Натанаэл Уэст - День саранчи
Снодграсс также стал одним из их агентов, ввиду невозможности зарабатывать на жизнь своими «поэмами». Как и многие другие поэты, он винил в своих неудачах не отсутствие таланта, но соотечественников. Его жажда революционных преобразований на самом деле была жаждой мести. Более того, утратив веру в себя, он счел своим святым долгом привить комплекс неполноценности всему американскому народу.
Как и значилось на афише, в кунсткамере были монстры одушевленные и неодушевленные. Сначала давайте познакомимся с последними, среди которых были произведения массового искусства, а также те предметы, которые вызывали гнев вождя Сатинпенни.
«Разве это могло быть простым совпадением?» — вопрошал впоследствии мистер Уиппл.
Проход, что вел в главный зал экспозиции, был украшен гипсовыми статуями. Наибольшее впечатление среди них производили Венера Милосская с будильником в районе диафрагмы, копия пауэровской «Греческой рабыни» с эластичными бинтами на руках и ногах и Геркулес, носивший грыжевой бандаж.
В центре главного зала красовался гигантский геморрой, освещавшийся изнутри электрическими лампочками, которые то гасли, то загорались, создавая ощущение пульсирующей боли.
Впрочем, кошмары Снодграсса не были связаны исключительно с медициной. Вдоль стен стояли столы, на них демонстрировались всевозможные предметы, замечательные тем, что материалы, из которых они изготовлены, были ловко закамуфлированы. Бумага выглядела как дерево, дерево как резина, резина как сталь, сталь как сыр, сыр как стекло, дерево как резина, резина как сталь.
На других столах были разложены инструменты двойного, тройного, а то и множественного назначения. Среди наиболее примечательных назовем точилки для карандашей, одновременно выполнявшие роль инструмента для очистки уха от серы, и консервные ножи-расчески. Кроме того, там было немало предметов, истинное назначение которых оказывалось не так просто разгадать. Посетитель видел цветочные горшки, которые на самом деле оказывались виктролами[55], револьверы, внутри которых были конфеты, и конфеты, в которых были пуговицы.
«Одушевленная» часть шоу проводилась на сцене оперного театра и называлась «Американский карнавал, или Проклятие Колумбу». Представление состояло из серии сценок, где показывалось,
•фонографы или патефоны фирмы «Victrola».
как преследуют квакеров, обманывают и убивают индейцев, продают в рабство негров, а детей истязают непосильным трудом.
Чтобы зрители уяснили связь между изображенным на сцене и показанным на выставке, Снодграсс произносил речь, где пытался расставить все по местам. Его аргументация, однако, не выглядела особенно убедительной.
Кульминацией «карнавала» была маленькая пьеска, которую я постараюсь припомнить.
Поднимается занавес, и зрители видят уютную гостиную типичного американского дома. У камина — старая седовласая женщина. Она вяжет, а три маленьких сына ее недавно скончавшейся дочери тихо играют на полу. Из радиоприемника в углу доносится приятный мелодичный голос.
Радио. Неутомимая Финансовая компания Уолл-стрита желает дорогим радиослушателям счастья, здоровья и богатства. Богатства особенно. Вдовы, сироты и калеки, получаете ли вы хорошие проценты с вашего капитала? Приносят ли деньги, оставленные вашими умершими родственниками, тот комфорт, которого хотели для вас дорогие покойники? Пишите или звоните…
В этот момент на сцене гаснет свет. Когда сцена снова освещается, мы слышим тот же голос, только теперь он исходит от лощеного молодого коммерсанта. Он обращается к бабушке. У зрителей создается впечатление, что перед ними змея и птичка. Разумеется, птичка в данном случае — старая дама.
Лощеный коммерсант. Дорогая мадам! В Южной Америке есть прекрасная плодородная страна Игуания. Это замечательная страна, богатая полезными ископаемыми и нефтью. За пять тысяч долларов — да, мадам, я настоятельно рекомендую вам продать ваши облигации «Либерти» — вы получите десять акций «Золотая Игуания», которые принесут вам семнадцать процентов годовых. Акции обеспечиваются всеми естественными природными ресурсами Игуании…
Бабушка. Но я…
Лощеный коммерсант. Не теряйте времени зря, так как у нас осталось совсем немного акций «Золотая Игуания». Я предлагаю вам акции специального выпуска для вдов и сирот. Мы сочли необходимым пойти на такую акцию, ибо в противном случае крупные банки и корпорации скупили бы все на корню.
Б а б у ш к а. Но я…
Три внука. Гу-гу-гу.
