Альберто Моравиа - Равнодушные
— У меня? — задумчиво, бесцветным тоном сказала Мариаграция. — Не знаю… скорее всего отправлюсь за покупками! — Она умолкла и посмотрела на горящий кончик сигареты. — А ты? — спросила она. Ее дряблое, доверчивое сердце билось учащенно. Этот день станет ее днем. Лео после мимолетных заблуждений вернется к ней, к своей старой, надежной любви. Так было уже не раз; воспоминание об этом очень ее утешало и воскрешало надежду.
— Я? Кларетта пригласила меня на чай, — столь же невозмутимо ответила Карла.
Обе умолкли и опустили глаза, каждая желая скрыть торжество и сдержанную радость. На увядшем лице Мариаграции и детском лице Карлы отразилось одно и то же чувство облегчения и удовлетворенности. Обе они всем сердцем рвались к одному и тому же возлюбленному, и обе втайне были счастливы, что скоро смогут ему ласково сказать: «Вот видишь… Я все устроила как нельзя лучше… Никто нам не помешает».
Они встали и вышли из комнаты. В гостиную первой вошла Мариаграция, поеживаясь и потирая посиневшие от холода руки.
— О! Кого я вижу, Мерумечи! — удивленно воскликнула она. Подошла к нему и протянула руку. — Давно нас ждете?
Вошла Карла и с тем же удивлением, радостно улыбаясь, воскликнула:
— О, да тут Лео!
Последним появился Микеле. Он кивнул Лео, закурил сигарету и сразу ушел.
— Ну, так каким же ветром вас сюда занесло? — спросила Мариаграция, садясь и с явным удовольствием потирая руки.
— Правда, летел я сюда, как ветер, но принесла меня машина! — плоско пошутил Лео.
И мать и дочь засмеялись нервным, веселым смехом сытно пообедавших людей, которые в интимной обстановке холодной, но уютной гостиной охотно и благосклонно принимают даже заплесневелые остроты.
— Я получил ваше деловое письмо, — уже более серьезным тоном продолжал Лео, глядя на Мариаграцию, — и хотел позвонить вам… Но вспомнил, что у вас не работает телефон…
— И приехали сами, — докончила за него Мариаграция. Она повернулась к Карле. — Скажи, чтобы подали четыре кофе, а не три.
Карла поднялась и вышла, опустив глаза.
— А теперь ответь, — доверительно сказала Мариаграция с обольстительной улыбкой, — ты все обдумал?
— Да, — сказал Лео, внимательно изучая кончик горящей сигары.
— Что случилось? — настойчиво, с волнением спросила Мариаграция и тут же встала. — Что случилось, Лулу? — Лицо ее выражало беспокойство и нежность. Ей хотелось и вырвать у него признание, и приласкаться. Она подошла к нему сзади, обняла за шею, наклонилась и прижалась щекой к его щеке. — Что случилось? — повторила она.
Лео досадливо отстранился.
— Ровным счетом ничего, — ответил он, не сводя взгляда с сигары.
Мариаграция взяла его руку и, точно преданная собака, стала тереться о нее мясистыми губами и холодным носом.
— Ты любишь меня? — чуть слышно спросила она и, не дав ему ответить, внезапно изменила тон, точно почувствовала, какая опасность таится в этой навязчивой интимности. — Я приду сегодня, — небрежно сказала она. — Но будь благоразумным, предельно благоразумным.
Она непроизвольно повторила те же слова, которые сказала Лео, когда тот под. благовидным предлогом впервые пригласил ее к себе домой.
«Будь предельно благоразумным», — сказала она тогда с ослепительной улыбкой, войдя в его дом. С тех пор минуло пятнадцать лет. И благоразумие, о котором она лицемерно просила возлюбленного, наконец пришло к нему. Предельно благоразумный Лео пытался освободиться от ее страстных объятий.
— Станем ласковыми, — добавила она, крепко целуя вялую руку Лео, — станем ласковыми детьми.
Она небольно укусила Лео за указательный палец и облизала губы.
«Ласковыми детьми», — с плотоядным выражением повторила она, предвкушая тот ритуал, который последует за этой условной фразой.
Когда-то она говорила это, дрожа от счастья, и игриво грозила Лео пальчиком, стараясь придать лицу выражение детской наивности. А потом, вознеся свое белое полное тело на желтое одеяло, звала возлюбленного. И он отвечал с той же радостью и страстью, тоже шутливо грозя ей пальцем: «Станем ласковыми детьми», — после чего начиналась утонченная и сложная любовная игра.
Но сейчас Лео покачал головой.
— Должен сказать тебе, Мариаграция, — без всякого смущения пробормотал он, — что сегодня нам встретиться не удастся. У меня деловое свидание, очень срочное… Поэтому встречу придется отложить.
