Редьярд Киплинг - Сталки и компания
Действительно, наступило время, когда кадеты пошли навстречу школе. Трижды часового довольно жестоко заставляли покинуть пост, и трижды корпус поступал с обидчиками по закону военного времени. Школа была в ярости. Какой смысл в кадетском корпусе, возникал вопрос, который никто не может увидеть? Мистер Кинг поздравил их с невидимыми защитниками, и они не могли парировать его выпады. Фокси становился все мрачнее и беспокойней. Некоторые из кадетов открыто выражали сомнение в правильности выбранного поведения, а вопрос формы уже маячил на горизонте. Если они получат форму, то будут вынуждены носить ее.
Но, как часто бывает в этой жизни, дело решилось неожиданно просто.
Ректор своевременно уведомил совет, что их рекомендации выполнены и что, насколько ему известно, мальчики занимаются строевой подготовкой. Но он ничего не сказал об условиях проведения занятий. Естественно, генерал Коллинсон обрадовался и рассказал своим друзьям. Один из его друзей порадовал своего приятеля, члена парламента, усердного, умного и, самое главное, весьма патриотического господина, который стремился сделать максимум полезного в кратчайшие сроки. Но, увы! мы не можем отвечать за друзей наших друзей. Если бы друг Коллинсона представил этого человека генералу, то последний принял бы меры и спас бы ситуацию. Но его друг просто рассказал генералу о своем приятеле, а поскольку они никогда не видели друг друга, то описание, переданное Коллинсону, было не совсем точным. Более того, человек, который был членом парламента, представлял собой консерватора с головы до ног, а генерал по-солдатски питал тайное уважение к апелляционным судам последней инстанции. Господин этот собирался отправиться куда-то на запад страны, дабы пролить свет знаний в отсталые умы электората. И, может быть, совсем не плохо, если он, взяв на вооружение рекомендации генерала, обкатает текст своей речи в замечательном, только что организованном кадетском корпусе, скажет несколько слов кадетам... «Просто поговорил бы с ребятами немного... а? Ну что-нибудь такое, что им понравится, а он-то как раз тот самый человек, который умеет говорить. Говорить так, чтобы мальчишки поняли, понимаете».
– В мое время с ними-то не очень считались, – подозрительно сказал генерал.
– Да, но времена меняются... Растет уровень образования и так далее. Сегодняшние мальчишки – это завтрашние мужчины. Впечатления юности обычно остаются навсегда. А сейчас такое время, когда страна катится ко всем чертям.
– Вы совершенно правы.
Остров входил в пятилетие правления мистера Гладстона[113], и генералу не нравилось то, что он видел. Он твердо решил написать ректору, поскольку не было сомнений в том, что из сегодняшних мальчишек формируются завтрашние мужчины. Это, по его мнению, было необычайно верно сказано.
В ответ ректор сообщил, что он будет рад пригласить члена парламента мистера Реймонда Мартина, о котором он так много слышал, устроить его на ночь и позволить ему поговорить с учениками на любую тему, которая, по его мнению, может заинтересовать их. Если мистер Мартин никогда до этого не сталкивался с аудиторией, состоящей из британской молодежи этого социального класса, то ректор не сомневается, что это будет чрезвычайно полезный опыт.
– Я не думаю, что сильно ошибаюсь в своем последнем замечании, – сообщил он преподобному Джону. – Вы случайно не слышали о некоем Реймонде Мартине?
– Я учился в колледже с человеком с таким именем, – ответил капеллан. – Насколько я помню, он был личностью безвидной и пустой[114], но при этом страшно серьезной.
– В следующую субботу он выступит в колледже с речью о патриотизме.
– Если существует что-то, что мальчишки ненавидят больше всего, так это когда их лишают субботних вечеров. Патриотизм не выдерживает сравнения с пирами.
– И искусство тоже. Помните наш «Вечер с Шекспиром»? – Глаза ректора сверкнули. – Или этого смешного джентльмена с «волшебным фонарем»?
* * *– А кто такой этот Реймонд Мартин, член парламента? – спросил Жук, увидев в коридоре объявление о лекции. – Почему эти гады всегда являются по субботам?
– «У-у! Рюмео, Рюмео. Где ж ты, мой Рюмео?» – воскликнул через плечо Мактурк, передразнивая артистку, которая читала им Шекспира в последнем семестре. – Ну, я думаю, что он будет не хуже, чем она. Надеюсь, Сталки, что в тебе хватает патриотизма? Потому что в противном случае ему придется делать из тебя патриота.
– Я надеюсь, что это не на целый вечер. Похоже, нам придется его слушать.
