Чарльз Диккенс - Лавка древнойстей. Том 2
Хорошо еще, что ему не надоѣдали: онъ былъ одинъ и могъ на свободѣ предаваться своему горю. Днемъ ему позволяли часъ-другой гулять по маленькому дворику. Сторожъ, явившійся къ нему утромъ, сообщилъ ему, что ежедневно, въ извѣстные часы, бываетъ пріемъ родныхъ и что если кто нибудь придетъ его навѣстить, его поведутъ внизъ къ рѣшеткѣ. Поставивъ миску съ горячимъ, онъ опять заперъ его дверь на замокъ и, стуча каблуками по каменному полу, отправился дальше исполнять свою обязанность. И многое множество дверей отворилъ и затворилъ онъ въ это утро, такъ что гулкое эхо неумолкаемо раздавалось въ коридорѣ, словно и оно было подъ замкомъ, и ему нельзя было вырваться на свободу.
Этотъ же сторожъ далъ ему понять, что его, Кита, наравнѣ съ немногими другими, содержатъ отдѣльно отъ всѣхъ остальныхъ арестантовъ, такъ какъ онъ въ первый разъ попалъ въ тюрьму и его-де не считаютъ отпѣтымъ негодяемъ. Это извѣстіе очень его обрадовало. Онъ принялся усердно читать катехизисъ, хотя зналъ его съ дѣтства наизусть, когда тотъ же сторожъ опять явился къ нему въ каморку.
— Идемъ, сказалъ онъ, отворикь дверь.
— Куда это? спросилъ Китъ.
Сторожъ лаконически отвѣтилъ «посѣтители» и, взявъ Кита подъ руку, немного повьппе локтя, — точь-въ-точь, какъ наканунѣ полицейскій, повелъ его по разнымъ извилистымъ коридорамъ, черезъ нѣсколько воротъ, пока, наконецъ, они очутились въ какомъ-то проходѣ. Сторожъ подвелъ его къ рѣшеткѣ, а самъ ушелъ. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ этой рѣшетки была другая такая же, а въ промежуткѣ между ними сидѣлъ тюремщикъ и читалъ газету. Сердце забилось у Кита, когда онъ увидѣлъ за второй рѣшеткой мать съ ребенкомъ на рукахъ, Барбарину мать съ своимъ неизмѣннымъ спутникомъ-зонтикомъ и маленькаго Яшу, съ любопытствомъ таращившаго глаза, — онъ думалъ, что это звѣринецъ и что люди совершенно случайно попали за рѣшетку: на что, молъ, она имъ далась.
Но когда мальчикъ, увидѣвъ брата, протянулъ рученки, чтобы его обнять, а тотъ все стоялъ на своемъ мѣстѣ, печально опершись головой о рѣшетку, онъ жалобно заплакалъ. Его примѣру послѣдовали обѣ женщины, удерживавшіяся до тѣхъ поръ отъ слезъ. Заплакалъ и Китъ, и въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ никто не могъ вымолвить ни словечка.
А тюремщикъ все читаетъ да ухмыляется — должно быть напалъ на забавную статью. Но вотъ онъ отводить глаза въ сторону, словно стараясь глубже вникнуть въ самую суть какого-то анекдота, болѣе замысловатаго, чѣмъ другіе, и въ эту минуту замѣчаетъ, что около него плачутъ.
— А вы, матушка, не теряйте времени по-пустому, сказалъ онъ, съ удивленіемъ оглядываясь вокругъ. — Васъ ждать не будутъ. Да уймите мальченка, здѣсь шумѣтъ не позволяютъ.
— Вѣдь я, сударь, ему мать, а это его братишка, говорила миссъ Неббльзъ, рыдая и униженно присѣдая передъ тюремщикомъ. — Ахъ, Боже мой, что я за несчастная!
— Ну, что-жъ тутъ дѣлать? И тюремщикъ сложилъ газету надвое, чтобы удобнѣе было читать слѣдующій столбецъ. — Не онъ первый, не онъ послѣдній, и кричать тутъ нечего.
