Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
— Жаль, что такая большая мельница наверху, и простаивает!
— Она себя не оправдывала, — отвечает хозяин.
— Может, она оправдала бы себя как фабрика.
— Не знаю. А какая фабрика?
— Ну-у… скотобойная, кожевенная. А в придачу того шерстяная. Три в одной.
Хозяин останавливает автомобиль и, поразмыслив, говорит:
— Дело за овцами, которых нету.
— Тут столько можно овец развести, сколько звезд на небе.
— Думаешь?
— Да, — отвечает Август, — столько, сколько песка на морском берегу.
— Им нужен корм.
Август показывает на горы:
— Там на мили простирается пастбище. Можно держать тысячи овец. И что еще хорошо, ни тебе волков, ни медведей, ни рысей. И всего-то нужен один пастух.
Консул помолчал с минуту и говорит:
— Мельница, того и гляди, обвалится. Последний раз я был там ребенком.
Внезапно он переводит взгляд на часы, словно ему пришла мысль не откладывая подняться наверх. Но нет, он снова заводит автомобиль.
До церкви и за нею дорога была хорошая, а потом она стала сужаться и разветвляться на тропки, ведущие к усадьбам и редким домишкам. Теперь они продвигались черепашьим шагом и глядели в оба, им пришлось притормозить и пропустить встречную двуколку, лошадь взвилась на дыбы, а у возницы прямо выпучились глаза.
Август продолжает соображать, воодушевившись своей же идеей об открытии фабрики. Сперва его осенила мысль вообще открыть какое-нибудь предприятие, мысль эта получила стремительное развитие, и вот уже из одного предприятия выросло целых три. Как бы невзначай он поинтересовался, знает ли консул, кому принадлежит горное пастбище.
— Нет. Может, эта земля общинная, а может, государственная.
— Хорошо бы. Тогда она в два счета станет вашей!
— Моей? Нет, — говорит консул, качая головой, — на что мне она? Между прочим, я слыхал, кто-то из прежних владельцев усадьбы держал в горах овец. Вот только не пойму, как он обеспечивал их кормом на зиму.
— Так они, наверно, целый год были на подножном корму.
— Может быть. Если он был, подножный корм.
Август приумолк. Он чувствовал, что его идея насчет фабрик повисла в воздухе, но ему, как всегда, не хотелось так просто сдавать свои позиции, и он стал быстро раскидывать умом.
Хозяин сказал:
— Подручный, ты человек со сметкой. Несомненно, надо бы здесь что-то организовать. Но мне это не по силам.
Хозяин явно остыл к предложению Августа, зато Август, наоборот, загорелся.
— Надо только отогнать овец в горы, и все! — возразил он.
— Ну да, на лето, — сказал хозяин.
Август стал ссылаться на то, что он объездил весь свет и знает все это из опыта:
— Я видел, как овцы переносят зимние холода и ненастье в Австралии и Африке. Овцам все нипочем. Кроме летней засухи, тогда они мрут как мухи.
— А здесь они погибнут от снега, ты так не считаешь?
— Кое-что я видал и в Норвегии.
Хозяин промолчал.
О, Август переусердствовал, да, к сожалению, он зашел слишком далеко, но идею надо было спасать.
— Господин консул мне, похоже, не верит, но однажды я занял под овечье пастбище все Хардангерское плато. Не встать мне с этого места.
Хозяин затормозил:
— Правда? Я же столько времени провел за границей, я об этом ничего не слышал и не читал в газетах.
— Сначала я рассчитывал его купить, а потом взял в аренду.
— И пас там овец?
— Несколько тысяч. Около десяти тысяч.
Консул пытается вникнуть, пытается уследить за полетом его мыслей:
— Но я не понимаю… а осенью как… зимний корм…
— Осенью я их забил. А мясо отправил на продажу в разные страны, только вы, наверное, об этом не читали.
— Нет. Но как же… если ты забил всех своих овец, тогда у тебя не осталось на развод?
— Видите ли, господин консул, мне надо было уезжать. Я не мог дольше оставаться, потому что мне предложили важный пост в Южной Америке.
Консул ничего не сказал и поехал дальше.
