цены на цветы, — миссис Фрейзер вернулась к своей мысли. — Тюльпаны, нарциссы, хризантемы и даже лесные фиалки, — Чарли ждал, ждал сигнала, — цветы исчезли, и совершенно непонятно, с какой такой стати. Зато их при всем честном народе продают на черном рынке. Это же не дело.
— То-то и оно, — подхватил Чарли изо всех сил желая, чтобы она продолжала говорить.
Она, как завороженная, смотрела в его огромные глаза, и ей почудилось, будто они отделились от лица и повисли прямо перед ней в воздухе. Аж дух захватывало от этих глаз.
— Ах, да, — она на секунду задумалась, но, вспомнив, продолжала: — Вот вы говорите, мол, вы — как все, не слушаете меня и сидите тут, словно испанский гранд. — Он улыбнулся, подумав о своей девушке. Что за чушь она несет? — Но вы же ничего не делаете, а лучше бы пошли и купили с получки цветы для девушки, когда она у вас появится, конечно — чего, осмелюсь предположить, не произойдет, если будете сидеть и слушать мою болтовню. Так вот, я давеча как увидала эти цены за углом, у меня аж мурашки, как от мороза.
Больше он ничего не слышал. Все мысли его сосредоточились на последнем слове, впрочем, он ничего не чувствовал. Совсем ничего.
Роза ушла.
Глава 5
Лишь только он собрался бросить клич о помощи, как СЭКО — ведомство, руководящее его предприятием, подыскало ему лаборантку по имени Дороти Питтер.
Все девушки на работе, как могли, печатали для него отчеты в свободное время. И последние несколько недель, в течение которых он мало-помалу забывал Розу, они то и дело с нетерпением спрашивали: «Когда же, наконец, пришлют новенькую?» и «Почему СЭКО так тянет время?». Его нога сослужила ему добрую службу, и он пользовался успехом, но из-за нехватки кадров машинистки не всегда успевали ему помочь и не могли каждый раз долго засиживаться на работе. Поэтому он ушам своим не поверил, когда, по прошествии нескольких дней после разговора с миссис Фрейзер, к нему подошел счетовод и шепнул: «Прислали».
И когда он вошел в кабинет, его взору предстал живой продукт этой тягостной волокиты и бесконечной переписки — первоначального отказа, затем официального разрешения при условии наличия вакантного места, последующего уведомления о закрытии вакансии, далее уведомления о сотруднике на эту вакансию и наступившего затем долгого ожидания, мертвой паузы длиной в несколько недель — и вот, без всякого предупреждения все эти письма, бланки, формы, и номера ссылок воплотились в образе молодой особы с умением стенографистки и некоторыми навыками машинистки.
Оказалось, она блондинка, довольно неопрятная с виду. С пустым и глуповатым лицом. Но он был так рад ее появлению, что почти разговорился.
— Итак, мисс, мы вас заждались.
— Не знаю. Все произошло мгновенно — я и чихнуть не успела. И даже не предупредили.
— Странно. Нас пять недель назад известили о вашей кандидатуре.
— Это все СЭВЭ.
— Вы хотите сказать, СЭКО?
— СЭКО? — вскрикнула она. — Но здесь какая-то ошибка. Вы уверены?
— Конечно, мисс, — он показал ей документы.
Он хранил эти бумаги, как талисман, в самом надежном месте, поверх пачки документов в левом ящике кухонного стола, который ему выдали в качестве рабочего места.
— Ну, вот видите! — воскликнула она. — Значит, это длилось целых несколько недель, смотрите, здесь число, а я ничего не знала и трудилась в поте лица, чтобы заработать два дня отгула и съездить к маме на север.
— Ваша мать далеко от Лондона?
— Ее эвакуировали с другими родственниками в Хадерсфилд. Неужели они не могли отпустить меня на эти два дня, ну чего им стоило?
— То-то и оно. Но, возможно, у нас получится устроить вам командировку. Мы часто выезжаем из Лондона.
— Ой, правда? Вы серьезно? Но это замечательно! А чем вы тут занимаетесь?
— Установками для переработки сырья и производства parabolam.
— Подумай только, а мы делали пенициллин.
— Производство?
— Я сидела в лаборатории, с картотекой. Но с такими я еще не сталкивалась, — она взглянула на высокие стальные стеллажи по обе стороны стола, где он хранил документы по своей собственной, особой, системе, которая спасла его от безумия, еще когда Роза впервые после возвращении расцвела в его памяти.
