Бут Таркингтон - Великолепные Эмберсоны
Но за ужином он промолчал, отложив объяснения на потом: Фанни так нервничала и расстраивалась из-за неудавшихся котлет и макарон, к тому же ей не терпелось поговорить о том, как уютно они заживут уже "завтрашним вечером". Ее волнение росло, она вся трепетала, повторяя, как ему будет "хорошо", когда он станет возвращаться с работы и спускаться в столовую, к "хорошим людям, людям, помнящим, кто мы такие", а затем они будут развлекаться, играя в бридж в компании "старых добрых друзей семьи".
Когда они наконец устали копаться в сожженных останках того, что Фанни выставила на стол, Джордж задержался внизу, ожидая подходящей минуты начать задуманный им разговор, но вдруг до него донеслись странные звуки с кухни. Раздался стук, потом целая грохочущая лавина, упавшая жестяная кастрюля заглушила звук бьющегося фарфора, Фанни громогласно запричитала над сокровищами, спасенными от продажи, но теперь навсегда потерянными для ее "кухоньки". Она по-настоящему нервничала, так нервничала, что больше не могла доверять своим рукам.
На мгновение Джордж испугался, что она поранилась, но не успел он дойти до кухни, как услышал, что она сметает осколки, и развернулся. Он отложил разговор до утра.
Пока он поднимался на второй этаж, медленно скользя ладонью по гладкому ореху перил, из головы не шло нечто более важное, чем смутные планы спать на раскладушке в конторе Бронсона. Посреди лестницы он остановился, повернулся и посмотрел на тяжелые двери, скрывающие черную пустоту бывшей библиотеки. Здесь же он стоял в худший день своей жизни, стоял, глядя, как мама проходит внутрь, держась за руку брата, чтобы узнать, что натворил ее сын.
Он продолжил подъем, теперь уже тяжелее, медленнее, и всё той же тяжелой и медленной поступью вошел в комнату Изабель и запер дверь. Он больше не появился оттуда и, не отмыкая замка, пожелал Фанни доброй ночи, когда она чуть позже попыталась войти к нему.
— Я везде погасила свет, Джордж, — сказала она. — Всё в порядке.
— Отлично, — ответил он. — Спокойной ночи.
Она не ушла, робко продолжив:
— Уверена, нам понравится в нашей новой квартирке, Джордж. Я сделаю всё, чтобы тебе было хорошо, а люди там и впрямь чудесные. Не нужно видеть всё в черном свете, Джордж. Не сомневайся, всё будет в порядке. Ты молод и силен, с головой на плечах, я знаю… — Она запнулась. — Я знаю, твоя мама присматривает за тобой, Джорджи. Спокойной ночи, милый.
— Спокойной ночи, тетя Фанни.
Несмотря на все усилия, его голос звучал сдавленно, но, кажется, она не заметила этого, и он услышал, как она прошла в свою спальню и заперлась там на щеколду и на ключ, опасаясь грабителей. Не надо было ей говорить того, что она сказала: " Я знаю, твоя мама присматривает за тобой, Джорджи". Она пыталась его утешить, но после этого сна не было ни в одном глазу. Он знал, что это правда, если такое вообще возможно, и дух его мамы, если он действительно существует, льет слезы по ту сторону тишины, рыдает и пытается найти врата в мир, где она продолжит "присматривать за ним".
Он чувствовал, если эти врата существуют, они, конечно, заперты на семь запоров: они столь же неприступны, как жуткие двери библиотеки внизу в день, когда начались страдания, к которым он ее приговорил.
Это всё еще была комната Изабель. Ее не тронули: даже портреты Джорджа, Майора и "брата Джорджа" по-прежнему находились на туалетном столике, а в ящике письменного стола хранилась старая фотография Юджина и Люси, стоящих вместе, которую Джордж однажды увидел, но тут же медленно задвинул ящик обратно, с глаз долой, даже не прикоснувшись к ней. Завтра всё закончится, и, как он недавно слышал, ждать осталось недолго и особняк скоро снесут. Само пространство, еще сегодня вечером являющееся комнатой Изабель, обретет новые формы в виде свежепостроенных стен, полов и потолков, но комната не погибнет, а будет вечно жить в памяти Джорджа. Она умрет только вместе с ним и всегда будет тихо нашептывать о грусти и боли.
Если призраки живут не только в памяти, но и пространстве, тогда, как только комната Изабель превратится в спаленки и кухоньки, уже существующие в проекте, это место наверняка будет заселено призраком и новые жильцы, поселившись тут, обязательно почувствуют беспричинную грусть — дух страстей, витавших здесь в последнюю ночь, проведенную Джорджем Минафером в старом доме.
Пусть в его душе пока не умерло прежнее своевольное высокомерие, в ту ночь он искупил свой самый страшный грех — возможно, настанет минута, когда какая-нибудь впечатлительная и измученная работой женщина выключит на кухоньке свет и в темноте увидит стоящего на коленях юношу, сотрясаемого рыданиями и протянутыми сквозь стену руками вцепившегося в покрывало призрачной кровати. Может, она даже услышит тихий возглас, повторяющийся вновь и вновь: "Прости меня, мама! Боже, прости меня!"
Глава 32
Надо отдать должное Джорджу по крайней мере за то, что его последняя ночь в доме, в котором он родился, была заполнена не сетованиями по поводу безрадостного будущего, а сожалением о том, что он потребовал жертв от других людей, пойдя на поводу собственной гордости и юности. Спустившись рано утром на кухню, он помог тете Фанни сварить кофе.
— Я вчера хотел тебе, тетя Фанни, кое-что сказать, — начал он, когда она наконец убедилась, что янтарная жидкость, больше похожая на чай, чем на кофе, почти готова к вливанию в человеческий организм и лучше уже не будет. — Скажу это сейчас.
Она со стуком поставила турку обратно на плиту и, посмотрев на племянника тревожным до отчаяния взглядом, принялась теребить тонкий передник, сама не замечая того.
— Зачем… зачем… — заикалась она, зная, о чем он собирается заговорить, и именно это служило причиной ее волнения. — Разве… лучше… не будет лучше… вещи… перевезти в новую квартирку, Джордж. Давай…
Он спокойным голосом прервал ее, хотя от слов "новая квартирка" хотелось орать и бежать прочь:
— Я и намеревался поговорить о новом жилье. Я всё обдумал и принял решение. Я хочу, чтобы ты забрала все вещи из маминой комнаты, пользовалась ими и хранила их для меня. Уверен, эта маленькая квартира именно то, что тебе нужно, а раз уж у тебя будет свободная спальня, ты можешь найти компаньонку и поселиться с ней, деля расходы. Но для себя я всё решил по-другому, я не еду с тобой. Вряд ли ты будешь сильно возражать, не вижу для этого причин, особенно теперь. Со мной сегодня не повеселиться, да и вообще со мной не весело, не только сейчас. Даже не представляю, как ко мне можно привязаться, поэтому…
Он пораженно замолк: на кухне не осталось стульев, но Фанни, беспомощно озираясь, искала, куда бы присесть, и, не найдя, резко обмякла и опустилась на пол.
— Ты хочешь бросить меня в беде, — выдохнула она.
— Какого… — Джордж подскочил к ней. — Вставай, теть Фанни!
— Не могу. Ноги не слушаются. Оставь меня в покое, Джордж! — И когда он отпустил ее запястье, которое схватил в попытке помочь, она повторила печальное пророчество, мучившее ее уже много дней: — Ты хочешь бросить меня в беде!
— Нет же, теть Фанни! — возразил он. — Поначалу я буду только обременять тебя. У меня жалование восемь долларов в неделю, тридцать два в месяц. Квартплата тридцать шесть долларов в месяц, к ним больше двадцати двух долларов за комплексные ужины на каждого, поэтому после оплаты моей половины в восемнадцать долларов просто за жилье, у меня почти ничего не остается даже на покупку продуктов для завтраков и обедов. Понимаешь, ты не только будешь следить за домом и готовить, но и платить станешь больше, чем смогу я.
Она вперилась в него таким пустым и отрешенным взглядом, какого он не видел никогда до этого.
— Я буду платить… буду платить… — залепетала она.
— Конечно, будешь. Станешь тратить из своих денег больше, чем…
— Из моих денег! — Подбородок Фанни опустился на худую грудь, и женщина грустно засмеялась. — У меня двадцать восемь долларов. Это всё.
— То есть пока ты не получила проценты с вклада?
— Нет, вообще всё, — сказала Фанни. — Всё значит всё. И никаких процентов не будет, потому что вклада нет.
— Но ты же говорила…
Она покачала головой:
— Ничего я тебе не говорила.
— Значит, дядя Джордж говорил. Сказал, что у тебя есть достаточный запас. Так и сказал "сможешь одолжить у нее". Сказал, ты потеряла больше, чем следует, в том деле с фарами, но он тебя вовремя предостерег, ты мудро воспользовалась его советом и оставила достаточно на жизнь.
— Точно, — чуть слышно согласилась она. — Это я ему так сказала. Он не знал или забыл, сколько я получила после смерти Уилбура, и я… это показалось мне хорошей возможностью сколотить состояние, вложив такую малость… я подумала, что и тебе смогу помочь, Джордж, если вдруг тебе понадобится… перспективы были такие чудесные… я просто подумала, что лучше вложить всё. Я всё и вложила… каждый цент, кроме последней выплаты… и всё пропало.