Эмиль Золя - Истина
— Теперь я увѣренъ, что меня прогонятъ съ мѣста, и мнѣ придется околѣвать съ голоду на улицѣ.
Маркъ успокоилъ его, обѣщаясь найти ему другое занятіе, послѣ чего поспѣшилъ къ Терезѣ, чтобы успокоить ее добытыми результатами; теперь невинность Франсуа будетъ несомнѣнно доказана. Вотъ уже двѣ недѣли, какъ Тереза проводила дни и ночи у постели Розы, непоколебимая въ своей увѣренности, что мужъ ея не могъ сдѣлать такого гнуснаго поступка; тѣмъ не менѣе сердце ея болѣло и душа страдала отъ неизвѣстности, гдѣ онъ находится, хотя всѣ газеты прокричали объ этомъ случаѣ, и онъ не могъ не знать о несчастіи. Дѣвочка понемногу поправлялась; она вставала съ постели и могла уже шевелить рукой, но Тереза продолжала мучиться, не говоря никому ни слова о своихъ тревогахъ. Почему не возвращался Франсуа? Какъ могъ онъ не интересоваться судьбою Розы? И вотъ, въ ту минуту, когда Маркъ передавалъ ей о своей бесѣдѣ съ Марсулье, у Терезы вырвался радостный крикъ: въ комнату вошелъ Франсуа. Наступила потрясающая сцена; супруги сказали другъ другу лишь нѣсколько словъ, и все разъяснилось.
— Ты не повѣрила, Тереза, что я могъ это сдѣлать?
— Нѣтъ, Франсуа, клянусь тебѣ!
— До сегодняшняго утра я ничего не зналъ; случайно мнѣ попалъ въ руки нумеръ старой газеты, я и началъ читать ее отъ скуки, — я былъ такъ одинокъ и тосковалъ, — и вдругъ я прочелъ ужасную вѣсть и сейчасъ же поспѣшилъ сюда. Какъ здоровье Розы?
— Она поправляется; она тамъ, въ сосѣдней комнатѣ.
Франсуа не посмѣлъ обнять Терезу: она стояла передъ нимъ выпрямившись, гордая, строгая, несмотря на охватившее ее волненіе. Тогда Маркъ подошелъ къ своему внуку и взялъ его за обѣ руки; по блѣдному, печальному лицу, со слѣдами пролитыхъ слезъ, онъ догадался о той драмѣ, которую, вѣроятно, пережилъ несчастный.
— Скажи мнѣ все, мои бѣдный другъ, — проговорилъ Маркъ, пожимая его руки.
Франсуа вполнѣ чистосердечно, въ короткихъ словахъ, разсказалъ о безумномъ увлеченіи, о бѣгствѣ изъ Мальбуа подъ руку съ Колеттой, которая сводила его съ ума. Они скрывались въ Бомонѣ, на окраинѣ города, занявъ комнату, изъ которой рѣдко выходили. Двѣ недѣли прожили они такимъ образомъ, среди постоянныхъ ссоръ, взаимныхъ упрековъ, причемъ Колетта, со свойственною ей горячностью, осыпала его не только оскорбленіями, но и побоями. Наконецъ она внезапно исчезла послѣ бурной сцены, когда чуть не перебила всю мебель о его голову; съ этого дня прошло три недѣли; онъ остался одинъ, въ полномъ отчаяніи, охваченный угрызеніями совѣсти, и никуда не выходилъ, точно заживо похороненный; онъ не смѣлъ вернуться въ Мальбуа, въ домъ жены, которую не переставалъ любить, несмотря на охватившую его горячку страсти.
Пока онъ говорилъ, Тереза стояла отвернувшись, ни однимъ движеніемъ не выдавъ своего волненія; когда онъ кончилъ, она сказала:
— Мнѣ незачѣмъ это знать… Я знаю одно, что ты вернулся, чтобы оправдаться во взводимыхъ на тебя обвиненіяхъ.
— Этихъ обвиненій уже не существуетъ въ настоящую минуту, — осторожно замѣтилъ Маркъ.
— Я вернулся, чтобы повидать Розу, — отвѣтилъ Франсуа, — и я пришелъ бы на другой же день, еслибы узналъ во-время о случившемся.
— Хорошо, — проговорила Тереза, — я не запрещаю тебѣ повидать дочь. Она тамъ, въ комнатѣ; пройди къ ней.
