Сомерсет Моэм - Маг
Обзор книги Сомерсет Моэм - Маг
Уильям Сомерсет Моэм
Маг
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Артур Бардон и доктор Поро шагали молча. Пообедав в ресторане на бульваре Сан-Мишель, они прогуливались теперь по Люксембургскому саду. Доктор Поро слегка горбился, заложив руки за спину. Он приглядывался к саду как бы глазами бесчисленных художников, стремившихся изображением этого красивейшего уголка Парижа выразить свое чувство прекрасного. Газоны и аллеи кое-где были уже усыпаны опавшей листвой, но и ее вороха не могли прогнать ощущения рукотворности пейзажа. Деревья в кольцах подстриженных кустов, кусты окружены аккуратными цветочными клумбами. И стояли деревья ровными рядами, будто не смея нарушить заведенный кем-то порядок. Осень. Некоторые деревья совсем голые. И цветы на клумбах завяли. Этот регулярный английский парк смахивал сейчас на женщину легкого поведения, далеко не первой молодости, делающую жалкие, отчаянные попытки с помощью поношенных туалетов, макияжа и наигранного оживления вернуть себе былое очарование.
Поро плотнее запахнул свой тяжелый плащ, с которым не расставался даже летом. Большая часть его жизни прошла в Египте, где он долгие годы занимался медициной, и прохладное европейское солнце не грело. Память на мгновение вернула его на многоцветные улицы Александрии, а затем, как перелетная птица, перенесла в зеленые леса и на битые штормами берега родной Бретани. Карие глаза доктора заволокло меланхолической дымкой.
— Посидим немного, — предложил он.
Они взяли два плетеных кресла и расположились возле фонтана Купидона, подчеркивавшего очаровательную искусственность Люксембурга. Солнце освещало купы деревьев, окаймлявших площадку возле фонтана, их пожелтевшие листья отливали золотом. С одной стороны высились мощные причудливые башни Сан-Сюльпис, с другой — неровные крыши бульвара Сан-Мишель.
Поглядывая на нарядных детей, гоняющих обручи или скачущих верхом на палочках, доктор Поро улыбался, и эта нежная улыбка преображала его худощавое, прокаленное тропическим солнцем лицо. В запавших глазах светился мягкий юмор. По-английски доктор говорил свободно, с легким французским акцентом, но с той тщательностью, которая позволяла предполагать, что английский пришел к нему из произведений классиков туманного Альбиона, а не из живой разговорной речи.
— Как поживает мисс Донси? — спросил он, поворачиваясь к своему другу.
Артур Бардон улыбнулся.
— Надеюсь, здорова. Сегодня мы еще не виделись, но я собираюсь к ней в студию на чашку чая. Мы хотели бы пригласить вас поужинать с нами в «Шьен Нуар».
— С удовольствием. Но разве вам скучно наедине?
— Вчера она встретила меня на вокзале, и мы вместе обедали. Проболтали без остановки с половины седьмого до полуночи.
— Скорее, говорила она, а вы внимали с восхищением счастливого влюбленного?
Бардон только что появился в Париже. Он служил хирургом в александрийской клинике Святого Луки и приехал сюда для изучения методов своих французских коллег; но истинной причиной его приезда была, несомненно, Маргарет Донси. Доктор Поро знал Артура с раннего детства и не присутствовал при его рождении лишь потому, что в это время неожиданно отлучился в Каир. Будучи близким другом его отца, занимавшегося торговлей в странах Леванта, Поро с удовольствием следил за тем, как, избрав по его совету профессию врача, Артур уже превзошел в мастерстве своего старшего друга, с удовлетворением видел, с какой гордостью следовал молодой хирург своему призванию, как он, благодаря целеустремленности и таланту, превратился в первоклассного лекаря. Поро всегда считал, что разнообразие интересов, хотя и придает мужчине дополнительную привлекательность, мешает его карьере. Что бы превзойти коллег в каком-то деле, нужно целиком посвятить ему себя. Поэтому доктор не сожалел о том, что Артур не слишком отличается широтой интересов. Литература и искусство мало что для него значили. Не был он также мастером рассказывать банальные анекдоты — качество, которое высоко ценится в гостиных. Обычно молча слушал и лишь изредка вступал в общий разговор. А вот работал очень много: оперировал, делал вскрытия, читал лекции, старался знакомиться со всей литературой по своей специальности не только на английском, но и на французском, и на немецком языках. В то же время был страстным и отличным игроком в гольф и, когда выдавался свободный часок, проводил его в гольф-клубе. За операционным столом Артур преображался. Это был уже не замкнутый, мало контактный бука, а человек, взявший за правило не говорить о том, в чем не разбирается, и не выражать восхищение тем, что ему не нравится. Здесь он испытывал непередаваемое чувство счастья и сознания своей силы. Никакая неожиданность не могла загнать его в тупик. Срабатывал как бы инстинкт хирурга, руки и мозг действовали почти автоматически. Никогда не колебался, никогда не боялся неудачи. Мужество снискало ему успех, и было ясно, что его репутация среди пациентов скоро станет столь же высокой, как и авторитет у коллег.
— Я всегда дивился странностям человеческой натуры, — сказал доктор. — На мой взгляд, просто необъяснимо, что человек вашего склада ума смог столь сильно полюбить девушку, подобную Маргарет Донси.
Артур не ответил, и Поро, испугавшись, что его слова могли обидеть собеседника, поспешил объяснить:
— Не сердитесь. Вы не хуже меня знаете, что я считаю мисс Донси очаровательной молодой леди. Хороша собой, обаятельна, добра. Но, право же, ваши характеры диаметрально противоположны. Хотя оба вы родились на Востоке, и детство ваше протекало среди ландшафтов из 1001 ночи. Но боюсь, вы самый рациональный субъект среди тех, кого я когда-либо встречал.
— Не вижу в ваших словах ничего обидного, — улыбнулся Артур. — Согласен: у меня нет ни воображения, ни чувства юмора. Я обыкновенный практичный человек и ясно вижу все лишь в пределах длины собственного носа. К счастью, он у меня довольно большой.
— Но у мисс Донси нет той узости интересов, которая, если вы позволите мне так выразиться, составляет, возможно, секрет вашей силы. Она с таким восхитительным энтузиазмом относится ко всем видам искусства. Красота необходима ей, как хлеб для более приземленных существ. Она так страстно интересуется всем на свете.
— Вполне естественно, что Маргарет любит прекрасное. Ведь она сама — воплощение прекрасного.
Артур не был склонен анализировать свои чувства; знал, что полюбил Маргарет прежде всего за физическое совершенство, столь поразительно контрастировавшее с бесчисленными проявлениями уродств, борьбе с которыми он посвятил свою жизнь. Но все-таки с его губ невольно сорвалось:
