Харпер Ли - Убить пересмешника
Мистер Джилмер попросил Мэйеллу рассказать присяжным своими словами, что произошло вечером двадцать первого ноября прошлого года — своими словами, пожалуйста.
Мэйелла сидела и молчала.
— Где вы были в тот вечер в сумерки? — терпеливо начал мистер Джилмер.
— На крыльце.
— На котором крыльце?
— У нас только одно крыльцо, парадное.
— Что вы делали на крыльце?
— Ничего.
Вмешался судья Тейлор:
— Вы просто нам расскажите, что произошло. Вы разве не можете рассказать?
Мэйелла вытаращила на него глаза и вдруг заплакала. Она зажала рот руками и всхлипывала всё громче. Судья Тейлор дал ей поплакать, потом сказал:
— Ну, хватит. Только говори правду, и никого не надо бояться. Я понимаю, тебе всё это непривычно, но стыдного тут ничего нет и страшного тоже. Чего ты так испугалась?
Мэйелла что-то сказала себе в ладони.
— Что такое? — переспросил судья.
— Вон его, — всхлипнула она и показала на Аттикуса.
— Мистера Финча?
Она закивала изо всех сил.
— Не хочу я. Он меня допечёт, вон как папашу допёк — левша да левша…
Судья Тейлор почесал седую голову. Видно, ему ещё не случалось сталкиваться с такой трудной задачей.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Девятнадцать с половиной, — сказала Мэйелла.
Судья Тейлор откашлялся и безуспешно попробовал смягчить голос.
— Мистер Финч совсем не хотел тебя пугать, — пробурчал он, — а если бы и захотел, я ему не дам. Для того я тут и сижу. Ты уже взрослая девушка, сядь-ка прямо и расскажи су… скажи нам, что с тобой случилось. Просто возьми и расскажи, ладно?
— Она дурочка? — шёпотом спросила я Джима.
Джим искоса поглядел вниз, на свидетельницу.
— Кто её знает, — сказал он. — Разжалобить судью у неё ума хватило, но, может, она просто… ну, не знаю я.
Мэйелла успокоилась, ещё раз испуганно поглядела на Аттикуса и повернулась к мистеру Джилмеру.
— Значит, сэр, была я на крыльце, и… и он шёл мимо, а у нас во дворе стоял старый гардароб, папаша его купил на растопку… папаша велел мне его расколоть, а сам пошёл в лес, а мне чего-то немоглось, и тут он идёт…
— Кто он?
Мэйелла ткнула пальцем в сторону Тома Робинсона.
— Я бы вас просил выражаться яснее, — сказал мистер Джилмер. — Секретарю трудно заносить в протокол жесты.
— Вон тот, — сказала Мэйелла. — Робинсон.
— Что же было дальше?
— Я ему и говорю — поди сюда, черномазый, расколи гардароб, а я тебе дам пятачок. Ему это раз плюнуть. Он вошёл во двор, а я пошла в дом за деньгами, оборотилась, а он на меня и набросился. Он за мной шёл по пятам, вон что. И как схватил меня за горло, и давай ругаться, и говорить гадости… Я давай отбиваться и кричать, а он меня душит. И давай меня бить…
Мистер Джилмер дал Мэйелле немного прийти в себя; она всё скручивала жгутом носовой платок, потом развернула и стала утирать лицо, а платок был весь мятый-перемятый от её потных рук. Она ждала, что мистер Джилмер опять задаст ей вопрос, но он ничего не спросил, и она сказала:
— Ну, он повалил меня на пол, и придушил, и одолел.
— А вы кричали? — спросил мистер Джилмер. — Кричали и отбивались?
— Ещё как, я орала во всё горло и брыкалась, я орала во всю мочь.
— А дальше что было?
— Дальше я не больно помню, а потом смотрю, папаша стоит надо мной и орёт: «Это кто тебя? Это кто тебя?» А потом я вроде обмерла, а потом очнулась, а мистер Тейт меня поднимает с полу и ведёт к ведру с водой.
Пока Мэйелла рассказывала, она словно почувствовала себя уверенней, но не так, как её отец: он был нахальный, а она какая-то себе на уме, точно кошка — сидит и щурится, а хвост ходит ходуном.
— Так вы говорите, что отбивались как могли? Сопротивлялись изо всех сил? — спрашивал мистер Джилмер.
— Ясное дело, — сказала она, в точности как её отец.
— И вы уверены, что он всё-таки вас одолел?
Лицо Мэйеллы скривилось, и я испугалась, что она опять заплачет. Но она сказала:
— Он чего хотел, то и сделал.
Мистер Джилмер отёр ладонью лысину и этим напомнил, что день выдался жаркий.
— Пока достаточно, — приветливо сказал он, — но вы оставайтесь на месте. Я думаю, страшный зубастый мистер Финч тоже захочет вас кое о чём спросить.
— Обвинителю не положено настраивать свидетелей против защитника, — чопорно сказал судья Тейлор. — Во всяком случае, сегодня это ни к чему.