– Я не променяю его ни на что, – сказал Мактурк. – Многие ребята считают, что эта тетка Ромео-Ромео оказалась страшно скучной. А мне так не показалось. Она мне понравилась! Помнишь, как она вдруг стала икать посередине? Может, и он будет икать. Тот, кто первый зайдет в гимнастический зал, занимает места для нас.
* * *Мистера Раймонда Мартина, члена парламента, встретили совсем не настороженно, а бодро и доброжелательно, когда он подкатил к дому ректора, сопровождаемый множеством взглядов.
– Немного похож на головореза, – заметил Мактурк. – Не удивлюсь, если он окажется радикалом. Ругался с водителем из-за оплаты. Я слышал.
– Это проявление патриотизма, – объяснил Жук.
После чая они побежали занимать места в укромном уголке и принялись критиковать. Горели все газовые рожки. На небольшой кафедре в дальнем конце зала находился стол ректора, откуда мистер Мартин должен был читать лекцию, и поставленные вокруг стулья для преподавателей. Затем торжественно вплыл Фокси и прислонил к столу что-то похожее на палку, обмотанную тряпкой. Никто из начальства еще не присутствовал, поэтому все ученики зааплодировали с криками: «Что такое, Фокси? Зачем вы украли у джентльмена зонтик? Здесь не секут розгами. Здесь секут палками! Уберите эту тросточку... Рассчитаться справа налево», – и так далее, пока приход ректора и преподавателей не положил конец этому представлению.
– Одно хорошо... учительской не нравится это так же как и нам. Видели, как Кинг старался выкрутиться из этого мероприятия?
– А где этот Реймондиус Мартин? Пунктуальность, мои любимые слушатели, – это образ войны...
– Заткнись! А вот и он сам. Боже, что за морда!
Мистер Мартин в вечернем костюме выглядел, безусловно, внушительно – высокий, крупный бело-розовый мужчина. И все-таки Жук зря грубил.
– Посмотри на его спину, когда он говорит с ректором! Что за мерзкая манера поворачиваться спиной к слушателям! Он филистер, ходячий журнал для мальчиков, иезуит. – Мактурк откинулся назад и презрительно фыркнул.
В нескольких бесцветных словах ректор представил оратора и сел под звуки аплодисментов. Мистер Мартин принял аплодисменты на свой счет, так как это были самые продолжительные аплодисменты. Прошло некоторое время, прежде чем он начал говорить. Он ничего не знал о школе... о ее традициях и наследии. Он не знал, что по последней описи восемьдесят процентов учеников родились за границей – в военных лагерях, военных городках или в открытом море, или что семьдесят пять процентов были сыновьями офицеров, находящихся на службе... Все эти Уиллоуби, Поллеты, Де Кастро, Мейны, Рандаллы собирались идти по пути своих отцов. Обо всем этом ректор говорил ему, и еще о многом другом, но, проведя час в его компании, ректор решил больше ничего не говорить. Мистер Реймонд Мартин, казалось, знал и так слишком много.
Он начал свою речь, признеся скрипучим голосом «Итак, юноши», чем сразу же насторожил всех, хотя они этого еще и не осознали. Он предположил, что они знают... да?.. зачем он приехал? У него не часто выдается возможность разговаривать с мальчиками. Он предположил, что эти мальчики такие же – хотя некоторые и считают их странными, – как и в его юности.
– Этот человек – свинья Гадаринская[115], – сказал Мактурк.
Но они должны помнить, что не всегда они останутся мальчишками. Они вырастут в мужчин, потому что сегодняшние мальчишки завтра превратятся в мужчин, а от завтрашних мужчин зависит светлое будущее их родины.
– Если это будет продолжаться, мои любезные слушатели, то мой неприятный долг будет заключаться в том, чтобы высмеять этого тупицу. – Сталки глубоко втянул носом воздух.
– Не надо, – сказал Мактурк. – Он же за своего Ромео денег не берет.
И поэтому им не следует забывать о своем долге и обязательствах в той жизни, которая раскрывается перед ними. Жизнь это не только... тут он перечислил несколько игр и, чтобы уже ничто не препятствовало его стремительному и бесповоротному падению, добавил игру в «шарики». «Да, – сказал он, – жизнь – это не только игра в “шарики”».
У всех вырвался стон, а у младших почти что крик... ужаса: это же пария... варвар... это невозможно было терпеть... он сам себя проклял на глазах у всех. Сталки нагнул голову и обхватил ее руками. Мактурк с блестящими радостными глазами впитывал каждое слово, а Жук торжественно одобрительно кивал.