Он склонил голову и снова уставился на горящую сигару. Лицо Мариаграции исказилось гримасой, на нем отразились разочарование, удивление и боль… Но она с прежней нежностью неуверенно спросила:
— Выходит, сегодня я тебя увидеть не смогу?
— Увы.
Она сразу выпустила Лео из объятий, отошла, поднесла руки к груди. Лицо ее стало жестким.
— Я — нет, — негромко прошипела она со злобой. — А вот такие подлые женщины, как Лиза, — да… Для них, — добавила она, — все возможно… Ради них переносятся самые срочные деловые встречи… Для них прихорашиваются у зеркала, вздыхают… Сгорают от страсти. Ну что ж, Лулу, сгорай дотла…
Она подошла к нему и, сжав зубы, кончиками пальцев ущипнула его за руку.
Лео сердито пожал плечами, потер больное место, однако так ничего и не ответил. Он внимательно изучал носки ботинок, сначала одним глазом, затем — другим, и, казалось, был совершенно поглощен этим занятием.
— Знаешь, что я тебе скажу, — проговорила Мариаграция, пристально глядя на него. — Ты прав… тысячу раз прав… Я наивная дурочка, не умеющая жить… Но ты, — гордо добавила она, выпрямившись во весь рост и грозно хмурясь, — еще раскаешься. Все тайное становится рано или поздно явным… Завтра увидишь.
Она отступила на два шага, чтобы посмотреть, какое впечатление произвела ее угроза: ни малейшего. Вошла Карла, неся поднос с кофе.
— Микеле куда-то запропастился, — объявила она. — Так что Лео выпьет кофе Микеле.
Она налила всем по чашке, села. Все трое в молчании выпили кофе.
— У меня есть для вас приятная новость, Лео, — сказала Мариаграция, поставив на столик пустую чашку. — Сегодня утром я встретила вашу Лизу. И она…
— Мою? — с улыбкой прервал ее Лео. — Почему мою, синьора? С каких это пор она стала «моей»?!
— Умный поймет меня с полуслова, — многозначительно изрекла Мариаграция, глупо усмехаясь. — И она просила передать вам, Лео, — добавила она, сама не замечая, что лжет, — нежнейший и сердечный привет.
— Весьма вам благодарен, — сразу перестав улыбаться, ответил Лео. — Но не понимаю, уважаемая синьора, что все это значит?
— Будет вам… Вы прекрасно меня понимаете, — еще более многозначительно сказала Мариаграция, явно давая понять, что Карлы этот разговор не касаемся. — Слишком хорошо… И очень вам советую, не пропускайте ни одного свидания… Мне было бы вас просто жаль.
Ее лицо и губы дрожали. Лео в ответ молча пожал плечами.
— О чем речь? — спросила Карла, всем телом резко наклонившись вперед. Сердце ее колотилось, у нее перехватило дыхание. Ей хотелось встать и оставить этих людей, навсегда избавиться от этой гостиной, от всей гнетущей обстановки дома.
— Речь идет о делах, — нервно перебирая пальцами бусы из искусственного жемчуга, как можно непринужденнее объяснила Мариаграция. — Наш Лео, — более громким голосом добавила она, глядя в потолок и еще быстрее перебирая бусины, — человек деловой и крайне занятой… Столь деловых людей, пожалуй, больше и не сыскать… Об этом все знают!.. Ха! Ха! — Она захохотала, дрожа всем телом, и внезапно порвала нить. Первые бусины с сухим треском упали на пол. Мариаграция неподвижно сидела в кресле, положив руки на подлокотники, и даже не пыталась поймать бусины, которые падали в вырез платья. Она держалась с театральным достоинством; и вид у нее был не только смешной, но и жалкий. И вдруг, так же внезапно, как она порвала бусы, она расплакалась. Из подкрашенных глаз по обильно напудренному лицу скатились две черные слезы, оставив узенькие бороздки. Потом — еще две… А бусины все скатывались на вздрагивающую грудь. Но Мариаграция по-прежнему сидела прямая и гордая, как статуя. Бусины, падая, смешивались со слезами, которые струились по ее дрожащему, искаженному болью лицу и бурно вздымавшейся груди.
«Черт бы побрал этих неврастеничек!» — подумал Лео, когда Мариаграция порвала ожерелье. Слезы бывшей возлюбленной привели его в замешательство. «Черт бы побрал этих плаксивых дур», — с ненавистью думал он, тупо уставившись на носки ботинок.
Карла поднялась.
— Что случилось? Почему ты плачешь? — спросила она. Но голос звучал холодно, на лице была написана тоска.
Лео показалось, что Карле тоже надоели все эти сцены ревности.
— Черт бы побрал этих плаксивых дур, — повторил он шепотом.
