Герман Казак - Город за рекой
Высокий Комиссар прервал свою речь и пристально посмотрел на Роберта. Тот следовал скорее общему течению мыслей, не фиксируя внимание на частностях. Трезвый тон речи, словно дело шло о самых естественных вещах, возбуждал его. Незаметно взгляд его оторвался от Комиссара и начал блуждать по окрестности, открывавшейся за его спиной, в широком проеме двери, что вела на террасу. Низкая каменная балюстрада, замыкавшая ее, позволяла беспрепятственно обозревать тонувшее в бесконечной синеющей дали пространство, вплоть до самого горизонта, где высились в серебристом мареве гребни гор. Там вспыхивали временами огненные точки; возможно, это блистали оконные стекла в каком-то здании от лучей солнца, ударявших в них. Голова и плечи Комиссара приходились как раз на середину дверного проема, и он казался сидящей фигурой святого на переднем плане какого-нибудь живописного полотна. Если бы он отбрасывал тень, то она должна была бы охватить всю землю и небо.
— У меня такое чувство, — сказал Роберт, — как будто высказаны были мысли, родственные моим. Хотя они близки мне, я, кажется, ни за что бы не смог так свободно облечь их в слова.
— Я могу это расценивать как выражение готовности заняться той работой, какую мы вам предлагаем? — спросил Комиссар.
Роберт смущенно признался, что он все же не совсем ясно представляет себе характер своих будущих занятий. На это Комиссар заявил, что городские власти хотели бы иметь в его лице архивариуса и хрониста.
— Задача состоит в том, — объяснил чиновник, — чтобы проследить не только обычаи и характерные особенности нашего города, но и судьбу его жителей и в слове запечатлеть то, что могло бы быть полезным для всеобщего опыта.
Далее чиновник сказал, что должность эта независимая, доктор Линдхоф, мол, волен сам решать, что ценно для исследования и заслуживает сохранения. Он лишь может рекомендовать ему ознакомиться с коммунальными архивами последнего столетия. Служебные помещения находятся в здании Старых Ворот.
Роберт выразил удивление, что это место не предложили кому-нибудь из местных жителей, кто давно живет здесь и знает свой край, но Высокий Комиссар заметил в ответ, что сторонний человек в состоянии смотреть на вещи непредубежденным взглядом и более объективно. К тому же, пояснил он, нежелательно допускать разные группы местного населения к городскому Архиву, где наряду с важными документами прежних времен хранятся в том числе и секретные бумаги из наследия того или иного из их сограждан. Ознакомление с этими досье, разумеется, помогло бы Роберту сделать важные наблюдения. Главное — это проследить, насколько дух порядка, даже — как считают высшие служащие Префектуры — дух бытия, выражается в положении вещей в городе.
— Бытия?! — удивленно воскликнул Роберт. Он подумал при этом о странных подвалах, о кварталах, лежащих в руинах, вспомнил слова отца, говорившего, что жизнь здесь протекает под землей. Но он счел, что сейчас не время поднимать все эти чрезвычайно любопытные вопросы. Работа, которую ему предлагают тут, позволит ближе узнать город и особенности устройства его жизни, показавшиеся на первый взгляд столь необычными.
Комиссар заметил, что во всем установившемся скрыто присутствует как бывшее, так и предбудущее. В заключение он рассказал о стараниях Префектуры сделать жизнь вверенных ей граждан свободной от всего случайного, чтобы единичные жизненные пути привести в соответствие со всеобщими линиями судьбы.
Мысленно Роберт уже видел себя в окружении древних фолиантов, погруженным в размышления над прожитыми судьбами.
А его собственная судьба?
Мелодия прерывистого трезвучия, повторившегося несколько раз с короткими интервалами, вернула его к действительности. Этот звуковой сигнал прозвучал из громкоговорителя. Роберт вопросительно посмотрел на Комиссара.
— Господин Префект дает знать о своем желании лично сказать вам несколько слов.
Роберт поднялся с кресла, полагая, что Префект войдет сейчас в комнату. Комиссар пояснил, что Префект остается невидимым и общается с населением города исключительно через микрофон. Его резиденция находится в предгорье, в дальнем здании; отсюда видно иногда, как на фронтонных окнах его играют отблески света. Это необычный знак внимания, когда Префект лично приветствует приезжего.
Когда отзвучал мелодический сигнал, Комиссар придвинул микрофон на столе ближе к Роберту, чтобы он мог использовать его для ответов на возможные вопросы.
