Сомерсет Моэм - Карусель
Но позвольте мне отвлечься от него. Сегодня весь день миссис Барлоу-Бассетт с открытым ртом слушала семейные байки старшей миссис Кастиллион, Реджи ел, пил и подлизывался к сквайру, а я пребывал в отчаянии. Я воображал, что меня хоть немного развлечет общество мисс Джонстон, компаньонки, и даже старался держаться приветливо, но у нее душа подхалимки. Когда я спросил, не становится ли ей иногда скучно, она одарила меня суровым взглядом и ответила: «О нет, доктор Харрелл. Меня никогда не утомляют аристократы». Всякий раз, когда в разговоре возникает пауза или миссис Кастиллион выходит из себя, мисс Джонсон указывает на картину или украшение, историю которого слышала уже тысячу раз, и спрашивает, как эта вещица попала в семью. «Надо же, вы не знаете!» — вопит старуха и начинает бесконечный рассказ о каком-нибудь любившем выпить сквайре, счастливо почившем, или о даме со слащавой улыбкой, портрет которой свидетельствует о болезни печени, возникшей из-за тугого корсета. И чего только не готова вытерпеть эта компаньонка за тридцать фунтов в год с питанием и проживанием! Я бы лучше устроился на работу кухаркой. О, как мне не хватает курительной комнаты на Олд-Куин-стрит и разговоров с вами! Я прихожу к выводу, что мне нравятся только две разновидности общества: ваше с одной стороны и третьесортного актера — с другой. Там, где все мужчины подлецы, все женщины откровенно аморальны и никто не обращает внимания на произношение, я чувствую себя совершенно комфортно. Не то чтобы я испытывая непреодолимое желание пропускать придыхательные согласные, но мне легко находиться в компании, где не заметили бы, если бы это произошло.
Искренне ваш, Фрэнк Харрелл.Мисс Ли, будь она в Джейстоне, следила бы за происходящим внимательнее, чем Фрэнк, и увидела бы, как разыгралась маленькая комедия, имевшая и трагическую сторону. Усталая и несчастная, Грейс Кастиллион с нетерпением ждала приезда Реджи, рассчитывая, что встреча станет передышкой в ее полной страданий жизни. Ведь в последнее время совесть мучила ее как никогда, и лишь присутствие любовника могло заставить ее забыть, как отвратительно она поступала с Полом. Она научилась видеть нежность за напыщенными манерами супруга, и его безраздельное, исполненное любви доверие делало ее поведение еще более презренным, и она чувствовала себя ужасно виноватой перед ним. Но Грейс знала: рядом с Реджи она забудет обо всем, кроме своей ненасытной страсти. Она решила, что будет видеть в нем исключительно хорошее и не станет вспоминать, как некрасиво он ее использовал. Ей казалось, она может сохранить крупицы самоуважения, только если будет держаться за его любовь, а если же потеряет, то не останется ничего, кроме темного мрака отчаяния и стыда. И ее сердце ликовало, потому что в Джейстоне никакие противоречивые желания не могли помешать Реджи быть рядом с ней. Они могли бы совершать восхитительные прогулки вместе и в этой тихой деревенской глуши вновь ощутить такое же удивительное блаженство, как в начале их отношений.
Но к своему ужасу, миссис Кастиллион обнаружила, что Реджи упорно не желает оставаться с ней наедине. На следующее утро после приезда она пригласила его пройтись по парку, и он с готовностью согласился, однако, сходив наверх за шляпкой, она увидела, что Пол ждет ее в холле вместе с миссис Бассетт.
— Реджи говорит, вы предложили показать нам парк, — сказала миссис Бассетт. — Было бы так приятно прогуляться!
— Да, очаровательно, — ответила миссис Кастиллион.
Она метнула гневный взгляд на Реджи, а тот совершенно спокойно, с легким изумлением улыбнулся. И когда они отправились в парк, Реджи шагал неторопливо и вальяжно. После ленча он остался с Фрэнком, и до самого вечера миссис Кастиллион не удавалось найти возможность сказать ему хоть несколько слов.
— Почему вы попросили мать пойти с нами сегодня утром? — поспешно спросила она, понизив голос. — Вы же знали, что я хотела побыть с вами наедине!
— Моя милая девочка, мы должны быть осторожными. Ваша свекровь следит за нами, как кошка, и я уверен: она что-то подозревает. Не хочу втягивать вас в неприятности.
— Я должна повидаться с вами наедине. Мне необходимо с вами поговорить! — в отчаянии воскликнула миссис Кастиллион.
— Не глупите!
— Что ж, я буду ждать вас здесь, пока все остальные не уйдут спать.
— Тогда вам долго придется ждать, поскольку я не собираюсь рисковать.