Аттикус встал, улыбнулся, но не подошёл к свидетельскому возвышению, а расстегнул пиджак, сунул большие пальцы в проймы жилета и медленно направился к окну. Выглянул на улицу, но, наверно, ничего интересного не увидел, повернулся и подошёл к свидетельнице. По долголетнему опыту я поняла — он старается молча что-то решить.
— Мисс Мэйелла, — сказал он с улыбкой, — я пока совсем не собираюсь вас пугать. Давайте-ка лучше познакомимся. Сколько вам лет?
— Я уж говорила, девятнадцать, я вон судье говорила. — Мэйелла сердито мотнула головой в сторону судьи Тейлора.
— Да, да, мэм, совершенно верно. Вы уж будьте ко мне снисходительны, мисс Мэйелла, память у меня уже не прежняя, старость подходит, и если я вдруг спрошу то, что вы уже говорили, вы ведь мне всё-таки ответите, правда? Вот и хорошо.
По лицу Мэйеллы я не могла понять, с чего Аттикус взял, будто она согласна ему отвечать. Она смотрела на него злющими глазами.
— Словечка вам не скажу, коли вы надо мной насмехаетесь, — объявила она.
— Как вы сказали, мэм? — переспросил ошарашенный Аттикус.
— Коли вы меня на смех подняли.
Судья Тейлор сказал:
— Мистер Финч вовсе не поднимал тебя на смех. Что это ты выдумала?
Мэйелла исподтишка поглядела на Аттикуса.
— А чего он меня обзывает мэм да мисс Мэйелла! Я не нанималась насмешки терпеть, больно надо!
Аттикус опять неторопливо направился к окнам и предоставил судье Тейлору управляться самому. Не такой человек был судья Тейлор, чтоб его жалеть, но мне прямо жалко его стало: он так старался растолковать Мэйелле, что к чему.
— У мистера Финча просто привычка такая, — сказал он. — Мы с ним работаем тут в суде уже сколько лет, и мистер Финч всегда со всеми разговаривает вежливо. Он не хочет над тобой насмехаться, он только хочет быть вежливым. Такая уж у него привычка.
Судья откинулся на спинку кресла.
— Продолжайте, Аттикус, и пусть из протокола будет ясно, что над свидетельницей никто не насмехался, хоть она и думает иначе.
Интересно, называл её кто-нибудь когда-нибудь мэм и мисс Мэйелла? Наверно, нет, раз она обижается на самое обыкновенное вежливое обращение. Что же это у неё за жизнь? Очень быстро я это узнала.
— Итак, вы говорите, вам девятнадцать лет, — сказал Аттикус. — Сколько у вас братьев и сестёр?
Он отвернулся от окна и подошёл к свидетельскому возвышению.
— Семеро, — сказала Мэйелла, и я подумала — неужели все они такие же, как тот, которого я видела в свой первый школьный день?
— Вы старшая? Самая большая?
— Да.
— Давно ли скончалась ваша матушка?
— Не знаю… давно.
— Ходили вы когда-нибудь в школу?
— Читать и писать умею не хуже папаши.
Мэйелла разговаривала прямо как мистер Джингл в книжке, которую я когда-то читала.
— Долго ли вы ходили в школу?
— Две зимы… а может, три… сама не знаю.
Медленно, но верно я стала понимать, к чему клонит Аттикус: задавая вопросы, которые мистер Джилмер не мог счесть настолько несущественными и не относящимися к делу, чтобы протестовать, он понемногу наглядно показал присяжным, что за жизнь была в доме Юэлов. Вот что узнали присяжные: на пособие семьи всё равно не прокормиться, да скорее всего папаша его просто пропивает… иной раз он по нескольку дней пропадает где-то на болоте и возвращается хмельной; вообще-то холода бывают не часто, можно и разутыми бегать, а уж если захолодает, из обрезков старой автомобильной шины можно смастерить шикарную обувку; воду в дом носят вёдрами из ручья, который бежит сбоку свалки… у самого дома мусор не кидают… ну, а насчёт чистоты, так это каждый сам для себя старается: хочешь помыться — притащи воды; меньшие ребятишки из простуды не вылезают, и у всех у них чесотка; была одна леди, она всё приходила и спрашивала, почему, мол, больше не ходишь в школу, и записывала, что ответишь; так ведь двое в доме умеют читать и писать, на что ещё и остальным учиться… они папаше и дома нужны.
— Мисс Мэйелла, — словно против воли сказал Аттикус, — у такой молодой девушки, как вы, наверно, есть друзья и подруги. С кем вы дружите?
Свидетельница в недоумении нахмурила брови.
— Дружу?
— Ну да. Разве вы не встречаетесь со своими сверстниками или с кем-нибудь немного постарше или помоложе? Есть у вас знакомые юноши и девушки? Самые обыкновенные друзья?
До сих пор Мэйелла отвечала недружелюбно, но спокойно, а тут вдруг снова разозлилась.
— Опять вы надо мной насмехаетесь, мистер Финч?
Аттикус счёл это достаточно ясным ответом на свой вопрос.
