Хулио Кортасар - Счастливчики
— Да-да, я его тоже читал! У пиратов были умопомрачительные имена, например Сенакериб Эдемский или Смит Маракаибский.
— А вы не помните, как звали того задиру, который бьется и умирает за правое дело?
— Конечно, помню: Кристофер Даун.
— Мы с вами — родные души, — сказала Паула и протянула ему руку. — Да здравствует черный пиратский флаг, а слово «профессор» вычеркнем навеки.
Убедившись, что Паула предпочитает разговаривать с ним, а не читать «Un certain sourire»[33], Лопес пошел искать стул. Быстро вернулся (он не был мал ростом, но иногда казался таким отчасти потому, что носил пиджаки без накладных плечей и узкие брюки, и еще потому, что был ловок и проворен), неся бело-зеленый полосатый шезлонг. С нескрываемым удовольствием поставил его рядом с Паулой и некоторое время смотрел на нее и молчал.
— Soleil, soleil, faute ‘eclatante[34], — проговорила она, выдержав его взгляд. — Какой божественный защитник — Макс Фактор или Елена Рубинштейн — мог бы спасти меня при столь скрупулезном обследовании?
— Обследование показало, — подвел итог Лопес, — необычайная красота, немного подпорченная приверженностью к сухому «Мартини» и холодным boites[35] северного района Буэнос-Айреса.
— Right you are[36].
— Лечение: солнце в умеренных дозах и пиратские занятия ad libitum[37]. Последнее подсказывает мне мой опыт чудотворца, ибо слишком хорошо знаю: невозможно избавить вас от всех пороков мгновенно. Когда уже вкусил азарт абордажей, когда твой нож уже погулял по сотням неприятельских тел…
— Ну конечно, остаются шрамы, как поется в танго.
— В вашем случае они выглядят как чрезмерная светобоязнь, поскольку вы ведете жизнь летучей мыши и слишком увлекаетесь чтением. К тому же до меня дошел ужасный слух, что вы пишете стихи и рассказы.
— Рауль, — пробормотала Паула. — Мерзкий доносчик. Я вымажу его смолой и выпущу на палубу голышом.
— Бедный Рауль, — сказал Лопес. — Бедный счастливчик Рауль.
— Счастье у Рауля всегда зыбкое, — сказала Паула. — Рискованные сделки, продать ртуть, купить нефть, сбыть все, что выручишь, в полдень — паника, в полночь — икра. А ему все нипочем.
— Все лучше, чем жалованье от Министерства образования. А у меня и акций нет, и поступков не бывает. Живу как живется…
— Представители буэносайресской фауны весьма сходны между собой, дорогой Ямайка Джон. Может именно по этой причине мы так радостно захватили этот «Малькольм» и так же дружно заразили его бездеятельностью и своей философией «не лезь куда не просят».
— Интересно: я подтрунивал над собой, а вы, похоже, ударились в самокритику под стать сторонникам Москвы.
— Не надо, пожалуйста. Обо мне мы уже вдоволь наговорились с Клаудией. Так что на сегодня хватит.
— Какая симпатичная Клаудиа.
— Очень. По правде сказать, здесь есть довольно интересные люди.
— И есть довольно забавные. Мы еще увидим, какие тут завяжутся союзы, какие случатся раздоры и предательства. Вон там, я вижу, дон Гало беседует с семейством Пресутти. Дон Гало будет сторонним наблюдателем, станет ездить от столика к столику в своем необычном экипаже. Диковинно — не правда ли — движущееся кресло на судне: одно транспортное средство внутри другого.
— Бывают вещи и подиковиннее, — сказала Паула. — Однажды, когда я возвращалась из Европы, капитан «Шарля Телье» открыл мне свою тайну: зрелый муж обожал мотороллеры и возил свой с собой на судне. А в Буэнос-Айресе радостно гонял на своей «Веспе». Но меня интересует, как вы видите всех нас в тактическом и стратегическом плане. Продолжайте.
— С семейством Трехо будет непросто, — сказал Лопес. — Парнишка переметнется к нам, это наверняка. («Tu parles», еще бы, подумала Паула.) С остальными все будут любезны, но не более того. Во всяком случае, это касается вас и меня. Я случайно слышал, как они говорили, и мне этого достаточно. В таком духе: «Вы уважаете кремовые пирожные? Дома стряпали». Я вот думаю: не зацепится ли за них доктор Рестелли консервативной частью своего существа. Да, пожалуй, он кандидат на то, чтобы играть с ними в семь с половиной. Девушке, бедняжке, придется подвергнуться жуткому унижению — играть с Хорхе. Без сомнения, она надеялась встретить тут своих сверстников, разве что корма приберегает нам сюрпризы… Что касается нас с вами, я предвижу наступательно-оборонительный союз, полное совпадение на почве бассейна, если тут есть бассейн, и суперсовпадение за обедами, чаями и ужинами. Если только Рауль…
— О Рауле не беспокойтесь, о мудрейший фон Клаузевиц.
