Герман Банг - У дороги
Хус долго стоял и смотрел на нее. Потом бесшумно вернулся на свое место и сидел, счастливо улыбаясь, устремив глаза на вершину дуба и охраняя ее сон.
Мария разбудила их громогласным «о-ла-ла!», приглашая пить кофе. Бай уже отоспался, вместе с хмелем улетучилось и его раздражение.
– На свежем воздухе полезно пропустить рюмочку коньяку, – провозгласил он. – Пропустить рюмочку на свежем воздухе.
К рюмочке ему захотелось еще кусочек пирога. Бай не мог пожаловаться на плохой аппетит.
– Отменный пирог, – сказал он.
– Это пирог Хуса, – сказала Катинка.
– Что ж, на здоровье, – сказал Бай, – лишь бы и нам дали полакомиться…
Выпив кофе, снова пустились в путь. Баю надоело править, он поменялся местами с Хусом и пересел на заднее сиденье рядом с Катинкой. Всех клонило в сон – стоял палящий зной, дорога была пыльная. Катинка смотрела на спину Хуса – на его широкий загорелый затылок.
Постоялый двор был забит распряженными повозками. Женщины и девушки, только что сошедшие с сидений, встряхивали и расправляли юбки. Окна погребка были распахнуты настежь, там резались в карты и рекой лился пенистый пунш. В зале, за спущенными занавесками, кто-то бренчал на разбитом рояле «Ах, мой милый Вальдемар».
– Эту песню играет Агнес, – сказала Катинка.
– Соловушки, – сказал Бай. – Вечерком послушаем, как они щебечут.
Проходя, Катинка попыталась заглянуть в окна зала, но рассмотреть ей ничего не удалось.
– Не подглядывать, – сказал Бай. – Вход рядом с кассой…
За занавесками крикливый женский голос выводил: «О мой Шарль!»
О мой Шарль,
ты пришли мне письмо…
– Ой, – сказала Катинка. Она остановилась у окна и кивнула. – Эту тоже… Агнес играет…
Как, бывало, когда-то…
– Идем, Тик, – сказал Бай. – Ты держись поближе к Хусу, а я пойду вперед и буду прокладывать дорогу.
– Но мы с ней знаем только первый куплет, – сказала Катинка, она взяла Хуса под руку и продолжала прислушиваться к песенке.
Как, бывало, когда-то… —
выкрикивала певица.
– В остальных всегда повторяется то нее, что в первом, – сказал Хус.
– Где же вы? – крикнул Бай.
У входа в павильон долговязая особа пела о злодее-убийце Томасе и колотила бамбуковой тростью висевшее на стене карикатурное изображение убийцы. Зрители смущенно таращились на певицу и повторяли припев, протяжный, точно церковное «аминь».
Девушки с застывшим выражением лица шли под руку длинными цепочками мимо мужчин, которые «высматривали» их, толпясь перед палатками, и покуривали трубки, засунув руки в карманы.
Какой-то мужчина выступил вперед.
– Здравствуй, Мари, – сказал он. Мари протянула ему кончики пальцев.
– Здравствуй, Серен, – сказала она.
И вся девичья цепочка остановилась и стала ждать. Серен постоял перед Мари, оглядел свою трубку, потом сапоги.
– До свиданья, Мари, – сказал он.
– До свиданья, Серен.
Серен вернулся к своей компании, а девичья цепочка снова сомкнулась, и девушки двинулись дальше, поджав губы.
– Дурацкая манера – загородили всю улицу, – проворчал Бай.
Женщины постарше собирались в кружок и разглядывали друг друга со скорбным выражением, точно провожали покойника. Говорили они шепотом, еле слышно, будто не в силах были как следует открыть рот, и, произнеся два слова, умолкали с видом оскорбленного достоинства.
Протиснуться сквозь толпу было совершенно невозможно.
– Приходится работать локтями, – сказала Катинка. Ее то и дело притискивали к Хусу.
– Держитесь за меня покрепче, – говорил Хус. Долговязая «человекоубийца» и две шарманки, – одна наигрывала заунывное «Прощание генерала Бертрана», другая– «Дуэт Аяксов», – заглушали все остальные звуки. Сновавшие взад и вперед гимназисты свистели, заложив два пальца в рот, а неповоротливые деревенские мальчишки надували шары-пищалки и, задрав кверху неподвижные лица, ждали, пока шары начнут выпускать воздух.
Солнце заливало улицу, в его лучах плавились и люди и медовые коврижки.
– Уф, жарко, – сказала Катинка.
– А вот вафли! – крикнул Бай.
– Купите вафли, милая дама, купите вафли у черноглазой дочери Фердинанда из Тироля…
– Вафли, Хус, вафли, – сказала Катинка, стараясь пробиться сквозь девичью стену, преграждавшую улицу.