И вотъ разыгралась сцена, за перипетіями которой Маркъ слѣдилъ съ возрастающимъ волненіемъ. Роза сидѣла съ подвязанной рукой, въ креслѣ, и читала книгу. Когда дверь растворилась, дѣвочка подняла голову, и у нея вырвался крикъ, въ которомъ слышались и ужасъ, и затаенная радость.
— Папа! папа!
Она вскочила съ кресла и потомъ вдругъ остановилась, словно ею овладѣло чувство страха и смущенія.
— Папа! Вѣдь это не ты бросился на меня въ тотъ вечеръ? У того человѣка была другая борода; онъ былъ ниже ростомъ!
Въ испугѣ разсматривала она своего отца, словно находила его инымъ, чѣмъ представляла его себѣ въ своемъ воображеніи съ тѣхъ поръ, какъ онъ ушелъ, и мать такъ горько о немъ плакала. Не думала ли она, что у него стало злое лицо, и что онъ вообще измѣнился и принялъ образъ чудовища? Теперь она видѣла передъ собою прежняго «папу» съ добрымъ лицомъ и привѣтливой улыбкой, котораго такъ обожала; онъ вернулся, и у нихъ въ домѣ не будутъ больше плакать, — такъ она думала. Черезъ минуту она задрожала отъ другой мысли, которая ужаснула ея любящую душу: ей представились послѣдствія ея собственной ошибки.
— А я тебя обвиняла, дорогой папа; я съ упрямствомъ повторяла, настаивала, что ты напалъ на меня! Нѣтъ, нѣтъ, это не былъ ты! Я — гадкая лгунья; я скажу это жандармамъ, если они придутъ за тобой!
Роза упала на кресло и горько заплакала; прошло немало времени, пока отецъ, взявъ ее на руки, не успокоилъ ея, увѣривъ, что всякая опасность миновала. Онъ самъ дрожалъ отъ волненія и съ трудомъ выговаривалъ слова любви и ласки. Какъ ужасенъ былъ его поступокъ, если родная дочь составила себѣ о немъ такое отвратительное представленіе и сочла его способнымъ на гнусное преступленіе.
Тереза смотрѣла на эту сцену, стараясь сохранить самообладаніе. Она не проронила ни слова. Франсуа взглянулъ на нее, стараясь угадать, принимаетъ ли она его вновь къ семейному очагу, который онъ такъ легкомысленно покинулъ. Маркъ, видя строгое выраженіе лица Терезы, подававшее мало надежды на прощеніе, рѣшилъ увести своего внука къ себѣ, чтобы выждать болѣе благопріятную минуту для примиренія.
Въ тотъ же вечеръ судебныя власти явились на квартиру Фаустена, какъ къ обвиняемому въ покушеніи на изнасилованіе маленькой Розы. Но квартира была пуста; комната на запорѣ: обвиняемый успѣлъ исчезнуть. Всѣ розыски не привели ни къ чему: онъ скрылся и, какъ впослѣдствіи говорили, уѣхалъ въ Америку. Вмѣстѣ съ нимъ бѣжала, вѣроятно, и Колетта, такъ какъ и ея слѣдъ простылъ. Все дѣло осталось невыясненнымъ и давало поводъ къ разнымъ предположеніямъ. Не сговорились ли между собою братъ и сестра? Не совершила ли Колетта побѣгъ съ Франсуа, увлекая его согласно заранѣе составленному плану, или Фаустенъ дѣйствовалъ по собственному побужденію, стараясь извлечь пользу изъ богатства сестры? Или за нимъ стояло другое лицо, другая злая воля, руководившая имъ, которая толкнула его на гнусное злодѣяніе, желая повредить свѣтской школѣ и создать повтореніе процесса Симона? Всякія гипотезы были допустимы въ виду совершившагося факта покушенія, но въ концѣ концовъ всѣ пришли къ тому убѣжденію, что здѣсь пущена была въ ходъ сложная комбинація, устроена весьма хитроумная ловушка.
Маркъ вздохнулъ съ облегченіемъ, когда все было выяснено, когда наконецъ душа освободилась отъ тяжелаго гнета! Онъ былъ страшно взволнованъ новой попыткой клерикальной партіи повредить интересамъ свѣтской школы. Зато какая радость охватила его при новомъ торжествѣ истины и справедливости, благодаря трезвымъ понятіямъ народныхъ массъ, просвѣщенныхъ школою! Вѣдь въ данномъ случаѣ улики противъ Франсуа были куда серьезнѣе, чѣмъ улики противъ Симона.