И онъ снова углубился въ чтеніе. Въ сущности онъ вовсе не былъ злой человѣкъ. Онъ смотрѣлъ на всякое мошенничество, какъ на своего рода болѣзнь — скарлатину, рожу: у иныхъ она бываетъ, удругихъ нѣтъ — какъ случится.
— Китъ, милый Китъ! могла ли я думать, что увижу тебя здѣсь, жаловалась мать сквозь слезы.
— Милая мама, вѣдь ты не вѣришь, чтобы я это сдѣлалъ? съ трудомъ могъ выговорить Китъ.
Слезы душили его.
— Чтобы я повѣрила! воскликнула мать. — Да развѣ я не знаю моего дорогого мальчика. Онъ ни разу во всю жизнь не солгалъ и не огорчилъ меня! Бывало, сама чуть не плачешь, что нечего дать поѣсть ребенку, а онъ, хоть и маленькій, а такой добрый, заботливый сынъ, и виду не показываетъ, что голоденъ и весело ѣстъ что Богъ пошлетъ. На него глядючи и самой легче стано вилось на душѣ. Чтобъ я повѣрила этимъ извѣтамъ на моего сына, который съ перваго дня, какъ родился, былъ моимъ утѣшеніемъ! Я не помню, чтобъ я когда нибудь была въ сердцахъ на него, ложась спать. Чтобы я повѣрила! Ахъ, Китъ, милый Китъ!
— Ну, слава Богу! Теперь я въ состояніи буду вьгаести эту пытку. Я все вынесу, помня твои слова, мама!
И Китъ такъ крѣпко ухватился за рѣшетку, что она затряслась подъ его руками.
Тутъ обѣ женщины снова всплакнули. Имъ втихомолку вторилъ Яша. За этотъ часъ въ его маленькой головкѣ выработалось сознаніе, что они вовсе не въ звѣринцѣ, что въ клѣткахъ нѣтъ ни львовъ, ни тигровъ, ни диковинныхъ птицъ, а только братъ его, Китъ, сидитъ за рѣшеткой и нельзя ему выйти погулять, когда захочется,
Утеревъ глаза платкомъ — у бѣдной женщины послѣ этого они становились еще мокрѣе — мать Кита взяла съ пола корзиночку и, обратившись къ тюремщику, почтительно попросила выслушать ее. Тотъ какъ разъ въ это время читалъ самое интересное мѣсто разсказа; онъ замахалъ ей рукой, чтобъ не мѣшала, да такъ и застылъ въ этой позѣ, дока не дошелъ до конца. Затѣмъ онъ нѣсколько секундъ улыбался, все еще находясь подъ впечатлѣшемъ прочитаннаго — «экая потѣшная каналья!» говорила эта улыбка, — и наконецъ спросилъ у матери Кита, что ей нужно.
— Я принесла ему поѣсть, отвѣчала она. — Скажите, сударь, можно ли будетъ передать сыну эту корзиночку?
— Разумѣется, можно, это у насъ не запрещается. Когда будете уходить, оставьте корзину у меня, а я ужъ распоряжусь, чтобы ее снесли къ нему въ каморку.
— Ахъ, нѣтъ, сударь, не то. Вы, пожалуйста, не сердитесь на меня, я ему мать и у васъ тоже была матъ! Скажите, сударь, можно ли, чтобъ онъ поѣлъ тутъ, при мнѣ? Тогда я ушла бы отсюда хоть немножко успокоенная.
Слезы съ новой силой хлынули изъ ея глазъ. Снова заплакала и мать Барбары, и Яша, только маленькій ребенокъ смѣялся и визжалъ, воображая, вѣроятно, что вся эта сцена была устроена ради его забавы.
На лицѣ тюремщика изобразилось нѣкоторое изумленіе: просьба показалась ему странной, выходящей изъ ряду вонъ. Тѣмъ не менѣе онъ подошелъ къ матери Кита, взялъ у нея корзинку и, тщательно осмотрѣвъ все ея содержимое, передалъ ее Киту, а самъ сѣлъ на прежнее мѣсто.
