Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
— Вот оно как, — произнес старик, — ежели ты угодишь подземным жителям и окажешь им какую-никакую услугу, то тебе воздастся сторицею! А теперь, когда в горы к нам понаехали люди, и стучат и грохочут как оглашенные, и обгораживают пропасть за пропастью, один Бог ведает, что нам, простым смертным, грозит! Будь я молодым, я бы знал, что мне делать. Потому как подземные жители покинут наши горы, попомните мое слово, и тому, кто ухитрится оказаться у них на пути с маленьким приношением, ныне и присно будет во всем удача и счастье. Подарок может быть и небольшой, главное, чтобы от всего сердца. И шиллинг им тоже ни к чему, хоть бы и новехонький, потому как у подземных жителей свои деньги и в наших они не нуждаются. Как же это было-то… разве в Сегельфосской лавке в денежный ящик не попала диковинная монета? А случилось это в тот самый день, когда туда наведался подземный житель, купить табаку, которым балуемся мы, смертные…
Кто-то из юнцов возразил, что вовсе это был не подземный житель, а немец, один из немецких музыкантов, которые играли в городе.
— Откуда это у тебя такие сведения? — обидчиво вопросил старик. — Мне об этом рассказал Мартин из лавки.
— Так Мартин сам и ходил показывать монету консулу. Консул с первого взгляда определил, что она — немецкая.
— Ну-ну. Выходит, мы прожили целую жизнь, так ничему и не научившись, а вы, молодежь, читаете книги с газетами и все-то знаете и ни во что не верите. Раз дед мой рубил зимою в лесу дрова. Возвращается домой, а вечер ясный, месяц да звезды. Ну, распряг он лошадь, а оглобли поставил стоймя. И заходит в дом. А в горнице два незнакомца, это были звездочеты, они собирались назавтра в Сегельфосские горы на поиски звезды, которая от них скрылась. «Ночью пойдет снег!» — говорит им мой дед. «С чего ты взял?» — спрашивают его звездочеты, ну прямо как Фома неверный, и показывают на месяц, что светил за окошком. «А я примечаю по моей лошади, — говорит дед, — она дважды встряхнулась, прежде чем я ее выпряг!» И что бы вы думали, как он сказал, так оно и вышло, утром он был рад-радешенек, что поставил стоймя оглобли, иначе бы он и саней не нашел, столько намело снегу.
— Ну, весной бы они нашлись, — шепнул один из парней.
— Расскажи еще! — попросил другой.
Старик все еще в обиде:
— Нет уж, с какой стати я буду рассказывать? Вы и так все лучше всех знаете. Звездочеты, те тоже чего только не знали.
— Выходит, снег помешал звездочетам пойти в горы?
— Какие уж там горы! Но звезду они так и так нашли.
— Это каким же образом?
— Посмотрели получше в календарь, а она, оказывается, на месте, рядом с другими звездами.
Слушатели сражены:
— Это ж надо! Вы только подумайте!
Увидя, что его рассказ пользуется успехом, старик смягчился и говорит:
— Быть может, консулу тоже надо было получше приглядеться к этой монете.
— Может, и надо было. А расскажи еще чего-нибудь!
— Нет. И не уговаривайте. Но скажу одно: будь я молод, я бы беспременно отправился в горы и добыл себе богатство, когда подземные жители станут переселяться!
— Так ведь надо еще, чтоб и подарок был подходящий. А чего им можно дарить?
— Да хоть что угодно, блестящее украшение или шейный платок, а не то вязку сальных свечей. Лично я протянул бы им подарок обеими руками, безо всякой опаски. Только само собой, я бы сперва причастился, чтоб они не заимели надо мной власть.
Когда старик умолк, парни начали между собою переговариваться:
— Беньямин тоже говорит, что видал их.
— Подземных жителей? Где же это?
— А прошлой осенью, когда он под вечер возвращался домой из Южного. Откуда ни возьмись, дорогу ему заступила женщина. Я говорю, да это, наверно, была Корнелия, но в том-то вся и штука, что шел он как раз от Корнелии.
— И куда эта женщина подевалась?
— Шасть мимо — и в лес.
— Спорим, это была Корнелия! Беньямин маленько побаивается темноты, вот и не разглядел.
— Мне б на его место! Подрядился и работает у консула, целых две недели уже! Деньжищ огребет! Только бы его не уволили.
Его уволили. Гараж был готов, автомобиль прибыл, хозяин с Августом совершили на нем по пробной поездке в сопровождении приехавшего с юга специалиста и с блеском сдали на водительские права. Беньямин оказался не нужен, и Август его рассчитал. Август расстался с ним далеко не дружески, он даже не предупредил его.