Его обвиняла родная дочь, хотя потомъ она сознала свою ошибку, но общественное мнѣніе приписало бы такой отказъ отъ первоначальнаго обвиненія насилію со стороны родителей. Во времена дѣла Симона никто не рѣшался замолвить за него слово, — ни Бонгаръ, ни Долуаръ, ни Савенъ, — никто не рѣшался сказать своего мнѣнія, боясь запутаться въ этомъ процессѣ. Въ тѣ времена Марсулье никогда не высказалъ бы добровольно истинную правду, во-первыхъ, потому, что не сознавалъ бы необходимости въ такомъ поступкѣ, а во-вторыхъ, потому, что сильная партія реакціонеровъ и клерикаловъ не позволили бы ему облегчить свою совѣсть честнымъ признаніемъ. Конгрегаціи. отравляющія живой источникъ народныхъ силъ, еще были въ силѣ; онѣ провозгласили ложь, какъ догматъ, дѣлали изъ обмана культъ. Для того, чтобы поддерживать борьбу Рима со свободною мыслью, пускали въ ходъ партійныя интриги, вооружали одну политическую партію противъ другой, разсчитывая извлечь пользу изъ разгорѣвшейся ненависти, которая заставляла всю націю расколоться на двѣ половины; сами же конгрегаціи надѣялись такимъ образомъ удержать въ своихъ рукахъ главную массу населенія — простой, невѣжественный народъ, бѣдняковъ и неучей. Римъ былъ наконецъ побѣжденъ; конгрегаціи обречены на исчезновеніе; вскорѣ наступитъ время, когда не останется ни одного іезуита, ни одного омрачителя народнаго сознанія, извратителя фактовъ; торжество разума освободитъ закованную въ жалкія суевѣрія народную мысль и создастъ наконецъ на землѣ царство истины и справедливости. Приближеніе этой счастливой эры уже сказывалось въ развивающемся самосознаніи народа, которому преподавались трезвыя научныя истины вмѣсто прежнихъ басенъ и суевѣрныхъ толкованій прошлаго.
Маркъ, несмотря на побѣду своихъ идей, не могъ отдѣлаться отъ одной серьезной заботы, возникшей, благодаря семейнымъ несогласіямъ, между Терезой и ея мужемъ, Франсуа; передъ нимъ вставалъ неразрѣшенный вопросъ, какъ устроить полное счастье между мужчиной и женщиной, возможное лишь при полномъ взаимномъ согласіи. Увы, онъ не могъ надѣяться, чтобы человѣчество когда-либо избавилось отъ страстей, перестало страдать подъ бичомъ ненасытныхъ желаній; всегда и во всѣ времена на долю нѣкоторыхъ несчастныхъ выпадутъ страданія обманутой любви, ревности, — сердца ихъ не убережешь отъ мученій. Онъ все же надѣялся, что женщина, добившись равноправія съ мужчиной и одухотворенная свѣтомъ истинной науки, избавится отъ проклятія низкихъ страстей; сознаніе своего достоинства не допуститъ ее поднимать домашнія ссоры и внесетъ больше спокойствія въ ея отношенія къ мужчинѣ. Въ только что пережитыхъ волненіяхъ по поводу несчастія съ Розой, уже выяснилось, насколько женщина прониклась стремленіями къ справедливости, забывая собственныя обиды, ради общей благой цѣли — раскрытія истины! Женщина освободилась отъ вліянія аббатовъ, внушавшихъ ей суевѣрія; она уже не боялась ужасовъ ада, не унижалась передъ своими духовниками, не вѣрила тому, что въ ней живетъ соблазнъ міра, и перестала быть игрушкой въ рукахъ служителей церкви, которые посредствомъ нея пытались покорить мужчинъ, заставляя женщину прибѣгать ко всякимъ хитростямъ и лжи. Теперь женщина пользовалась всеобщимъ почетомъ, какъ супруга и мать, и ей предстояло выполнить послѣднюю задачу — ввести въ семью высокія понятія взаимнаго уваженія, основаннаго на культурныхъ стремленіяхъ свободы и равенства.