Лощеный коммерсант. Подумайте о детях, мадам. Скоро им поступать в колледж. Тогда им понадобятся костюмы от братьев Брукс, банджо и меховые шубы, чтобы не отличаться от своих сверстников. Как вы себя почувствуете, когда из-за теперешнего упрямства будете вынуждены отказывать им во всем этом?
Снова падает занавес. Когда он вновь поднимается, перед нами оживленная улица. Бабушка лежит в сточной канаве, а под головой у нее вместо подушки — плита тротуара. Рядом валяются трое мертвых внуков. Они, очевидно, скончались от голода и холода.
Бабушка (слабым голосом). Хлеба… Умираем… Хлеба…
Прохожие не обращают на нее ни малейшего внимания, и она умирает.
Легкий ветерок шаловливо играет лохмотьями, в которые одеты четыре трупа. Внезапно он подхватывает и подбрасывает ввысь несколько листков бумаги с золотым тиснением. Один из них падает под ноги двум джентльменам в шелковых цилиндрах, на жилетах у них вышит огромный знак доллара. Это миллионеры.
Первый миллионер (подбирая листок). Послушай, Билл, это же одна из твоих акций! «Золотая Игуания»! (Хохочет.)
Второй миллионер (тоже хохочет). Ну да! Специальный выпуск для вдов и сирот. Я пустил их в оборот в двадцать восьмом году, и продавались они, что твои горячие пирожки. (Он рассматривает акцию со всех сторон, не скрывая восхищения.) Вот что я скажу тебе, Джордж: хорошая полиграфия всегда окупается.
От души хохоча, миллионеры продолжают свой путь. Чуть было не споткнувшись о трупы, они чертыхаются и удаляются, ругая муниципальные службы за отсутствие чистоты и порядка на улицах.
29
«Кунсткамера американских кошмаров» посетила Детройт примерно через месяц после того, как к ней присоединились наши друзья. Именно в Детройте Лем и задал мистеру Уипплу несколько вопросов про спектакль, который очень его смущал, — особенно та сцена, где миллионеры ступают по трупам детей-сирот.
— Прежде всего, — отвечал мистер Уиппл, — бабушку никто не заставлял приобретать акции. Во-вторых, все это следует воспринимать как чистую комедию, потому что у нас никто не умирает на улицах. Власти этого не допустят.
— Но вы, кажется, не против капиталистов, — робко напомнил Лем.
— Далеко не против всех, — последовал ответ. — Надо видеть различие между плохими капиталистами и хорошими капиталистами, между паразитами и созидателями. Я против паразитического международного капитала, но за созидательных американских капиталистов вроде Генри Форда.
— Но по трупам детей ступают лишь плохие капиталисты!
— Даже если это и так, — возразил Кочерга, — лично я против того, чтобы показывать зрителям такие сцены. Это создает напряжение между классами.
— Ясно, — сказал Лем.
— Ты должен уяснить вот что, — продолжал мистер Уиппл. — Капитал и Труд обязаны научиться сотрудничать во имя общего блага. Им пора прекратить примитивную борьбу за высокие заработки, с одной стороны, и баснословные прибыли, с другой. Они должны понять, что единственная достойная война — война с общими врагами Америки: Англией, Японией, Россией, Римом и Иерусалимом. Помни, друг мой, что война классов — это гражданская война, она уничтожит Америку.
— Может, нам надо попробовать уговорить мистера Снодграсса прекратить спектакль? — наивно осведомился Лем.
— Нет, — возразил Кочерга. — Если мы скажем ему об этом, он сразу же нас уволит. Лучше подождем благоприятного момента, а потом разоблачим и его, и его балаган. Мы в Детройте, где живет множество евреев, католиков и членов профсоюзов. Если я не ошибаюсь, вскоре мы направимся на юг. Когда мы окажемся в истинно американском городе, тогда и будем действовать.
Мистер Уиппл не ошибся. Дав несколько представлений в городах Среднего Запада, Снодграсс повез свою труппу по Миссисипи на юг. Было решено остановиться на один день в городе Бьюла.
— Теперь настал наш час, — прошептал на ухо Лему мистер Уиппл, приглядевшись к местным жителям. — Следуй за мной.
Наш герой двинулся за мистером Уипплом, и тот привел его к парикмахерской, владельцем которой был человек по имени Кили Джефферсон, неистовый южанин старого закала. Мистер Уиппл отвел хозяина в сторону, и они начали шептаться. Джефферсон согласился созвать сходку горожан, чтобы Кочерга Уиппл мог обратиться к ним с речью.