По правде говоря, Август не без удовольствия сооружал сей автомобильный салон, сей будуар с отштукатуренными и гладко зачищенными панелями. Беньямин, славный малый из Северного селения и Корнелиин суженый, помогал ему не жалея сил, а Август только и знал, что командовал и помыкал им. Конечно же, Август завидовал его молодости, и, хотя Корнелия была для него так же недостижима, как звезда на небе, он постоянно вымещал на Беньямине свою нелепую ревность.
— У тебя есть усадьба, почему ж ты не женишься? — неприязненно спросил его Август.
— Усадьба не моя, а отцовская, — отвечал Беньямин.
— Небось такая же завалящая, как и остальные.
— Нет, усадьба хорошая, уж можете мне поверить.
— Там что, апельсины растут?
— И красивая, — невозмутимо продолжал Беньямин. — Вы должны прийти как-нибудь посмотреть.
Август хмыкнул:
— Как будто мне делать нечего!
— У нас четыре коровы и лошадь. Столько есть не у всякого.
Август хмыкнул еще презрительней:
— Я был на одной ферме в Южной Америке, так там три миллиона голов скота!
— Ну куда мне такая прорва!
— Вот что, — сказал Август, — давай-ка женись на девушке из своего Северного селения, и дело с концом.
Беньямин:
— Она не из Северного, а из Южного.
Август немного помедлил и сказал:
— Ладно, теперь это меня не касается.
— Почему?
— Потому, что работы для тебя уже нет. Можешь больше не приходить.
— Значит, не приходить?
— Я же сказал.
— Что ж, — ответил Беньямин, — ничего не поделаешь. Но если я вам еще понадоблюсь, дайте мне знать.
Август:
— Ты мне больше не понадобишься. Что ж это я хотел сказать… не понимаю, чего ты тянешь волынку. Лет тебе уже вон сколько. В твоем возрасте я успел дважды овдоветь, а ты все раскачиваешься. Может, у тебя и девушки-то еще нет?
— Да уж не скрою, есть у меня девушка, я люблю ее, иона меня любит. Это та самая, которую зовут Корнелия.
— Откуда же мне знать?
— Как откуда?
— Ты с ней встречаешься? Танцуешь с ней? А на рождественских вечеринках она садится к тебе на колени?
— Чудные у вас вопросы, — говорит Беньямин.
— И уж наверное, вы с ней пьете кофе из одной кружки?
Беньямин, улыбаясь:
— Бывает. А почему вы спрашиваете?
— Эти рождественские вечеринки — рассадник нечистой силы, скажу я тебе. Я туда — ни ногой.
— Ну а в молодые-то годы?
— Нет, — сказал Август, — я себе такого не позволял. Молодые годы… Чтоб ты знал, я для танцев нисколечко не устарел. Ты небось думаешь, ты один такой молодой, а посмотрел бы ты, как я отплясывал за границей в большом танцевальном зале прямо перед тем, как приехать сюда. Остальные даже не решались со мной соперничать. Так Корнелии и передай!
— Вы с ней знакомы?
— Ну сколько можно тут торчать и меня задерживать. Сказано же тебе было, уходи.
Беньямин:
— Хорошо-хорошо. Только вы до того чудно со мной говорили. Никакая девушка в Северном селении мне не нужна, потому как у меня есть уже суженая, в Южном.
— Я это учту, — сказал Август.
Хе! Это же в голове не укладывается: никак бородатый парень из Северного возомнил, что может прийти к своему начальнику обсуждать свои сердечные дела. За границей так не принято…
У Августа была назначена встреча с хозяином. Они собирались обследовать дорогу, которая проходила через город и соединяла два округа. Так-то по ней передвигались на простых колымагах, а теперь консул захотел выяснить, как далеко он может заехать на своем автомобиле в оба конца, на юг и на север, а заодно повергнуть в изумление местных жителей.
Консул сидит за рулем. Навыки у него есть, с этим все в порядке, он обучился искусству вождения за границей. Прохожие шарахаются на обочину, от удивления они даже смеются. Так что и с этим полный порядок. Ох уж этот консул!
Автомобиль проезжает над Сегельфоссом по старому каменному мосту необычайной крепости, он на двух быках, с чугунными перилами. Должно быть, где-то тут они друг друга и перекрещивают, подумал Август и даже поежился при мысли о подобном глумлении над Святым Духом. Когда тяжелый грохот водопада остался позади, он сказал:
— Жаль, что такая большая мельница наверху, и простаивает!
