Уходи и будь счастлива - Сэнтер Кэтрин
– Ты и вправду очень изменилась.
– К лучшему.
– Может быть. За исключением кольца в носу.
– Тебе оно не нравится?
– Ты с ним похожа на корову.
– Но сексуальную.
Моя сестра – парикмахер-стилист, с кольцом в носу!
– Ты сможешь постричь меня?
– Конечно. Я сделаю тебе прелестную прическу. Она будет намного симпатичнее твоей прежней.
Безусловно, не будет. Но я была слишком уставшей, чтобы спорить.
– Помнишь, как в летнем лагере я постригла ту девчонку и она расплакалась? – спросила Китти.
– На самом деле, получилось очень мило.
– Но я укоротила ее волосы почти на десять дюймов.
– Она попросила родителей приехать и забрать ее из лагеря, – вспомнила я.
– Мне нужно послать ей подарочный сертификат. Сейчас я могу кого угодно сделать привлекательным. – Она слегка толкнула меня локтем в бок. – Даже тебя.
Я знала, что она шутит. Но все равно закатила глаза.
– Я пошутила, – сказала она, увидев, что я затихла.
– Мама даже не может смотреть на меня, – пожаловалась я.
– Это не твои проблемы. Это ее проблемы.
– Но мое лицо обожжено.
Китти только фыркнула.
– Это скорее похоже на солнечный ожог. За исключением волдырей. Это ерунда. Я покажу тебе завтра.
Наш разговор казался мне очень странным. Словно я его подслушивала, а не участвовала в нем. С одной стороны, мы разговаривали в привычной для нас манере – с подшучиваниями и подколками. Мы никогда не общались с ней по-другому. Это не подходило к текущей ситуации, но это было единственным способом общения, который мы знали. И вели себя соответственно. Хотя и в несколько приглушенном варианте. Как будто все краски исчезли и остался лишь серый цвет.
Но именно таким все и казалось мне – все, что я говорила, или думала, или чувствовала. Все было безрадостным, бесцветным и непохожим на мою прежнюю жизнь.
– Китти? – спросила я после некоторой паузы.
– Что?
– Побудь здесь всю ночь, хорошо? Я не хочу оставаться одна.
– Я и так здесь.
– Нет, я имела в виду в моей кровати.
– О’кей.
– Я не хочу больше видеть кошмары, – сказала я.
– Я присмотрю за тобой.
– Спасибо.
Мы затихли и удобнее устроились в постели. Но я не смогла не сказать кое-что еще:
– Кстати, здесь ты пить не сможешь. Я ставлю такое условие.
– Пить? – переспросила она.
– Потому что, когда ты выпьешь, ты становишься неуправляемой, а дополнительных волнений я уже не вынесу.
– Я не брала в рот ни капли спиртного за последние три года, – сказала Кит. – После того как папа отправил меня в реабилитационный центр.
Это должно было бы очень обрадовать меня, но я не была в состоянии чувствовать что-либо.
– Это здорово. Я не знала.
– Да, папа подумал, что ему лучше не говорить об этом.
– Так ты поэтому уехала?
– Отчасти.
– И не хотела общаться с нами, потому что чувствовала себя слишком ранимой?
– И поэтому тоже. Я когда-нибудь все тебе расскажу. Но не сегодня ночью. А то тебе опять приснится кошмар.
Ну что ж, это было разумно.
– Так ты… совсем отказалась от спиртного?
– Совсем. Я справилась, хотя мне пришлось нелегко.
– Мне очень жаль.
– Все в порядке. Всем приходится с чем-то бороться. И на самом деле, мне стало легче жить.
– А мама знает?
– Не имею представления.
– Тебе нужно бы сказать ей.
– Нет.
– Это может помочь вам помириться.
– Ну, все дело как раз в этом, – сказала Кит. – Я не уверена, что хочу помириться с ней.
Я чувствовала, что она готова ответить на вопросы, которые мучили меня долгое время, но почему-то мне казалось, что ее ответы повлекут за собой еще больше вопросов. Что случилось в ту ночь, когда она столкнула маму в бассейн? Из-за чего они поругались? Кто на кого разозлился? Что могло заставить Кит, которая так жаждала внимания, вычеркнуть нас из своей жизни так надолго? Я хотела знать это и в то же время не хотела. Наверное, у них с мамой были серьезные проблемы, а в тот момент я не была в состоянии справиться даже с самой маленькой их них.