Август тоже умолк. Он чувствовал, что ему не поверили, но это не слишком его волновало, да и никогда особенно не волновало. Он не раскаивался, что наплел небылиц, не жалел ни о едином словечке. Его миссия — способствовать развитию и прогрессу, и он разворачивал свою разрушительную деятельность где только мог. Он не ведал, что творит, и потому был невинен, он был поборником всеобщего процветания, хотя его начинания приводили к тому, что все летело в тартарары. Разве нам не следует идти в ногу со временем? Чтобы заграница над нами не потешалась. Время, дух времени избрали его и нашли ему применение, даже такому, как он, и то нашлось применение; моряк, мореплаватель, расхристанный что внутри, что снаружи, он не знал ни сомнений, ни угрызений совести, однако у него были толковая голова и умелые руки. Время сделало его своим посланием. Его призванием стало содействовать развитию и прогрессу, пусть даже ценой уничтожения установившегося порядка вещей. Будучи патологически лжив, как и само время, он при этом не ведал, что творит, и потому был невинен. Он состарился, но еще не растратил пороха, Господь пока его миловал.
— Я смотрю, где бы развернуться, — сказал консул, — тут уже полное бездорожье.
На обратном пути народу им стало попадаться побольше, похоже, весть об автомобиле разнеслась далеко окрест, хоть оно и не комета, но тоже зрелище: телега, которая катит сама собой. Ох уж этот консул! Обидно только, он не мог проехаться с ветерком, они не всполошили даже ни одной курицы.
Они вернулись к мосту, переехали через реку, и тут Август неожиданно произнес:
— Здесь могла бы быть и фабрика по производству йода.
— Какая-какая?
— По производству йода.
Черт бы побрал старика Подручного с его фабриками, теперь вот его осенила очередная идея!
— Да, — произнес вслух консул, — йод — товар неплохой, он применяется в медицине.
— И сырья навалом, чуть ли не у каждого за порогом кучи морской травы и ламинарий, и все эти дары Божии пропадают зря.
— Действительно. В усадьбе мы удобряем водорослями землю, но вообще-то мы используем их далеко не в полном объеме.
— Всего и потребуется, что несколько аппаратов, — сказал Август.
Консул спросил:
— Такты разбираешься и в производстве йода?
— Немного! — Поскольку перед тем Август не на шутку расхвастался, он, похоже, захотел исправить положение: — Я не был ни мастером, ни помощником мастера, а простым рабочим.
— Пока я не забыл, — сказал консул, — на горной дороге в двух самых опасных местах нам надо поставить ограждения.
XV
Доктор Лунд и его сын вернулись домой, оба они вылечились. Правда, мальчугану придется какое-то время походить с палкой, а доктору вставили стеклянный глаз.
Проклятая Осе, спасти глаз не было никакой возможности, своими нечистыми пальцами она занесла туда заразу и окончательно все погубила.
Ну да ничего, стеклянный глаз оказался ничем не хуже настоящего, единственно, им нельзя было вращать, а еще он не мог вспыхивать и метать искры, что нет, то нет. Но если окружающие не видели большой разницы между тем, что было прежде и что сейчас, то доктор Лунд чувствовал себя обезображенным и обездоленным. Это угнетало его и действовало на нервы; как человек щепетильный, он сказал жене напрямик, пускай и полушутя: «Наверное, я тебе уже больше не нужен!» Она в ответ рассмеялась, и тогда он выразился определеннее: у него теперь на редкость отталкивающая внешность, а такой красивой женщине, как она, ничего не стоит найти себе другого! «Ты что, спятил? — воскликнула она на радостях. — Даже если б ты ослеп, все равно ты мне нужен!» Вот уж поистине несчастье помогло: с тех пор как доктор окривел, он совершенно переродился, стал необычайно нежен к жене, влюблен, по-юношески ревнив. Ну и что, что она выросла в Поллене, в простой семье, в убогом домишке? Грянула новая жизнь, пошли объятия, неистовые медовые ночи, дом огласился смехом. У фру Эстер отпала нужда забираться на темный чердак, чтобы выплакаться. Благословенная Осе!
Пришел Август.
— Август, иди-ка сюда, к свету, и покажи, какой глаз у меня пострадал!
Август подошел, бросил на доктора беглый взгляд и ухитрился указать на здоровый глаз.
Доктор ничего не имел против такой оплошности, хотя и вскричал со смехом:
— Мошенник! Ты сговорился с Эстер, мне бы взять вас обоих и выставить за дверь!
Август стал оправдываться тем, что он без очков, это прозвучало правдоподобно. Доктор принял его слова за чистую монету и остался доволен: раз его изъян не разглядеть без очков и без лупы, стало быть, это не так уж и страшно, верно ведь?
— Кстати, Август, я слышал, ты хочешь, чтобы мы засвидетельствовали, что ты тот, за кого себя выдаешь. Я с удовольствием помогу тебе. Присядь-ка на минуту, подлей себе еще кофе! — Доктор пишет. — Эстер, поди сюда, тебе тоже надо расписаться!