Но вот раздался голос Префекта. Звуки медленно роняемых слов наполнили помещение. Комиссар тоже поднялся из-за своего стола. Голос, хотя и густой, лился, подобно холодному свету. Фразы, как рентгеновские лучи, пронизывали тело.
— Приходящий сюда, — звучало из громкоговорителя, — хорошо сделает, если отбросит свое знание, как балласт. Логика и разум, которыми так гордится европейский человек, замутняют картину природы. Ибо — что есть природа?
От этого вопроса, так неожиданно и прямо поставленного, Роберт оторопел. То, что говорящий оставался невидимым, не давало возможности составить живое впечатление о нем и отодвигало его в некую таинственную внеземную сферу. Роберт посмотрел на Комиссара, словно ища поддержки, но ничего не мог прочесть в его лице, казавшемся непроницаемым. Голос в громкоговорителе все еще молчал.
— Природа, — пробормотал Роберт поспешно, пока еще длилась пауза, — есть движение элементов.
— А элементы? — продолжал допрашивать невидимый говорящий.
— Это космос. Природа, — торопливо прибавил он, осененный внезапной мыслью, — это разговор богов.
— Простейший ответ на этот вопрос, — услышал он голос, — был бы такой: природа есть дух.
Роберт почувствовал себя поставленным в положение испытуемого на экзамене, от которого зависит, сочтут ли его пригодным для должности. Вместе с тем он ощущал, насколько сильно уже им владело желание проникнуть в тайны этого города. Подняв глаза, он снова увидел в проеме открытой двери вспыхивающие вдалеке окна, за которыми Префект, точно в горном утесе из света, ждал ответа. Тем не менее Роберт продолжал молчать. Его бросало в дрожь. Снова послышался размеренный низкий голос:
— Кто полагается на видимый мир, тот принимает преходящее за действительность. Дух незрим. Если уже в крошечном семени изначально заложены строение и свойства будущего растения, если в нем невидимо присутствуют уже и цвет и плод, не угадываемые ни одним, хотя бы и величайшим человеческим умом, — что это означает?
— Это означает, — тотчас сказал Роберт, — что жизнь подчиняется некоему высшему закону в сравнении с законом просто причины и следствия.
— Это означает — и это был бы простейший ответ, — что дух есть природа.
Роберт почувствовал себя одураченным.
— Но закон, — воскликнул он, — первейший закон, которому подчинен каждый человек, как сегодня, так и сто и тысячу лет назад, и перед которыми все живущее равно — во все времена!
— Я рад приветствовать Вас здесь, у нас, доктор Линдхоф, — послышался голос Префекта.
Снова в громкоговорителе зазвучала прерывистая мелодия. Она уже смолкла, а Роберт все еще смотрел как завороженный на аппарат, словно ожидая, что в нем снова оживет голос.
— Аудиенция окончена, — сказал Комиссар. — Сядем!
— А у меня еще столько было на душе, — с чувством заметил Роберт.
— К самому Префекту непосредственно не обращаются с вопросами, — возразил Комиссар. — Он сделал вам двойное напутствие. Я поздравляю вас с назначением.
— Тем более, — признался Роберт, — я сомневаюсь, что справлюсь с задачей.
— Скажу вам одно, господин доктор. Вы пока что не разделили нашу судьбу, вас принимают только как гостя в наше сообщество. С незапамятных времен хроника наша ведется гостем. Почему — вы поймете позже, когда хорошо ознакомитесь с Архивом. Если вам на первых порах, пока вы осмотритесь в городе, понадобится сопровождающий, то всегда, я думаю, найдется такой, кто бы мог взять на себя эту миссию.
— Я уже встретил здесь своего отца, — сказал Роберт, — и… — он осекся. В высоких инстанциях, должно быть, и так все знают.
— Нет ничего, что бы могло вам внушать опасения, — учтиво сказал Комиссар. С этими словами он встал и слегка поклонился.
Роберта отпустили. Ему показалось, что чиновник утомлен, отчего улыбка его казалась восковой. В соседнем помещении Роберта принял секретарь Высокого Комиссара. У него было полное лицо, голубые глаза весело сверкали за толстыми стеклами очков.
— Дело за некоторыми формальностями, — сказал он и положил письмо из Префектуры, протянутое Робертом, на стол перед собой. Он выписал ему удостоверение, которое давало право входа в любое место — в казармы, в частные дома, в районы катакомб.
— Подземные области, — пояснил секретарь, потирая рукой свои розовые щеки, — простираются в северо-восточном направлении далеко за пределы видимых очертаний нашего города, очень далеко.