Хотя, когда я думала обо всем этом, это немного отвлекало меня от собственных трудностей, а в той жизни, которую я теперь вела, даже небольшое отвлечение было для меня отрадой.
– Сказать тебе, что утешительного есть в твоем положении? – спустя минуту внезапно спросила Кит.
– Не надо.
Но это ее не остановило. Тот вопрос был просто вступлением.
– Правда? Ты не хочешь, чтобы я тебя подбодрила?
– Нет.
Она не поверила мне:
– Все нуждаются в утешении.
Как я могла объяснить ей, что никакие ее слова не могли бы успокоить меня? Даже если она только попытается, это лишь все ухудшит. В моем положении не было ничего утешительного. Никакого просвета.
Но я была уверена, что она не сможет понять этого.
– Не утешай меня. Не говори ни слова. Просто спи, не то я прогоню тебя.
– Ладно.
Так мы и провели всю ночь, в одной постели. Присутствие Кит на самом деле должно было дать мне некоторое утешение, но я упорно противилась этому.
И до тех пор, пока она просто спала – легонько посапывая, как обычно, – все было хорошо. Я больше не верила в хорошее, и я точно знала, что я никогда, никогда не стану чувствовать себя лучше. Но то, что она была рядом, что я не была больше одна, по крайней мере, не заставляло меня чувствовать себя хуже. А это уже было кое-что.
Глава 10
Когда на следующее утро я проснулась, Китти уже исчезла. Она так аккуратно сложила свою кровать, что казалось, ее вовсе здесь и не было. Я даже подумала, что она больше не вернется, но потом заметила ее вещи, сложенные в углу комнаты. И я решила, что она ушла пораньше для того, чтобы случайно не столкнуться с мамой.
И так начался очередной день. Я снова была совсем одна, и все было как обычно почти до самого вечера, когда Ян проводил меня в палату после еще одного неловкого, молчаливого занятия и мы обнаружили в моей комнате ожидавшую нас медсестру, которую я прежде не видела.
Она с сияющей улыбкой посмотрела на меня:
– Хотите услышать хорошие новости?
Я взглянула на Яна, который слегка пожал плечами, и заколебалась:
– А они… еще бывают?
Медсестра улыбнулась еще шире:
– Да, у меня для вас есть такие.
Я ждала, не уверенная в том, что смогу ответить ей с должным воодушевлением, какого она явно ожидала.
– Давайте, – сказала я, наконец. – Что это за новости?
Она указала пальцем на мои трусы:
– Мы собираемся вынуть у вас катетер.
Но не было никакой гарантии, что мне его снова не поставят. Хирург, специалист по позвоночнику, сказал мне, что в области крестца нервные окончания не были повреждены. И он был настроен весьма оптимистически. Он надеялся, что у меня сохранилась чувствительность в этой области и я смогу не только чувствовать, когда мне захочется писать, но и управлять своими мышцами, чтобы сделать это. Хотя никто не мог дать мне стопроцентной гарантии, что у меня это получится.
И выяснить это можно было лишь на практике.
Сестра положила на кровать впитывающую пеленку, прежде чем помочь мне перебраться на нее, а потом выдернула катетер без излишних церемоний. Затем она помогла мне надеть ночную сорочку с разрезом на спине «для удобства».
– Когда вы почувствуете, что хотите писать, – сказала она, – не теряйте времени. Нажмите кнопку вызова сестры. Не пытайтесь перелезть в кресло самостоятельно.
– Хорошо.
– И не ждите, пока уже не сможете больше терпеть.
– Не буду.
Она пообещала скоро вернуться, чтобы проверить, как у меня обстоят дела. Мне предстояло выяснить, почувствую ли я что-нибудь. А если почувствую и смогу добраться до туалета, не описавшись, смогу ли управлять своими мышцами?
Я никогда прежде не задумывалась над тем, насколько сложно и вместе с тем гениально устроена мочевыделительная система. А теперь она стала играть огромную роль в моей жизни. Многие пациенты с такими же повреждениями, как у меня, вынуждены были проводить весь остаток жизни с катетерами, мирясь с унизительным положением и дискомфортом, не говоря уже о частых инфекциях. И теперь мне предстояло выяснить, окажусь ли я в их числе.