Киту было не до ѣды, но чтобъ доставить удовольствіе матери, онъ сѣлъ на полъ и насильно заставилъ себя ѣсть. Мать всхлипывала всякій разъ, какъ онъ подносилъ кусокъ ко рту, но въ этихъ всхлипываніяхъ уже слышалась болѣе отрадная нотка, видно было, что ея материнскому сердцу это зрѣлище доставляло нѣкоторое утѣшеніе.
Китъ съ тревогой спрашивалъ мать, что думаютъ о немъ его хозяева. На это она ему отвѣтила, что м-ръ Абель самъ пріѣхалъ къ ней наканунѣ и очень осторожно и деликатно сообщилъ ей о скандалѣ, но не высказалъ своего мнѣнія объ этомъ дѣлѣ. Китъ уже собирался съ силами, чтобы спросить мать Барбары о ея дочери, но явились оба сторожа: тотъ, что провелъ его къ рѣшеткѣ, и тотъ, что ввелъ въ пріемную его родныхъ; тюремщикъ, занимавшійся чтеніемъ, крикнулъ: «пора, очередь за слѣдующими», и снова уткнулся въ газету, а Кита увели. Долго еще въ ушахъ его раздавались благословенія матери и пронзительный крикъ Яши. Когда онъ проходилъ по двору, къ нимъ подошелъ какой-то сторожъ съ штофомъ портера въ рукахъ.
— Это Христофоръ Неббльзъ, посаженный въ прошлую ночь за мошенничество? спросилъ онъ.
Товарищъ его отвѣчалъ, что онъ и есть тотъ самый гусь.
— Возьми вотъ, твое пиво, сказалъ сторожъ, подавая Киту бутылку. — Да что ты такъ въ нее всматриваешься? Небось, ничего не отпито.
— Извините, пожалуйста, но я желалъ бы знать, кто его прислалъ? спросилъ Китъ.
— Какой-то твой пріятель. Онъ говоритъ, что у тебя каждый день будетъ пиво; разумѣется, если онъ будетъ за него платить.
— Мой пріятель? удивился Китъ.
— Что, у тебя память отшибло, что ли? Вотъ его письмо. Бери.
Китъ взялъ письмо, и когда остался одинъ въ каморкѣ, раскрылъ его и прочелъ слѣдующее:
«Другъ, осуши эту чашу. Увидишь, что каждая капля нектара, въ ней содержащагося, есть талисманъ противъ всѣхъ горестей и бѣдствій людскихъ. Пускай ихъ толкуютъ о пѣнистомъ винѣ, что разливала Геба. То былъ миѳъ, а это дѣйствительность (Барклай и К°). Если бутылка окажется неполной, пожалуйся главному смотрителю.
Твой Р. С.»— Это, должно быть, м-ръ Ричардъ Сунвеллеръ, промолвилъ Китъ, подумавъ съ минуту. Какъ это любезно съ его стороны. Я ему сердечно благодаренъ за память.
XXV
Красноватый огонекъ, слабо мерцавшій сквозь ночной туманъ изъ окна лачужки, которую Квильпъ величалъ своей конторой, давалъ знать Брассу, ощупью пробиравшемуся черезъ дворъ, что прекрасный хозяинъ этихъ прекрасныхъ владѣній, а его достопочтенный довѣритель, дома и, съ своей обычной кротостью и терпѣніемъ, ждетъ его прихода.
— Что это за предательское мѣсто, особенно въ ночное время, ворчалъ Самсонъ, спотыкаясь въ двадцатый разъ. — Я увѣренъ, что мальчишка нарочно каждый день разбрасываетъ бревна и весь этотъ хламъ, чтобы кто нибудь сломалъ себѣ шею; а можетъ быть самъ хозяинъ этимъ занимается, что всего вѣроятнѣе. Терпѣть не могу сюда ходить безъ Сэлли. Съ ней идешь все равно, что подъ конвоемъ.
