Адальберт Штифтер - Лесная тропа
Мне думается, полковник для того устраивает празднества, вроде здесь описанных, чтобы установить добрые отношения с соседями, показать, что как сам он исполнен искреннего к ним расположения, то и ждет от них того же. После праздника закладки в доме снова зажили уединенно и тихо, и тишина эта уже ничем не нарушалась. Правда, в усадьбе жили рабочие, они были нужны полковнику для всевозможных поделок, без которых стройка не может считаться законченной. Проживала тут и многочисленная челядь — кто обрабатывал поля, кто выполнял домашние работы. Я снова отдал полковнику своих людей, на сей раз даже без его ведома. Сам я почти свернул у себя работу. Не важно, я еще молод, я все успею наверстать, тогда как полковник стар, устройство дома доставляет ему радость, так пусть же она освещает остаток его дней.
Не слышно было, чтобы кто-то к ним приходил или чтобы они кого-то ждали; и только я с наступлением чудесных весенних дней, освобождавших меня от доброй части моих обязанностей, почти каждодневно у них бывал, к обоюдному, как мне сдается, удовольствию. Ибо стоило мне в силу непредвиденных обстоятельств пропустить день, то ли задержавшись в пути до поздней ночи, то ли засидевшись за книгами или предаваясь размышлениям, когда меня беспокоил особенно тяжелый больной и я боялся совершить ошибку, — как полковник посылал узнать, здоров ли я и не приключилась ли со мной какая напасть. Я всегда подробнейшим образом докладывал ему о своих затруднениях. И только одно причиняло мне серьезное беспокойство: с некоторых пор полковник почти совсем перестал ко мне бывать, тогда как раньше заглядывал часто, а иногда и с Маргаритою, и интересовался всеми моими делами и начинаниями. Бывало, отец и дочь подолгу простаивали перед моим большим аптечным шкафом, расспрашивая меня о том или другом лекарстве, — каковы его преимущества по сравнению с другими, схожими, как оно действует и чего от него ждать, и мне доставляло удовольствие отвечать на их вопросы. Так же охотно слушали они рассказы о моих пациентах, как кто себя чувствует и что я намерен предпринять в отношении его дальше. Полковник иной раз даже просил дать ему почитать о той или другой болезни и ревностно вникал в указанные строки. Со свойственной ему прямотой он как-то объяснил мне, почему они с дочерью перестали меня посещать, — это чтобы не говорили, будто он прочит за меня дочь, такие слухи, мол, уже носятся. Когда же я возразил, что в таком разе и мне не следует к ним приходить, как бы не стали болтать, что я бываю у них на правах жениха, то он ответил: «Ну и пускай говорят, в этом нет ничего предосудительного».
Итак, я ежедневно поднимался в Дубки — только бы позволяли мои обязанности да перепадали свободные часы. Для нас началась несказанно счастливая пора, поля мои стояли в цвету, то же самое поля полковника, и это доставляло нам огромную радость. Я как-то показал Маргарите моих вороных, так как уже начал выезжать на них, и она пришла в восторг от этих чудесных созданий, таких стройных и красивых, таких юных и веселых, и вместе с тем послушных и кротких. Мы подолгу бродили с ней по полям и лесам. Я называл ей каждый встречавшийся нам цветок, вплоть до самых маленьких и невзрачных, глядящих на мир единственным крошечным глазком и теряющихся в своей немудрящей листве. Маргарита дивилась тому, что даже такую крошку я умею назвать, и я объяснил ей, что все в природе имеет свое название, будь то самые малые незаметные цветики или пышные, горделивые цветы в наших садах. И так как она просила научить ее этим названиям и показывать ей все известные мне цветы и растения, то я исполнил ее просьбу. Я называл ей цветы, растущие в наших краях, и показывал их в пору цветения, а также учил ее различать семейства, к коим они принадлежат по своим особенностям, и пояснял, в каком изумительном порядке все существует на земле. Мы собирали охапки растений и относили их домой, а иные засушивали и сохраняли. Я сообщал ей название каждого растения, и какую оно ведет жизнь, и какое предпочитает общество, а также многое другое, известное людям о цветах. Она слушала внимательно, запоминала особенности каждого растеньица, а потом все мне пересказывала и даже рассуждала о том, как часто бывает, что маленький неказистый цветочек, который смиренно прячется в траве и которым она раньше пренебрегала за простоту, — как часто он милее и красивее тех пышных красавиц, что расцветают в наших садах и кичатся своей величиной и окраской. Но я называл ей не только растения, а и камни, и разновидности почвы, и попадавшиеся в них вкрапленники; ибо все это я не только с увлечением изучал, а потом повторял по книгам, — но и углубил свои познания, с тех пор как вернулся на родину и зажил в этом мире. Я любил его, как ту среду, какой требует мое призвание. Маргарита поставила у себя перед окном в первой комнате черный гладкий столик, куда складывала камешки, осколки и другие минералы и снабжала их ярлычками.
Поскольку полковник не терпел рядом бессмыслицы и беспорядка, но всякую вещь стремился подчинить ее назначению, то как-то этою весною он обратился ко мне с предложением, которое поначалу крайне меня удивило, но тем более пришлось мне потом по сердцу. В стороне от Рейтбюля, по дороге к нему от соснового бора, лежит довольно обширный каменистый участок, где почва состоит из глины, из тощей землицы и мелкой каменной осыпи, почти гальки. В народе его зовут Каменной Горкой, хоть никакой горки там и в помине нет — в наших краях так уж повелось именовать подобные места. И вот эту-то Каменную Горку полковник и предложил мне купить с ним на паях, ее, мол, охотно сбудут с рук и недорого спросят. На мой вопрос, что мы станем делать с бесплодной пустошью, он возразил, что земля эта уже далеко не бесплодная, о чем говорит начавшееся в ней выветривание породы. Возможно, что почва здесь как раз пригодна для сосновых посадок. На мой дальнейший вопрос, к чему нам сосновый питомник в лесистой местности, изобилующей куда более ценным деревом, он возразил:
— Сосновые боры будут стоять и тогда, когда леса, где мы теперь добываем более ценное дерево, превратятся в пажити и нивы. Сосновые боры уцелеют, так как земля под ними будет по-прежнему непригодна для засева; зато когда топливо значительно поднимется в цене, люди станут запасаться в них дровами. А между тем осыпающаяся хвоя задерживает грунтовую влагу и выпадающие осадки, от чего постепенно разрыхляется и утучняется почва, и через тысячу лет, когда население на земле увеличится и хлеб станет ему нужнее дров, тогда и сосновые леса будут превращены в пажити и нивы.
Выслушав эти доводы, я с радостью согласился на предложение полковника и устыдился мелочности своих целей.
Мы с необычайной легкостью и задешево приобрели Каменную Горку, и не один сосед, услышав о нашей покупке, осудил ее как пустую затею, как судил по началу и я. Полковник послал на участок работника, наказав ему продолбить в камнях лунки на таком расстоянии друг от друга, на каком должны со временем стоять молодые побеги. В эти лунки насыпали земли чуть плодороднее, чем там, что скопилась в расщелинах Каменной Горки, чтобы деревце, пустившее корни в добротную землю, не захирело, когда ему придется обживаться в каменистом грунте. Семена для посадки полковник взял от сосен, что росли в гораздо худшей почве, чем наша, для того чтобы, попав в лучшие условия, они хорошо принялись. Вскорости мы с помощью нескольких работников посадили семена в заполненные землей лунки и хорошо прикрыли сверху. Маргарита до этого отобрала для посадки те, что лучше.
Полковник носился еще с одной задачей, которую решить было руда труднее, но, верный себе во всем, он так от нее и не отказывался. Он уговаривал местных жителей, и без того много сделавших для благоустройства своих проселков, сразу же перейти на прокладку настоящих дорог. Он доказывал, что к этому так или иначе придут, ибо время — его лучший адвокат. Для начала же, а также для примера он замостил большой перегон дороги, что из Зиллерау мимо него ведет в Хальслюнг, ссылаясь на то, что здесь проходит и проезжает множество народу; пусть люди увидят это новшество воочию и тем скорее его оценят.
Весна наконец обратилась в лето. Деревья в лесу, кустарники и плоды в саду, трава на лугах и хлеба на полях — все наливалось и расцветало. Поднявшись в три-четыре часа утра, я уже до полудня завершал весь круг своих дел и вторую половину дня проводил в Дубках. Когда при моем появлении собаки не выбегали мне навстречу, я понимал, что полковника нет дома и что он где-то в поле со своими верными провожатыми. Тогда я отправлялся искать Маргариту и уже издали узнавал ее изящную соломенную шляпку в толпе дворовых девушек или работников, хлопотавших в саду или во дворе. Маргарита присматривала за ними, как рачительная хозяйка. Я звал ее гулять, и мы шли на поиски ее отца или просто уходили в лес или в поле и вели долгие беседы. Я нежно брал ее под руку.