Она с ненавистью посмотрела на него, но не смогла ответить — в это мгновение к ним присоединилась мисс Джонстон, а Реджи с непривычной для него живостью тут же втянул ее в разговор. Грейс, смутившись на долю секунды, уставилась на него, ничуть не волнуясь о том, что это может выдать ее печаль, и недоумевая, что на уме у человека, которому нравится вести себя столь странно. Она чувствовала себя совсем беспомощной в его руках и знала, что теперь он будет играть с ней жестоко, как кот с мышью, пока не развлечется в полной мере, а лишь потом нанесет последний удар.
Следующие два дня Реджи с еще большей осторожностью применял ту же тактику, избегая даже минутного общения с миссис Кастиллион, за исключением тех случаев, когда рядом был кто-то еще. Казалось, он просто наслаждается, причиняя ей боль. Он щедро расточал комплименты, подстегивавшие неуклюжую веселость Пола, и, обращаясь к ней как к близкой подруге, с которой его связывали весьма доверительные отношения, подшучивал, и подтрунивал, и смеялся над ней. Старшей миссис Кастиллион, которая любила, когда ее веселят, он очень понравился. И ее симпатия ничуть не уменьшилась, когда она обнаружила, что ее невестка морщится при его добродушных шутках с плохо скрываемым отвращением. Грейс же натянуто улыбалась и визгливо смеялась, но в ее сердце словно зияла глубокая рана, которую Реджи с бессердечной веселостью, оттого что может сделать еще больнее, бередил докрасна раскаленным ножом. Оставаясь одна, она могла отдаться своему горю и горько рыдать, недоумевая и едва не мечась в бреду, почему на ее страстную любовь отвечают таким презрением. Она сделала все возможное, чтобы заставить Реджи полюбить ее, и помимо того, что отдала ему всю душу, была очень добра к нему.
— Он отгородился от меня! — рыдала она. — А я сделала все, чтобы помочь ему.
В последнее время она пыталась повлиять на него ради его же блага, убеждая меньше пить и перестать сорить деньгами. В своем восхищении им она была способна на любые жертвы, а в результате он возненавидел ее. Она не могла этого понять. В конце концов Грейс осознала, что не в силах дольше терпеть эти муки, и, поскольку Реджи не давал ей возможности объясниться, решила во что бы то ни стало поговорить с ним наедине. Но это был последний день его пребывания в их доме, и он удвоил меры предосторожности.
Подозревая, что Грейс заставит его поговорить с ней, он ни на мгновение не оставался один и вздохнул с облегчением, когда удалился с другими мужчинами в курительную комнату и они с улыбкой пожелали друг другу спокойной ночи. Но миссис Кастиллион не собиралась отпускать его без объяснения причин подобного поведения. И хотя замышляемое ею предприятие было крайне опасно, она находилась в таком отчаянии, что не колебалась. Когда Реджи, довольный, что перехитрил ее, отправился в спальню, он обнаружил, что Грейс тихо сидит там, поджидая его.
— Боже правый! Что вы здесь делаете? — изумился он, потеряв самообладание. — Ведь со мной мог войти Фрэнк.
Она не ответила на его вопрос, а встала и посмотрела ему прямо в глаза. Бледная, в великолепном платье и сверкающих бриллиантах, она попыталась успокоиться и говорить решительно:
— Почему вы меня избегаете все эти дни? Я требую объяснений. Что вы задумали?
— О, ради Бога, не начинайте опять! Меня уже от этого тошнит. Вы ведь не думали, что я приеду погостить у вашего мужа и буду волочиться за вами? В конце концов, я тешу себя мыслью, что я джентльмен.
Миссис Кастиллион засмеялась тихим недобрым смехом:
— Поздновато играть в благородство, не правда ли? Получше историю не могли сочинить?
— За кого вы меня принимаете? Почему вы всегда думаете, будто я вам лгу?
— Потому что по опыту знаю: по большей части так оно и есть.
Он пожал плечами и закурил, потом посмотрел на Грейс с некоторым сомнением, словно раздумывая, что ему делать теперь.
— Неужели вам совсем нечего мне сказать? — Ее голос вдруг сорвался.
— Нечего, кроме того, что вам лучше вернуться к себе в комнату. Для вас чертовски опасно здесь находиться, и могу сказать вам, что я не хочу попасть в переплет.
— Но что все это значит? — Она пришла в отчаяние. — Разве вы больше не испытываете ко мне никаких чувств?
— Что ж, если вы настаиваете, скажу: я собираюсь положить этому конец.
— Реджи!
— Хочу начать жизнь с чистого листа. Хочу оставить развлечения и вести размеренный образ жизни. Мне все это надоело. — Теперь он не смотрел на нее, а отводил глаза.
