Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах Том 5
9 и взяли…
– Нет, нет… – с нетерпением заговорил Обломов, [которого сильно начинало] измученный присутствием Тарантьева и утомленный его требованиями, бранью и криком. ‹л. 24›
– [Экой скаред] Ну черт с тобой,
10 [для н‹его›] – говорил Тарантьев, уходя, – для него хлопочешь, хлопочешь,
11
79
а он ничего не хочет сделать. А я к куме должен
1 на Выборгскую сторону…
С уходом Тарантьева в комнате водворилась ненарушимая тишина, не прерывавшаяся минут десять. Обломов был [утомлен и] расстроен и письмом старосты, напуган предстоящим переездом на квартиру и [измучен] раздосадован Тарантьевым. Алексеев был огорчен лишением
2 целкового. Оба были недовольны. Наконец Обломов вздохнул:
– [Жизнь] Не позавидует мне, кто знает мою жизнь… – сказал он.
– Что же вы не пишете? – спросил Алексеев, – я бы вам перышко очинил.
– Очините, да и, Бог с вами, подите,
3 – сказал Обломов, – я уж один займусь, а вы ужо после перепишете.
– Очень хорошо-с, – отвечал Алексеев,
4 – в самом деле я помешаю еще как-нибудь. А я пойду
5 скажу, чтоб нас не ждали в Екатерингоф-то. Прощайте, Илья Ильич.
Но Илья Ильич не слушал его:
6 он, подобрав ноги под себя, почти улегся в кресло и, подгорюнившись, погрузился не то в дремоту, не то в задумчивость. ‹л. 24 об.›
Гл‹ава›
[Илья] Обломов, дворянин родом, губернский секретарь [родом] чином, безвыездно живет
7 пятнадцатый год в Петербурге.
Сначала, пока живы были его родители,
8 он жил [скромно] в двух комнатах,
9 [довольствуясь] имея при
80
себе только [слугу] вывезенного им из деревни слугу Захара.
1 [Потом] Но по смерти родителей, когда он
2 стал единственным обладателем трехсот пятидесяти душ, доставшихся ему в наследство
3 в одной из отдаленных губерний, [чуть-чуть] чуть не в Азии,‹л. 25›
4 он вместо
81
пяти начал получать
1 до двенадцати тысяч рублей дохода.
2 Тогда и жизнь его приняла другие, более широкие размеры. Он нанял [довольно] большую квартиру, прибавил к своему штату еще повара и лакея и завел было пару лошадей. [Тогда он был мо‹лод›] Тогда еще он был молод и если [не был] нельзя сказать, чтоб был жив, то живее,
3 [тогда] еще он [всё] был полон кое-каких
4 стремлений, всё чего-то [ждал] [чего-то] надеялся, чего-то ждал и от судьбы,
5 и от самого себя, всё [к чему-то] готовился к какому-то поприщу,
6 или, лучше сказать, к нескольким ролям [он думал, что]. [Перв‹ою›] Самою важною [ролью] из них он считал, разумеется, роль в службе, что и было целию его приезда в Петербург. Потом он думал и о роли в свете,
7 наконец, в отдаленной перспективе, на повороте с юности к зрелым летам, [ему ул‹ыбалось›] воображению его мелькало и улыбалось семейное счастие.
8 Но [дни] странно:
82
дни [мель‹кали›] шли за днями, года сменялись годами,
1 пушок сменился жесткой бородой,
2 два луча
3 глаз сменились двумя тусклыми точками, талия округлилась, волосы стали [падать] немилосердно лезть,
4 стукнуло молодцу тридцать лет, а он
5 всё еще стоял у [преддверия своих жела‹ний›] [у источника своих стремлений, то есть там же, где был десять лет назад] источника своих не то что мечтаний [но и законных стремлений], но возможных [стр‹емлений›] желаний и надежд,
6 то есть там же, где был десять лет назад [так что и законные [желания], возможные [его] желания и надежды [обращались] превращались у него в мечты]. [Дело в том, что] [Рисуя перспективу своей жизни, он не изучил своего характера, [как] а если и случилось ему] [всё] [Он всё еще составлял рисунок будущей] Но он всё сбирался и готовился начать жизнь, всё рисовал [только] в уме узор своей будущности [многое изменил, отбросил] и, конечно, с каждым мелькавшим над головой его годом должен был [многое] что-нибудь изменять и отбрасывать в этом узоре.
К нему, кажется, не подкрадывалось сознание, что он был характера более созерцательного, нежели деятельного,
7 что волнения, хлопоты всякого рода, вообще движение, не уживались с его вкусом и привычками.
8
83
А если иногда случай или необходимость и наталкивали [на них] Илью Ильича на заботы, то не приведи Бог,
1 как грустно становилось ему от этого. Он вовсе не был из числа тех людей,
2 которые всю сладость жизни видят в труде, всю сладость труда не в цели его, а опять в труде же.
3 От этого главное поприще – служба – на первых порах озадачила его самым неприятным образом, ‹л. 25 об.›
Воспитанный в недрах провинции среди кротких и теплых нравов и обычаев отчизны,
4 переходя в течение двадцати лет из объятий в объятия [милых] родных, друзей и знакомых, он до того был проникнут семейным началом, что и будущая служба представлялась ему каким-то семейным [делом] занятием,
5 вроде [вар‹енья›] [соленья огу‹рцов›] умолота, соленья огурцов, деланья варений, то [писания] записыванья в тетрадку прихода и расхода и т. п.
6 Он полагал, что [дождь и слякоть] чиновники одного места составляют нечто вроде семьи между собою, дружной, тихой, неусыпно пекущейся
7 о взаимном спокойствии и удовольствиях, [но как изумился] что [хождение] посещение присутственного места не есть
8 [уж такая крайняя необходимость] такая привычка, которой надо придерживаться ежедневно, и что слякоть, жара или просто нерасположение всегда будут служить достаточными и законными предлогами к нехождению в присутствие.
9 Но как изумился
10 он, когда увидел, [что [каждый из чиновников
84
норовит] необходимость] что надобно быть [зем‹летрясению›] по крайней мере землетрясению, чтоб не прийти здоровому чиновнику в должность,
1 а землетрясений, как на грех, в Петербурге не бывает; наводнение, конечно, могло бы
2 служить достаточным предлогом не прийти в должность,
3 да редко бывает.
4 Еще более огорчился
5 Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью «нужное» и даже «весьма нужное», когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в толстых делах
6 и, главное, всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались, [спустя] не успеют спустить одного, уж с яростью хватаются за другое дело – и конца этому нет.
