Харпер Ли - Убить пересмешника
— Ага, придумал! Пойдём походим у мисс Моди.
И Джим запрыгал по двору. Я старалась попадать след в след. На тротуаре напротив дома мисс Моди к нам подошёл мистер Эйвери. Лицо у него было розовое, из-под ремня выпирал толстый живот.
— Вот видите, что вы наделали? — сказал он. — В Мейкомбе снега не было с незапамятных времён. Погода меняется, а всё из-за непослушных детей.
Я подумала — может, мистер Эйвери знает, как мы летом ждали, чтоб он повторил своё представление? Что ж, если снег послан нам в наказание, пожалуй, стоит грешить. Откуда мистер Эйвери берёт свои метеорологические сведения, я не задумывалась: конечно же, прямо с Розеттского камня.
— Джим Финч, а Джим Финч!
— Джим, тебя мисс Моди зовёт.
— Держитесь оба посреди двора! У веранды снегом засыпало левкои, смотрите не наступите на них!
— Не наступим! — отозвался Джим. — А красиво, правда, мисс Моди?
— Да провались она, эта красота! Если ночью будет мороз, пропали мои азалии!
На старой, с широченными полями соломенной шляпе мисс Моди поблёскивали снежинки. Она наклонилась над какими-то кустиками и окутывала их пустыми мешками. Джим спросил, для чего это.
— Чтоб они не озябли, — сказала мисс Моди.
— Как цветы могут озябнуть? У них же нет кровообращения?
— Этого я не могу тебе объяснить, Джим Финч. Я знаю одно: если ночью будет мороз, цветы замёрзнут, вот я их и укрываю. Понятно?
— Да, мэм. Мисс Моди…
— Да, сэр?
— Можно мы с Глазастиком одолжим у вас снега?
— О господи, да берите весь! Там под крыльцом есть старая корзинка из-под персиков, наберите в неё и тащите. — Тут мисс Моди прищурилась. — Джим Финч, а что ты собираешься делать с моим снегом?
— Вот увидите, — сказал Джим, и мы перетащили со двора мисс Моди столько снегу, сколько могли. Это была очень мокрая и слякотная работа.
— А дальше что, Джим? — спросила я.
— Вот увидишь, — сказал он. — Бери корзинку и тащи с заднего двора в палисадник весь снег, сколько соберёшь. Да смотри зря не топчи, ступай только по своим следам.
— У нас будет маленький снеговичонок?
— Нет, настоящий большой снеговик. Ну, давай принимайся, дела много.
Джим побежал на задворки, достал мотыгу и начал быстро-быстро рыть землю за поленницей, а всех червей откидывал в сторону. Потом сбегал в дом, принёс бельевую корзину, насыпал в неё доверху земли и поволок в палисадник.
Когда мы натащили туда пять корзин земли и две корзины снегу, Джим сказал — можно начинать.
— Что-то грязь получается, — сказала я.
— Это сейчас грязь, а после будет хорошо, — ответил Джим.
Он стал лепить из земли ком, а на нём второй, всё больше и больше, и получилось туловище.
— Джим, разве бывают снеговики-негры? — спросила я.
— Потом он не будет чёрный, — буркнул Джим.
Он принёс из-за дома персиковых прутьев, сплёл их по нескольку штук и согнул, получились кости, их надо было облепить глиной.
— Это мисс Стивени Кроуфорд, — сказала я. — Сама толстая, а ручки тоненькие.
— Сейчас сделаю потолще. — Джим облил грязевика водой и прибавил ещё земли. Поглядел, подумал и слепил толстый живот, выпирающий ниже пояса. Потом поглядел на меня, глаза у него блестели. — Мистер Эйвери ведь похож на снеговика, верно?
Потом он набрал в горсть снега и налепил сверху. Мне он позволил лепить снег только на спину, а всё, что будет на виду, делал сам. Понемногу мистер Эйвери побелел.
Джим воткнул ему сучки на место глаз, носа, рта и пуговиц, и мистер Эйвери стал сердитый. Для полноты картины в руки ему дали полено. Джим отступил на шаг и оглядел своё творение.
— Прямо как живой! — сказала я. — До чего здорово, Джим!
— Правда, неплохо? — смущённо сказал Джим.
Мы не могли дождаться Аттикуса к обеду, а позвонили в суд, что у нас для него сюрприз. Он пришёл и, видно, удивился, что мы всю землю из-за дома перетащили в палисадник, но сказал — мы отлично поработали!
— Я не совсем понимал, из чего ты его вылепишь, — сказал он, — но впредь я могу за тебя не волноваться, сын, ты всегда что-нибудь да придумаешь.
У Джима даже уши покраснели от такой похвалы, но Аттикус отступил на шаг, и он насторожился. Аттикус разглядывал снеговика. Весело улыбнулся, потом засмеялся.
— Не знаю, что из тебя выйдет, сын, — инженер, адвокат или художник-портретист. Но сейчас тебя, пожалуй, можно судить за публичное оскорбление. Придётся этого малого замаскировать.
И Аттикус предложил Джиму поубавить брюшко снеговика, дать ему в руки вместо полена метлу и повязать фартук.