— Да, но я бы на месте Рауля, — сказал Лопес, — не слишком обрадовался, услышав это. А мне, на моем месте Карлоса Лопеса, наш союз представляется все более нерасторжимым.
— Начинаю думать, — неохотно отозвалась Паула, — что Раулю лучше было бы взять две каюты.
Лопес бросил на нее быстрый взгляд. И невольно смутился.
— Я знаю, что в Аргентине такого не бывает, а может, и вообще не бывает нигде, — сказала Паула. — Именно поэтому мы с Раулем поступаем так. Я не жду, что мне поверят.
— Но я верю, — сказал Лопес, который не поверил ей ни на минуту. — И что из этого?
В коридоре приглушенно прозвучал гонг и еще раз повторил свой призыв наверху, у трапа.
— А раз так, — сказал Лопес весело, — принимаете меня за свой столик?
— Как пират пирата, с большим удовольствием.
Они задержались у трапа левого борта. Атилио энергично, по-деловому помогал шоферу поднимать дона Гало; дон Гало одобрительно кивал головой. Все молча следили за процедурой. Они были уже наверху, когда Лопес вспомнил.
— Да, скажите, видели вы кого-нибудь на капитанском мостике?
Паула остановилась, глядя на него.
— Нет, по-моему, нет. Но, стоя на якоре против Килмеса, никакому аргонавту не нужно окидывать речные просторы орлиным взглядом.
— Совершенно верно, — согласился Лопес, — но все равно странно. Что бы об этом подумал Сенакериб Эдемский?
XXIIIHors d’oeuvres varies
Potage Imperatrice
Poulet ‘a l’estragon
Salade tricolore
Fromages
Coupe Melba
Gateaux, petits fours
Fruits
Cafe, infusions
Liqueurs[38]
За столиком номер один Беба Трехо устраивается так, чтобы сидеть лицом к залу, дабы все могли должным образом оценить ее новую блузку и браслет из искусственных топазов;
сеньора Трехо находит, что хрустальные бокалы чрезвычайно элегантны;
сеньор Трехо шарит в карманах жилета — захватил ли он таблетки «Промекола» и «Алка-Зельтцер»;
Фелипе мрачно поглядывает на соседний столик, где ему было бы гораздо лучше.
За столиком номер два Рауль говорит Пауле, что приборы для рыбы напоминают приборы нового итальянского дизайна, который он видел в журнале;
Паула слушает его рассеянно и выбирает тунца в масле и маслины;
Карлос Лопес отчего-то испытывает странное возбуждение и его обычно вялый аппетит разыгрывается при виде кальмаров в уксусе и сельдерея под майонезом.
За столиком номер три Хорхе обводит пальцем вокруг всего подноса, уставленного закусками, и широта его выбора вызывает у Клаудии одобрительную улыбку;
Персио внимательно читает этикетку на винной бутылке, рассматривает вино на свет и долго нюхает, прежде чем наполнить свой бокал до краев;
Медрано смотрит на метрдотеля, который смотрит на обходящего стол официанта, который смотрит на поднос;
Клаудиа намазывает сыну хлеб маслом и думает о том, что в сиесту будет спать, но прежде почитает роман Биоя Касареса.
За столиком номер четыре мать Нелли сообщает, что от овощного супа у нее отрыжка, а посему она возьмет вермишелевый супчик;
Донье Пепе кажется, что ее немного укачало, а ведь пароход-то стоит на месте;
Нелли смотрит на Бебу Трехо, на Клаудиу, на Паулу и думает, что люди с положением всегда одеваются по-особенному;
Мохнатый дивится тому, что хлебцы такие малюсенькие и каждому положен свой хлебец, но разломав его, разочаровывается, потому что, оказывается, одна сплошная корка и никакой мякоти.
За столиком номер пять доктор Рестелли наполняет бокалы своим сотрапезникам и изысканно рассуждает о достоинствах бургундского и Cote du Rhone;
дон Гало чмокает губами и напоминает официанту, что его шофер будет есть в каюте и что аппетит у него зверский;
Нора огорчена, что приходится сидеть с пожилыми мужчинами, и надеется, что Лусио сумеет договориться с метрдотелем, чтобы их пересадили за другой столик;
Лусио ждет, пока ему положат на тарелку тунец и сардины, и первым замечает, как стол начинает чуть подрагивать, и вслед за тем постепенно уходит красная труба, надвое разделявшая иллюминатор.