– Ах! – взвизгивали девушки. Гимназисты умудрились пришить один к другому подолы их юбок.
– Это гимназисты! – кричали какие-то увальни, ученики реальной школы. Сами они пытались зацепить юбки девушек булавками.
Девушки, сбившись стайками, старались увернуться от них.
– Ой, – вскрикивали они. – Ой!
Гимназисты, пользуясь суматохой, врезались в девичью гурьбу, норовя ущипнуть девушек за ноги.
– Ой… – раздавался визг. Катинка, расшалившись, вскрикивала вместе с девушками.
– Вафли, любезная дама, купите вафли у черноглазой дочери Фердинанда из Тироля.
Они подошли к жаровне.
– Три голландские вафли, сударь, пятнадцать эре.
– А ну, черноглазая, посыпь-ка их сахаром. Черноглазая сыпала сахар щепотью.
– Она знавала лучшие дни, мадам, – сказал мужчина. – Не пожалейте чаевых для черноглазой дочери Фердинанда из Тироля, – зазывал он на всю улицу.
Черноглазая, как автомат, встряхивала протянутой копилкой, и вид у нее был такой, точно она слепая и глухая.
– Сахару, черноглазая.
Черноглазая снова взяла щепоть сахарного песку. Вышли на площадь.
– Я просто оглохла, – сказала Катинка, затыкая уши. На высоких подмостках профессор черной магии Ле Тор под аккомпанемент двух литавр пытался перекричать музыку с трех каруселей. Белолицый Пьерро втаскивал громадный барабан на самую большую арену мира:
– Величайшая арена мира, милостивые дамы и господа, всемирно известная арена…
Он извлекал звуки из барабана, опускаясь на него увесистым задом.
– Мисс Флора– Мисс Флора на высокой трапеции… Аттракцион был прямо перед ними.
– Мисс Флора – королева воздуха, десять эре, господа… – Зазывала правой рукой энергично встряхивал колокольчик.
– Королева воздуха – всего десять эре… Профессор Ле Тор был уязвлен. Он до хрипоты кричал что-то о всемирно известных чудесах и под конец объявил, что решил без дополнительной платы сотворить шелковую ленту длиной в пятьсот локтей… Он начал рыгать, извлекая из глотки длинные полосы папиросной бумаги, и так при этом побагровел, что казалось, еще минута, и его хватит удар.
– Королева воздуха – всего десять эре…
На величайшей арене мира Пьерро стоял вверх ногами на барабане и черепом выбивал дробь…
Под звуки труб и шарманок вертелась карусель…
– Любезные дамы, королева воздуха… королева воздуха– десять эре.
Солнце палило, пахло медовыми коврижками, вокруг толкались и шумели.
– Как хорошо! – сказала Катинка. Она подняла глаза на Хуса и чуть выгнула спину, как котенок на припеке.
– Вот она, – сказала Катинка.
– Кто она?
– Женщина, которая стирала.
Это была королева воздуха – она поднималась по лестнице в сапожках и розовом трико, покачивая широким задом.
– Мисс Флора, прозванная королевой воздуха, – всего десять эре.
Королева воздуха держала в руке веер, которым прикрывалась, как фиговым листком. Прежде чем войти в палатку и подняться на трапецию, она наспех проглотила несколько слив.
– Может быть, зайдем, посмотрим, – предложила Катинка.
– Тик! – кричал Бай. Он хотел посмотреть укротительницу змей. Они стали протискиваться сквозь толпу и оказались возле карусели. Мария каталась верхом на льве, почти в объятиях какого-то кавалериста.
Катинке тоже захотелось прокатиться на карусели. Бай сказал– вот еще, платить деньги, чтобы тебя вывернуло наизнанку. Катинка села рядом с Хусом на лошадку ближе к центру круга, и они завертелись, сначала медленно, потом быстрее. Она кивала Баю и улыбалась лицам, которые мелькали вокруг.
– Сколько народу! – сказала она. С карусели было видно море голов.
Они решили прокатиться еще раз.
– Ловите кольцо! – сказала Катинка и наклонилась к Хусу.
– Осторожней, – сказал он, обнимая ее рукой за талию. Катинка улыбнулась и откинулась назад. Лица начали расплываться у нее перед глазами. Только что-то черное, черное и белое, продолжало мелькать вокруг.
Она по-прежнему улыбалась, но закрыла глаза.
Ярмарочный шум, музыка, голоса, пронзительные звуки рожков сливались в ее ушах в какой-то общий гул, и все тихонько покачивалось.
Она приоткрыла глаза.
– Ничего не вижу, – сказала она и снова зажмурилась. Раздался звонок, карусель замедлила ход.
– Еще разок, – сказала она. Они закружились снова. Хус чуть подался к ней – она не замечала, что опирается на его плечо.
– Кольцо! – крикнула она, они пронеслись мимо кольца, и она засмеялась у самого лица Хуса.