Джим объяснил, что тогда опять будет не снеговик, а грязевик.
— Ну, сделай по-другому, но что-то сделать надо, — сказал Аттикус. — Ты не имеешь права лепить карикатуры на соседей.
— Это не карикатура, — сказал Джим. — Он на самом деле такой.
— Мистер Эйвери может с тобой не согласиться.
— Придумал! — сказал Джим.
Он побежал через улицу, скрылся за домом мисс Моди и вернулся гордый и довольный. Нахлобучил на снеговика её широкополую соломенную шляпу, а в согнутую руку сунул садовые ножницы. Аттикус сказал — вот и прекрасно.
Из дому вышла мисс Моди и остановилась на крыльце. Поглядела через улицу. И вдруг усмехнулась.
— Джим Финч, ах ты, чертёнок! — крикнула она. — Подайте сюда мою шляпу, сэр!
Джим поглядел на Аттикуса, Аттикус покачал головой.
— Она это не серьёзно, — сказал он. — Просто она поражена твоими… талантами.
Аттикус перешёл улицу, и они с мисс Моди оживлённо заговорили о чём-то, размахивая руками; до меня донеслось только:
— …выставить во дворе самого настоящего мофродита! Хорошо же ты их воспитываешь, Аттикус!
Днём снег перестал, похолодало, и к ночи сбылись худшие предсказания мистера Эйвери. Кэлпурния, не переставая, топила все печи, а мы всё равно мёрзли. Вечером Аттикус сказал — плохо наше дело, — и спросил Кэлпурнию, может, ей лучше остаться у нас ночевать. Кэлпурния обвела взглядом большие окна и высокие потолки и сказала — у неё дома, наверно, теплее. И Аттикус отвёз её в автомобиле.
Перед сном Аттикус подбросил угля в печку у меня в комнате. Он сказал — сейчас шестнадцать градусов, он за всю жизнь не запомнит такого холода, а наш снеговик совсем заледенел.
Мне показалось, прошло совсем мало времени, и вдруг кто-то трясёт меня за плечо. Я проснулась и увидела поверх одеяла пальто Аттикуса.
— Разве уже утро?
— Вставай, малышка.
Аттикус протянул мне мой купальный халат и пальто.
— Сперва надень халат, — сказал он.
Рядом с Аттикусом стоял Джим, весь встрёпанный, ого качало. Одной рукой он придерживал ворот, другую сунул в карман. Он был весь какой-то толстый.
— Быстрее, дружок, — сказал Аттикус. — Вот твои носки и башмаки.
Я ничего не поняла, но обулась.
— Уже утро?
— Нет ещё, второй час. Ну-ка, побыстрее.
Наконец до меня дошло: что-то не так.
— А что случилось?
Но теперь ему уже незачем было объяснять. Как птицы знают, что пора укрыться от дождя, так я знала, когда на нашу улицу приходила беда. Я услышала какое-то шелковистое шуршанье, шорохи, приглушённую суету, и мне стало страшно.
— У кого это?
— У мисс Моди, дружок, — сказал Аттикус.
С веранды мы увидели, что у мисс Моди из окон столовой рвётся пламя. И словно затем, чтоб мы скорей поверили своим глазам, взвыла над городом пожарная сирена — всё тоньше, визгливее, и никак не умолкала.
— Всё сгорит? — жалобно спросил Джим.
— Наверно, — сказал Аттикус. — Теперь вот что. Подите оба к дому Рэдли и стойте там. И не вертитесь под ногами, слышите? Видите, с какой стороны ветер?
— О-о! — сказал Джим. — Аттикус, может, надо уже вытаскивать мебель?
— Пока ещё рано. Делай, что я велю. Ну, бегите! Смотри за сестрой, Джим, слышишь? Не отпускай её ни на шаг.
И Аттикус подтолкнул нас к воротам Рэдли. Мы стояли и смотрели — нашу улицу всё тесней заполняли люди и автомобили, а тем временем огонь молча пожирал дом мисс Моди.
— Ну что они так долго, что они так долго… — бормотал Джим.
Но мы понимали, в чём дело. Старая машина не заводилась на морозе, и целая толпа катила её по улице, просто подталкивая руками. А когда шланг прикрутили к водоразборной колонке, он лопнул, струя брызнула вверх и окатила мостовую.
— Ой, Джим!…
Джим обнял меня за плечи.
— Тише, Глазастик. Подожди волноваться. Я тебе тогда скажу.
Жители Мейкомба, более или менее раздетые, через двор выносили мебель мисс Моди на улицу. Аттикус тащил тяжёлую дубовую качалку, и я подумала, какой он умный, спас ту самую вещь, которую мисс Моди любит больше всего.
По временам слышались крики. Потом в окне мансарды появился мистер Эйвери. Он выкинул под окно тюфяк и бросал на него разные вещи, пока все не закричали:
— Спускайтесь, Дик! Лестница горит! Уходите оттуда, мистер Эйвери!
Мистер Эйвери стал вылезать в окно.
— Застрял… — выдохнул Джим. — Ох, Глазастик…
Мистер Эйвери не мог двинуться ни взад, ни вперёд. Я уткнулась Джиму под мышку и зажмурилась. Потом Джим крикнул:
