Гарольд Роббинс - Искатели приключений
А так — ну что они могли со мной сделать? Мне даже не было необходимости отвечать на вопросы, если я сам этого не хотел. Так что они были вольны думать, что им заблагорассудится, а правила протокола в равной мере служили защитой и им, и мне.
— Ты передал ему то, что я сказал тебе вчера?
— Да.
Вот-вот. То же самое, что и все остальные.
— Если бы в момент происшествия ты не был бы в доме сенатора, может, еще и обошлось бы как-нибудь, — продолжал Джереми. — Но поскольку ты там был, сенатор считает, что ты таким образом обеспечивал себе алиби. Я молчал. Какой был смысл говорить?
— Ты и сам понимаешь, что теперь шансов получить заем у вас нет.
— Понимаю.
Вошла моя секретарша, поставила на стол атташе-кейс.
— Машина, которая отвезет вас в аэропорт, у дверей, — шепнула она.
— Какие у тебя планы? — спросил Джереми.
Внезапно я осознал, что мне надоело доверять людям. Ни одна из моих задумок не воплотилась в жизнь, поэтому мне было трудно винить людей за то, что они считают меня лжецом.
— Сейчас я еду в аэропорт, чтобы вылететь в Париж.
— Париж? — с удивлением переспросил Джереми. — А ты не сошел с ума? Ты же знаешь, как это будет всеми воспринято!
— Мне наплевать, как это будет всеми воспринято.
— Это неразумно. Ты действуешь так, как будто тебе уже ни до чего нет дела.
— Так оно и есть, — грубо отозвался я. Джереми на мгновение смолк.
— Я не могу в это поверить, ведь я же знаю тебя. Зачем тебе Париж?
— Повеселиться! — издевательски ответил я. — На кой же еще черт люди ездят в Париж?
Я со злостью бросил трубку на рычаги и тут же испытал нечто похожее на угрызения совести. У меня не было никакого права так разговаривать с Джереми. Он же был на моей стороне. Он хоть не стыдился поддерживать со мной контакт.
Я раздумывал над тем, чтобы позвонить ему и извиниться, но тут в дверь просунула голову секретарша.
— Водитель говорит, что у вас временив обрез, чтобы успеть на самолет, да и то, если поторопитесь.
Я схватил чемоданчик. Позвоню Джереми, когда вернусь.
Было довольно странно видеть Роберта на отцовском месте, в баронском кресле за украшенным резьбой старинным столом. Однако уже через мгновение все встало на свои места, и Роберт выглядел уже так, будто вечно сидел здесь. В конце концов, для этого он и был рожден.
— Ты знаешь законы, — сказал он, — а швейцарское правительство соблюдает их особенно рьяно. Если мы предоставим тебе такую информацию, нас могут лишить лицензии.
— Я знаю законы, — произнес я, не сводя с него глаз. — Поэтому-то и пришел к тебе.
Роберт молчал, выражение его лица было встревоженным. Я не торопил его, он и сам помнил, как близки мы были одно время.
— Как Дениз? Детишки? Он осветился улыбкой.
— Не заводи меня на эту тему. Я — типичный отец. Я улыбнулся в ответ.
— Тогда можно сделать вывод, что у них все в порядке? Он кивнул.
— Этого не поймешь, пока ими не обзаведешься.
Сначала Сергей, теперь — Роберт. Оба давали ощущение надежности, принадлежности к корням, к земле и жизни. Вот в чем все дело. Я же походил на дерево со сломленной вершиной, рост которого прекратился.
— Завидую тебе, — искренне сказал я. Он удивленно вскинул брови.
— Странно слышать это от тебя.
— Да, знаю, ведь у меня такая веселая жизнь. Плейбой на гребне успеха.
— Я не хотел обидеть тебя, Дакс.
— Знаю. Просто я слишком чувствительный. — Я потянулся за сигаретой. — У меня такое ощущение, что куда бы я не свернул, везде тупик.
Роберт смотрел, как я прикуриваю.
— И что же, по-твоему, произойдет теперь?
— Не знаю. Но если поток оружия не будет остановлен, погибнет множество ни в чем не повинных людей. Роберт уперся взглядом в крышку стола.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что я сейчас не пытаюсь защищать свои интересы? — Я кивнул. Об этом он мог и не говорить мне. Я присутствовал при том, как он переписал свои инвестиции в Кортегуа на своих британских кузенов. — Зато на мне лежит большая ответственность. Многие люди теперь зависят от меня.
Я поднялся.
— Понятно. Это же чувство испытываю и я, только мне приходится отвечать не за их благосостояние, а за их жизнь.
Роберт промолчал.
— В любом случае, спасибо тебе. Я не стану больше отнимать у тебя время.
— Что ты намерен делать?
Сейчас я был очень далек от попыток издеваться над кем-либо.
— Поскольку ничего лучшего не предвидится, пойду и разыщу себе женщину.
Марлен фон Куплен. Только на днях я прочитал в колонке Ирмы Андерсен — а может, услышал от кого-то? — что она живет в Париже. Идея была довольно рискованной, но все-таки это было лучше, чем ничего. Я вполне допускал, что она может поддерживать дружеские отношения с людьми, которые были в состоянии помочь мне найти необходимую информацию о Восточной Германии.
Один из моих знакомых газетчиков дал мне ее телефон. Почти всю вторую половину дня я крутил диск, но безуспешно. Было уже пять часов, когда она, наконец, сняла трубку. Я услышал ее хриплый голос, как будто она только что встала с постели.
— Алло.
— Марлен?
— Да. Кто это?
— Диогенес Ксенос.
— Кто?
— Дакс.
— Дакс, — повторила она с едва слышной ноткой сарказма в голосе. — Неужели сам Дакс?
— Да.
— И чему же я обязана этим звонком?
— Я слышал, что ты в Париже, и решил выяснить, не свободна ли ты сегодня вечером, чтобы поужинать вместе.
— У меня встреча. — Но Марлен не смогла сдержать своего любопытства. — Не слишком ли поздно ты звонишь? Я увидел в этих словах шанс отыграться.
— Я звоню тебе с полудня. Никто не подходил к телефону.
— Мы с тобой давно знакомы, — произнесла Марлен. — Скажи, почему же именно сейчас?
Я не мог себе позволить столь же прямо ответить на ее прямой вопрос.
— Слишком часто ты появлялась в обществе моего друга.
— А я слышала, что раньше тебя это не останавливало.
— Джереми был моим самым близким другом. Но еще в тот день, когда я впервые увидел тебя ночью в Сан-Тропезе, в доме на берегу, я сказал себе: однажды...
Я понял, что угодил ей этим, и понял, что выиграл.
— Я уже сказала тебе, что сегодняшний вечер у меня занят. Как насчет завтра?
— По-моему, это «однажды» уже наступило. Я ждал так долго Почему бы тебе не перенести свою встречу? Не знаю, "куда судьба может занести меня завтра.
Марлен заколебалась.
— Н-не знаю... — и тут же сдалась. — Хорошо. Я положил трубку и откинулся на спинку кресла.
20
Когда такси остановилось на авеню Клебер возле дома, где она жила, стрелки показывали четвертый час утра. Какое-то время мы еще сидели неподвижно, затем она повернулась ко мне.
— Не хочешь подняться ко мне?
— Да, спасибо, — ответил я пустым голосом. — Поднимусь.
Я расплатился с таксистом, мы вышли из машины, пересекли обсаженный деревьями тротуар, по правую сторону которого тянулась забитая автомобилями стоянка. Мокрая тёмная мостовая чуть поблескивала после позднеянварского дождя, кончившегося несколько минут назад. Под ногами шуршали последние, не успевшие облететь с осени, листья.
Перед ее дверью мы остановились. Она начала копаться в сумочке в поисках ключа. Найдя, протянула его мне. Я раскрыл дверь, и мы вошли. Лифт поднял нас на третий этаж, и тем же самым ключом я открыл дверь ее квартиры.
Когда мы прошли в гостиную, она повернулась ко мне.
— Выпьешь чего-нибудь?
Я кивнул, и она указала мне на маленький переносной бар.
— Найдешь там, что тебе нужно. Я сейчас.
Она прошла в другую комнату, а я налил в стакан бренди. Сделал глоток, сел на кушетку. Что-то пошло не так. Где-то я ошибся. Почти со злостью к самому себе я пытался разобраться, в чем же дело.
В комнату вошла Марлен. Она сменила вечернее платье на пижаму черного бархата: коротенький жакет чуть-чуть не доставал до верхнего края расшитых шелком брюк. При каждом ее движении открывалась соблазнительная полоска мягкой плоти. Черный цвет удивительно шел к ее светлым волосам и голубым скандинавским глазам.
— Ты чудесно выглядишь.
Она не ответила. Развернувшись, тоже плеснула себе в стакан бренди, потянулась им ко мне.
— Твое здоровье.
— Твое здоровье, — отозвался я, и мы сделали по глотку. Опустив бокал, Марлен посмотрела мне прямо в глаза.
— Я нисколько не сержусь, — негромко проговорила она, — но все же скажи, зачем ты мне позвонил?
Я не отводил глаз, но молчал. Теперь я сам бы хотел получить ответ на этот вопрос. Все вдруг представилось мне дурацкой затеей.
— Это вовсе не то, что ты сказал мне по телефону. Я же не ребенок. Когда тобою интересуется мужчина, это сразу становится ясно.
Вот-вот. Я оказался не готов. Может, в своей наивности я рассчитывал встретить ту же испуганную молодую женщину, которая семь лет назад впервые появилась на пороге моего дома в Сан-Тропезе? Теперь она совершенно переменилась. Стала настоящей дамой, прекрасно владевшей собой. И жизнь она знала не хуже меня, если только не лучше.
