Генри Бестон - Домик на краю земли
В более благоприятных условиях сосна достигает сорока — пятидесяти футов в высоту; на местных же бедных, выдуваемых ветром почвах это дерево даже в солидном возрасте вырастает лишь на двадцать пять−тридцать футов. Ствол Pinus rigida покрыт коричневой, с фиолетовым оттенком корой и редко бывает прямым; хвоя ее группируется в пучочки по три иголочки, которые удерживаются на ветвях долгие годы.
Сосняки часто горят. Недавний большой пожар в Уэлфлите бушевал четверо суток, и был момент, когда казалось, что пламя вот-вот переметнется на город. На помощь жителям пришли спасательные команды Береговой охраны. Рассказывают, что было замечено множество оленей, убегавших от трескучих гребешков огня и совершенно обезумевших от густого дыма. Очутившись в огненной западне, какой-то человек прыгнул в пруд; не успел он это проделать, как услыхал сильный всплеск и увидел оленя, плывущего рядом.
Еще вчера чащи казались рыжеватыми из-за того, что все еще не расстались с мертвой прошлогодней листвой. Сейчас, по весне, они окончательно отряхнулись. Когда я остановился, чтобы разглядеть голые деревья, крупная птица вылетела из зарослей, растущих к северу от дороги. Это был болотный ястреб Circus Hudsonius. Его трепетное тело вырвалось из чащи, он захлопал крыльями и, проплыв немного по воздуху, канул вниз, в заросли подле болота. Я был рад встрече и, кроме того, выяснил приблизительное место обитания птицы.
Самка болотного ястреба регулярно наносит дневные визиты в дюны. Она прилетает из глубины полуострова, со стороны северных болот, пересекает северо-восточный угол осыхающих отмелей и, достигнув дюн, сообразует направление полета с их великой пятимильной стеной. Эта крупная коричневая птица проплывает в пятнадцати — двадцати футах над дюнами, уже покрытыми зеленью пробудившейся жизни. То неподвижно паря, то падая вниз на добычу, она постепенно приближается ко мне. Однажды я услышал, как она била крыльями под западным окном «Полубака», настолько близко, что можно было дотянуться до нее палкой. Очевидно, она охотится на береговых мышей, хотя я не замечал их следов. Ястребиха появляется между десятью и одиннадцатью почти в любое погожее утро. Иногда я вижу ее над дюнами ближе к вечеру. Circus hudsonius — мигрирующая птица, но отдельные экземпляры зимуют и в южной части Новой Англии. Мне кажется, что самка, о которой я говорил, провела зиму в лесистых зарослях Нозета.
По мере того как дорога приближается к Истему, заросли смолистой сосны отступают на восток; поля, раскинувшиеся к югу, переходят в великолепные вересковые заросли, которые еще спускаются по плавным холмам к берегу большой лагуны. В лощинах виднеются макушки садов; редкие домишки похожи на кораблики, сидящие на мели. В самой деревне много зелени — улицы и постройки обсажены деревьями. Меня интересуют любые деревья внешнего Кейп-Кода, потому что это деревья, растущие на краю земли. Шум их листвы смешивается с рокотом океана. Однако самой примечательной из местных пород мне кажется хлопковое дерево. Его можно встретить, если идти на юг по главному шоссе.
Populus deltoides — уроженец американского Дальнего Запада. Это дерево — большая редкость на северо-востоке США. Действительно, деревья этого вида я встречал только в штате Массачусетс. В деревне говорят, что когда-то их посадили кейп-кодцы, которые вывезли их из Канзаса. Они иммигрировали в этот штат, но вскоре вернулись, не выдержав разлуки с океаном. Деревья посажены густо вдоль дороги. Особенно живописная группа красуется на повороте, рядом с домом мистера Остина Кола.
В этой части полуострова все деревья, сбрасывающие листья, поражены aerial — грибком, покрывающим стволы странными оранжево-бурыми пятнами. Проходя вчера мимо хлопковых деревьев, я заметил, что они раскрашены этими живописными отметинами особенно густо. Этот грибок, кажется, не причиняет им особенного вреда.
От огромного камня, положенного в память кейп-кодцев, принимавших участие в Великой войне[16], свернув на главное шоссе, я пошел на юг и вскоре добрался до здания для общественных собраний — самой возвышенной точки в западной части вересковой пустоши. Там я оставил дорогу и направился на восток, намеренно углубившись в заросли вереска, для того чтобы насладиться несравненным зрелищем великих истемских дюн и болот.
Если взглянуть со стороны океана, с крутого откоса, окаймляющего вересковые заросли, то кажется, будто зеленые топи попали в окружение голых бурых холмов. Если смотреть с самих топей, то открывается вид на обширные плоские острова и извилистые болотные реки, текущие к желтому бастиону дюн. Перспектива, простираясь сквозь глубокую лощину, упирается в холодную апрельскую синеву Северной Атлантики. Кажется, будто океан встает над топями, а парусники проплывают над дюнами по небу выше горизонта. Светлая зелень подчеркивает линию соприкосновения дюн и неба. На вересковой пустоши свежие пятна весенней зелени пробиваются, словно родниковые ключи из-под старой дубленой кожи земли.
Вчера я не слыхал рокота океана…
Передо мной развернулась картина дикого простора, и я невольно задержался на вершине утеса, нависавшего над топями, подобно полке. Прилив заполнял ручьи и протоки, согнав обитающих здесь чаек с насиженных банок и мелей. На мгновение показалось, что обширная равнина лишилась своей крылатой серебристой души.
Зимой только одна птица обитала в вересковой пустоши — английский скворец. Очевидно, эти птицы зимовали здесь среди холмов. Как-то раз во время северо-восточного шторма я специально пришел сюда, чтобы посмотреть, как они чувствуют себя во время снегопада. Птицы кружили в воздухе. Не успевала одна стая опускаться на землю, как взлетала другая. Я видел их буквально повсюду. Эти истемцы привлекают мое внимание еще и потому, что они, по моим наблюдениям, первые американские скворцы, приобщающиеся к унаследованному, европейскому образу жизни. В Европе скворцы собираются в огромные стаи. В речных низинах на территории Англии подобные скопления насчитывают тысячи особей, и, если такая пернатая армия облюбует какую-либо местность, та навеки переходит в их собственность.
Положат ли истемские скворцы начало крылатой орде по подобию европейских собратьев? Объединятся ли когда-нибудь разрозненные стаи, обитающие сейчас в вересковых зарослях, для того чтобы создать тираническую конфедерацию? Пока что отдельные зимние союзы насчитывают до семидесяти пяти членов. Полагаю, что если бы приблудные скворцы вернулись в лоно своих конгрегаций, такие банды смогли бы насчитывать более сотни индивидуумов. Мне представляется, что объединение скворцов в единую гигантскую стаю вполне возможно.
Однако положение дел в регионе, вероятно, таково, что его ресурсы уже сбалансированы для поддержания только существующего количества пернатых в стаях. Будем надеяться, что это так. Присутствие этих многочисленных черных птиц лихорадит «экономику» целого региона, так как они обирают с трав, кустов и деревьев всё, до последних семечка и ягодки, не оставляя практически ничего для пернатых аборигенов, возвращающихся домой по весне.
Весной скворцы покидают вересковые заросли и, спариваясь, держатся поближе к деревенским амбарам и пустующим летним коттеджам.
Приближается час полной воды. Я покидаю вересковые заросли и направляюсь на запад, к берегу. Там я надеюсь насладиться зрелищем одной из самых удивительных миграций.
3Лет пять назад, в начале апреля, мне довелось стоять на палубе военного корабля США, следовавшего из района южных полигонов вдоль побережья в Нью-Йорк. Курс пролегал за пределами видимости земли; была по-настоящему теплая и тихая весенняя ночь; звезды слабо мерцали сквозь дымку, покрывавшую небо. Виднелись огни судов, направлявшихся в Филадельфию. Когда они разбрелись, растаяв в ночи, океан, огромный, пустынный, спокойный, освещенный слабым светом звезд, остался в нашем полном распоряжении. Во втором часу я заметил на воде впереди по курсу какое-то пятно. Оно бледно мерцало и напоминало отражение бесформенного облака, потревоженное таинственной утренней рябью. Мы настигали косяк рыбы, мигрировавшей с наступлением весны вдоль побережья. Дело в том, что, влачась по поверхности океана, полы солнечной хламиды будоражат пучину, и ее таинственные обитатели начинают перемещаться на север вслед за светилом. Я не знаю, с какой породой рыб мы встретились тогда, потому что от мыса Гаттерас до Кейп-Кода тянется область, изобилующая морской жизнью. Возможно, это была сельдь. По мере того как наш корабль настигал эту плавающую отмель, стало заметно, что она движется как единое целое. Когда вибрация корабля встревожила стаю, она ушла на восток, утратив свои очертания, и вскоре растаяла в темноте.
Каждой весной подобные миграции рыб, такие же таинственные, как и сами волны, рожденные в пучинах, завершаются у южных берегов Новой Англии.
